Фолк-метал

Фолк-метал
Направление:	Метал
Истоки:	Метал, народная музыка
Место и время возникновения:	Начало 1990-х, Великобритания Великобритания
Годы расцвета:	Начало 2000-х
Поджанры:
Ориентал-метал Средневековый метал Келтик-метал
Родственные:
Викинг-метал Пейган-метал
См. также:
Список исполнителей фолк-металла

Фолк-метал (англ. folk metal) — одно из направлений метала, вобравшее в себя элементы народной музыки. Это включает широкое использование народных инструментов и, в меньшей степени, традиционные стили пения. Ранним примером является английская группа Skyclad дебютный альбом которой считается одним из первых релизов в жанре. К середине 1990-х складываются различные региональные сцены: ирландская группа Cruachan, израильская Orphaned Land и немецкая Subway to Sally возглавляют келтик-метал, ориентал-метал и средневековый метал соответственно. Несмотря на их вклад, фолк-метал остаётся довольно малоизвестным в 1990-х. Популярность приходит в 2000-х, когда ряд финских исполнителей, как, например, Finntroll, Ensiferum, Korpiklaani, Turisas и Moonsorrow, получают широкую известность.

Пейган-метал и викинг-метал могут включать в себя фолк-метал, вместе с этим, они могут полностью переходить в блэк-метал. Поэтому эти термины чаще используются в отношении лирического содержания, а не звучания.

Характеристики

Музыка

Внешние видеофайлы
Примеры фолк-метала
	[www.youtube.com/watch?v=QjZ1B897Tuk Korpiklaani - Wooden Pints]
	[www.youtube.com/watch?v=4nPzGfv4Al4 In Extremo - Küss Mich]
	[www.youtube.com/watch?v=CJhi43RntJk Finntroll - Trollhammaren]

Как правило, фолк-метал подразумевает сплав подстилей метала с народной музыкой различных этнографических групп. Так, группы Primordial, Melechesh и Finntroll исполняют блэк-метал с примесью народной музыки. The Lord Weird Slough Feg и Mägo de Oz базируются на пауэр-метале. Германо-норвежская группа Midnattsol отталкивается от готик-метала. Прогрессивные тенденции наблюдаются у Elvenking, Lumsk и Týr. Некоторые группы не ограничиваются одним поджанром метала и фолк-музыкой. К примеру Orphaned Land мешают фолк, прогрессивный метал и дэт-дум-метал, или Ensiferum, музыка которых содержит элементы фолка, пауэр-метала и мелодик-дэт-метала. Известны также группы, использующие элементы неметаллической музыки. Норвежская группа Glittertind включает помимо всего прочего элементы панк-рока. Группа Agalloch характеризуется близостью к неофолку и пост-року.

Народные элементы в жанре часто отражают этническое происхождение музыкантов, примером тому является скандинавская музыка у Finntroll и Korpiklaani, или Балтийская народная музыка у Metsatöll и Skyforger, или ближневосточная народная музыка у Orphaned Land и Melechesh. Кельтская музыка может быть обнаружена у ирландских групп Cruachan и Waylander, а также у некоторых групп не-ирландского происхождения, например у Eluveitie или Tuatha de Danann. Народную музыку из разных регионов исполняют Elvenking и Ensiferum.

Инструменты

В фолк-метале используются те же самые типичные инструменты, характерные для метала (гитары, бас, барабаны) и, как правило, народные инструменты, которые колеблются от обычного до экзотического. Однако некоторые группы, как например Týr, обходятся и без них. Наиболее распространённым инструментом является скрипка. Скрипач в составе группы есть у Skyclad, Subway to Sally, Schandmaul, Mägo de Oz, Silent Silent Scream of Godless Elegy , Korpiklaani, Lumsk, Elvenking, Eluveitie, Turisas и Tuatha de Danann. Вистл или флейта есть у Cruachan, Waylander, Eluveitie, Metsatöll, Schandmaul и Morgenstern. Некоторые группы выдвигают на первый план более экзотические инструменты своего этнического происхождения или страны. К примеру, Skyforger играют на латвийской куокле (англ.), Metsatöll применяют эстонский торупилль (англ.), Korpiklaani — кантеле, Orphaned Land — уд и саз.

