Красовицкий, Александр Витальевич

Алекса́ндр Вита́льевич Красови́цкий (родился 17 октября 1967 года в Харькове, УССР) — украинский издатель, генеральный директор и основной владелец харьковского издательства «Фолио».

Окончил химический факультет Харьковского государственного университета. В 1990 году основал и возглавил харьковское издательство «Фолио». В 2003—2004 и 2005—2007 годах — назначался председателем правления Харьковской книжной фабрики имени Фрунзе. В ноябре 2004 — феврале 2007 года занимал пост заместителя председателя правления государственной акционерной компании «Укриздатполиграфия», владеющей акциями 30 полиграфических предприятий Украины.

В 2003 году «Фолио» выпустило 458 новых наименований общим тиражом более 2,7 млн экземпляров. К 2004 году издательство «Фолио» выпустило более 16 тысяч наименований книг, которые продаются на Украине, в России, дальнем зарубежье. В 2004 году занял 86-е место в сотне наиболее влиятельных людей Украины по версии журнала «Корреспондент».

В 2016 году Александр Красовицкий поддержал полный запрет на российские книги высказаный Остапом Семераком. Красовицкий считает, что украинский рынок книг всегда находился в тени у России, а сейчас есть шанс создать свой рынок посредствам полного запрета российских книг, чтобы люди были вынуждены покупать украинские книги. Директор украинского Института анализа и менеджмента политики Руслан Бортник считает, что за поддержкой «Фолио» запрета на ввоз книг стоит «банальная борьба за рынок сбыта, за вытеснение конкурентов с этого рынка», книги которых (российские) более конкурентноспособные.

С сентября 2016 года из-за нецензурного общения А. Красовицкого с продавцами, с ним и его издательством перестала работать сеть магазинов «Є».

Отрывок, характеризующий Красовицкий, Александр Витальевич

Де Боссе низко поклонился тем придворным французским поклоном, которым умели кланяться только старые слуги Бурбонов, и подошел, подавая конверт.
Наполеон весело обратился к нему и подрал его за ухо.
– Вы поспешили, очень рад. Ну, что говорит Париж? – сказал он, вдруг изменяя свое прежде строгое выражение на самое ласковое.
– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.