Вокал

В жанре используются различные стили вокала. Большинство групп использует экстремальный вокал, например Finntroll, Skyforger, Moonsorrow. Однако есть группы и с чистым вокалом, как например Mägo de Oz, Metsatöll. Группы Schandmaul, Primordial, Turisas, Windir и Wintersun применяют как чистый, так и экстремальный вокал.

В жанре можно обнаружить также традиционное народное пение. Jonne Järvelä исполняет йойк в группах Shaman, Finntroll и Korpiklaani. Народные стили пения можно услышать у Equilibrium, Metsatöll, Skyforger и Orphaned Land.

Лирика

В лирике фолк-метал исполнители чаще обращаются к темам язычества, природы, фэнтези, мифологии и истории.

Фолк-метал с самого начала был связан с язычеством, когда Мартин Уолкиер покинул свою прежнюю группу Sabbat, чтобы сформировать Skyclad, в частности, потому что группа «не хотела все дальше углубляться в язычество». Лирика Skyclad была связана с язычеством. Для Ville Sorvali из Moonsorrow, ярлык «языческий метал» является предпочтительным, «потому что он выражает идеологию, но не говорит ничего о самой музыке». Другими группами, предпочитающими термин «языческий метал», являются Cruachan, Eluveitie, Obtest и Skyforger.

Многие фолк-метал группы поют о природе, как например Korpiklaani, Elvenking, Midnattsol и Vintersorg. Для группы Agalloch природа — основная тема, «потому что мы примыкаем к тому, что является по существу жертвой человечества». Все участники Skyclad являются сторонниками «таких организаций, как Greenpeace и других, поскольку они одни из тех, кто встаёт и вступает в бой с людьми, желающими разрушить планету».

Лирика групп Ensiferum, Midnattsol и Cruachan содержит фэнтези. Elvenking используют фэнтези «в качестве метафоры для сокрытия глубокого смысла». Таким же образом фэнтези у Turisas противоречит освещению проблем, «которые более глубоки и имеют большее значение.»

Лирика в кельтском метале базируется на кельтской мифологии. История кельтов является другой популярной темой групп кельтского метала, таких как Cruachan, Eluveitie, Primordial и Mael Mórdha. Скандинавскую мифологию можно найти у Falkenbach, Týr, Finntroll, Mithotyn и Korpiklaani. Skyforger базируются на истории и мифологии их родной Латвии. Melechesh вдохновляются мифами и историей древней Месопотамии. Другими группами, включающими исторические темы в лирику, являются Falconer, Arafel и Slechtvalk.

Некоторые NSBM группы, как например Nokturnal Mortum, Темнозорь и Kroda, как было известно, перешли на пейган-метал, обстоятельство, которое Ciaran O’Hagan, вокалист Waylander, рассматривает как «оскорбление таких людей, как я, которые не имеют ничего общего с фашистскими идеалами.» Далее он предполагает, что NSBM группы играют пейган-метал «по всем неправильным причинам»: из-за незаконного присвоения языческих символов нео-нацизмом, несколько фолк-метал групп были также приняты за NSBM. Следовательно, такие группы как Cruachan, Skyforger, Moonsorrow, Månegarm и Týr должны были разъединить себя с нацизмом, фашизмом и расизмом. Skyforger добавили на обратной стороне своего альбома надпись «No Nazi Stuff Here!». Richard Lederer из Summoning опубликовал на сайте группы эссе, в котором он осудил национал-социализм. Группы, принимавшие участие на фестивале «Paganfest», проходившего в апреле 2008, подверглись обвинениям в том, что они являются нацистами, расистами и фашистами со стороны немецкого движения «Antifa». Ville Sorvali из Moonsorrow и Хери Йонсен из Týr сделали совместное видеообращение, чтобы опровергнуть эти обвинения, отмечая, что «одна из самых больших проблем, кажется, что мы используем древние скандинавские символы, как S (ᛋ) в эмблеме Moonsorrow и T (ᛏ) в эмблеме Týr».

История

Истоки (начало 1990-х)

	Образец фолк-метала.
	Фрагмент песни «The Widdershins Jig» группы Skyclad из альбома The Wayward Sons of Mother Earth 1991-го года.
Помощь по воспроизведению

Группа Skyclad была сформирована в 1990 году, их дебютный альбом The Wayward Sons of Mother Earth (1991) представляет собой трэш-метал с добавлением скрипки сессионного музыканта Майка Эвана на нескольких треках. Альбом был тепло встречен музыкальной прессой, в особенности песня «The Widdershins Jig». Таким образом, Skyclad стала основательницей фолк-метала, что признал также Кит Фэй из группы Cruachan.

Дебютный релиз португальской группы Moonspell, миньон 1994 года Under the Moonspell, содержит элементы восточного фолка. Однако уже в следующем году, с выпуском альбома Wolfheart (1995), группа уходит в сторону готик-метала.

Финская группа Amorphis была сформирована в 1990 году. Их второй альбом Tales from the Thousand Lakes (1994) был отмечен множеством красивых мелодий, основанных на финской народной музыке. Благодаря этой своей работе группа получила широкую известность и признание.

Региональные сцены (середина 1990-х)

Ориентал-метал

Прогрессив-метал группа Orphaned Land, сформированная в 1991 году в Израиле, выпустила свою первую демозапись в 1993 году и быстро привлекла к себе внимание лейблов своим необычным звучанием. Дебютный альбом Sahara последовал в 1994. Их музыка содержит элементы восточной музыки. Считается, что Orphaned Land являются основателями стиля, названного «ориентал-метал». В 1993 году в Израиле так-же образовалась и другая известная ориентал-метал группа — Melechesh, одна из первых антихристианских групп в городе Иерусалим. Начав с блэк-метала они перешли на ориентал-метал, первое проявление которого можно услышать на миньоне The Siege of Lachish (1996). В 1992 году в Сингапуре была образована группа Rudra — группа, состоящая из индусов и играющая в стиле блэк-метал с элементами традиционной индийской Карнатической музыки. Кроме того, в содержании лирики песен присутствует санскритский язык и Веды, древние мантры и т. п. Группа описывает свой стиль как «ведический металл».

Средневековый метал

Восточногерманская группа Subway to Sally была сформирована в 1992 году как англоязычная фолк-рок-группа, включающая элементы ирландской и шотландской музыки. Начиная со второго альбома MCMXCV, выпущенного в 1995 году, группа начинает исполнять песни на немецком языке. Под влиянием группы Skyclad они исполняют смесь тяжелого рока и метала, обогащенного средневековыми мелодиями, проникнутыми в композиции через звучание волынки, шарманки, лютни, мандолины, скрипки и флейты, в сочетании с немецкоязычной романтической поэзией в лирике. С приобретением успеха в родной Германии они становятся изобретателями «средневекового метала». По пути Subway to Sally пошли и многие другие группы. Сформированная в 1996 в Берлине группа In Extremo добилась немалого успеха благодаря своему яркому имиджу. Успех на германской сцене имела также группа Schandmaul, называющая себя «современными менестрелями».

Келтик-метал

Дебютный альбом Tuatha Na Gael ирландской группы Cruachan был издан в 1995 году, подобное сочетание кельтской музыки и метала на сегодняшний день называют «келтик-металом». Группа Primordial, относившая себя ко второй волне блэк-метала, выпустила свою первую демозапись в 1993 году, параллельно с Cruachan. В их музыке также присутствуют элементы ирландского фолка, однако они скрыты под более мрачным звучанием.

Латиноамериканский метал

Перуанская группа Kranium была образована в 1984 году. На своём дебютном альбоме Sociedad o Suciedad (1991) она сочетала дэт, дум и андский фолк. Другим ранним представителем латиноамериканского метала является группа Kraken с дебютным альбомом Kraken IV… Piel de Cobre (1993). Группы данного направления вдохновляются в основном культурой инков (Yawarhiem, Ch'aska, Kranium из Перу, Tierramystica, Toccata Magna из Бразилии, Aztra из Эквадора, Llaxsay из Чили, Guahaihoque из Колумбии, Arraigo из Аргентины), либо культурой ацтеков (Yaotl Mictlan, Muluc Pax, Kukulcan из Мексики).

Развитие (конец 1990-х)

Норвежская группа Storm была кратковременным явлением, в её состав входили Fenriz из Darkthrone, Satyr из Satyricon и Кари Руэслоттен из The 3rd and the Mortal. Их единственный альбом Nordavind был издан в 1995, а звучание народных инструментов в нём имитировалось синтезатором. Группа Empyrium из Германии также применяла синтезатор для создания мрачной атмосферы своего дебютного альбома A Wintersunset (1996).

В 1996 году появился дебютный альбом блэк-метал-проекта из Германии, состоящего из одного мультиинструменталиста Vratyas Vakyas, известного как Falkenbach. Музыка Falkenbach была эпичной, изобиловала клавишными, содержала элементы народной музыки, а тексты были про викингов, таким образом, она объединяла фолк-метал с викинг-металом. Подобное слияние жанров в ближайшие два года развивали Windir, Månegarm и Thyrfing.

Предшествующая большинству фолк-метал групп, испанская группа Mägo de Oz была сформирована ещё 1989, однако выпустила свой дебютник лишь в 1994. Состав группы включал девять участников и с течением времени они стали играть смесь пауэр-метала с кельтским металом. Они были весьма популярны в родной Испании и Южной Америке. Американская группа The Lord Weird Slough Feg, также связанная с пауэр-металом, была сформирована в 1990, а свой дебютник издала в 1996.

Дум-метал группа Silent Stream of Godless Elegy была сформирована в 1995, начиная со второго альбома Behind the Shadows (1998) она стала внедрять в свою музыку элементы фолка.

Фолк-метал бум (2000-е годы)

Одной из первых добилась известности финская группа Finntroll, сформированная ещё в 1997 году. Второй альбом Jaktens Tid (2001) принёс ей большой успех. Вокал на некоторых песнях этого альбома исполнил Jonne Järvelä − вокалист другой известной финской группы Korpiklaani. Если, в основном, фолк-метал группы начинали с исполнения метала, только потом добавляя в свою музыку элементы народной музыки, то Korpiklaani наоборот, начав с народной музыки, перешла на фолк-метал. Её история началась с образования дуэта Shamaani Duo, исполнявшего саамскую народную музыку. После выпуска единственного альбома дуэт трансформируется в группу Shaman, реализовавшую два альбома. Смена названия на «Korpiklaani» в 2003 году отражала изменения произошедшие в музыке − традиционный йойк и использование саамского языка были сняты, а синтезатор был заменен реальными музыкальными инструментами. Finntroll же, напротив, применяли синтезатор для игры в стиле хумппа. Клавишник Finntroll Хенри Сорвали является также участником группы Moonsorrow, которую он создал ещё в 1995 году. Moonsorrow смешивает фолк-метал, викинг-метал и элементы симфонической музыки. Наличие сильной финской фолк-метал-сцены и успех её участников способствовали появлению в начале 2000-х новых групп, таких как Cadacross, Ensiferum, а позже Turisas и Wintersun.

Кроме Финляндии растущему жанру посодействовали и другие европейские страны. Otyg и Vintersorg появились в Швеции, Kampfar, Lumsk, Ásmegin, Trollfest в Норвегии, Wuthering Heights, Svartsot, Týr в Дании, Metsatöll, Raud-Ants в Эстонии, Obtest в Литве, Skyforger в Латвии, Balkandji в Болгарии, Elvenking в Италии, Eluveitie в Швейцарии, Dalriada в Венгрии, Heidevolk в Нидерландах, Equilibrium, Suidakra, Wolfchant в Германии.

Вне европейского континента фолк-метал является достаточно редким явлением и включает, кроме вышеупомянутых The Lord Weird Slough Feg, американскую группу Agalloch. Их музыка помимо географически аномального фолк-метала включает элементы экспериментальной и электронной музыки. Другим примером географически аномального фолк-метала является группа Tuatha de Danann из Бразилии, исполняющая кельтский метал. Folkearth — международный фолк-метал-проект с участниками из нескольких европейских стран. В начале проект включал 14 музыкантов. На втором альбоме By the Sword of My Father (2006) их число достигло 31.

Отрывок, характеризующий Фолк-метал

Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.