Фолл, Бернард
| Бернард Фолл | |
| Bernard B. Fall | |
| Военный историк | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
21 февраля 1967 (40 лет) |
| Место смерти: |
Фу-Бай, Южный Вьетнам |
Бернард Фолл (англ. Bernard Fall, 11 ноября[1] 1926, Вена, Австрия — 21 февраля 1967, Фу-Бай, Южный Вьетнам) — американо-французский учёный, военный историк, автор выдающихся трудов по истории французской и американской войн во Вьетнаме.
Содержание
Ранняя жизнь
Бернард Фолл родился в Вене (Австрия) в семье предпринимателя. В Австрии прошли его детские годы. После аншлюса 1938 года семья, будучи австрийскими евреями, перебралась во Францию, но уже в 1940 году Франция была оккупирована Германией. Отец Фолла, Леон, присоединился к французскому движению Сопротивления. В 1943 году он был схвачен и умер под пытками; мать Фолла (Анна Зелигман) была отправлена в концлагерь Аушвиц, и её дальнейшая судьба неизвестна. После потери родителей Бернард примкнул к движению Сопротивления в Савойе. Он участвовал во многих партизанских операциях и получил опыт, который впоследствии оказался очень ценным. Когда в 1944 году англо-американские войска вторглись во Францию, он вступил в ряды 4-й Марокканской горной дивизии, в которой служил до 1946 года. Во время войны Фолл получил два боевых ранения и французскую Медаль Освобождения.
Учеба
После окончания войны Фолл некоторое время работал аналитиком на Нюрнбергском процессе, изучая промышленность Круппа. В 1948—1950 годах он учился в университетах Парижа и Мюнхена. Получив Фулбрайтовский грант на обучение, в 1951 году Фолл отправился в США. Там он продолжил своё обучение в университетах Мэрилэнда и Сиракуз. В это время еще ничто не говорило о его будущем увлечении: темой его магистрской работы, защищенной в 1952 году, было тайное перевооружение Германии между двумя мировыми войнами. В том же году он посещал школу углубленного международного изучения при университете Джона Хопкинса (Вашингтон). Здесь ему впервые было предложено изучать тему Индокитая, причем совет был почти случайным. В школе был курс по Индокитаю, и ведущий его профессор Ванденбош заметил, что Фолл мог бы заняться этой темой из-за своих связей с Францией.
Фолл серьёзно подошел к совету профессора. В 1953 году он на свои деньги совершил поездку в Индокитай, где в это время в полном разгаре была колониальная война, которую Франция вела против повстанцев Вьетминя. Фолл не был праздным наблюдателем: он общался с французскими солдатами и лично побывал на боевых операциях (здесь ему впервые помогло французское гражданство и его служба во французской армии). Он пришел к выводу, что Франция проиграет эту войну. С этого времени его интересы целиком и полностью были связаны с Индокитаем.
Военный историк
Вернувшись в США, Бернард Фолл женился на Дороти Уинер (Winer). В 1955 году он стал доктором Сиракузского университета. Некоторое время преподавал в Американском университете. С 1956 года Фолл изучал международные отношения в Говардском университете. В нем он стал профессором (1962) и работал до самой смерти.
Фактически Фолл был первым серьёзным исследователем французской войны в Индокитае, что помогло ему быстро занять место наиболее компетентного эксперта по этому региону. В рамках научной работы он еще пять раз посещал его (в 1957, 1962, 1965, 1966 и 1967 годах). Получив грант СЕАТО на изучение азиатского коммунизма, он побывал на войне в Лаосе. В 1962 году ему предоставилась возможность (опять благодаря французскому гражданству) взять интервью у Хо Ши Мина и премьер-министра Северного Вьетнама Фам Ван Донга в Ханое. Не ограничиваясь изучением французской войны, Фолл следил за всеми текущими событиями в Северном и Южном Вьетнаме. В 1961 году министерство обороны США вручило ему специальную премию за «неустанные усилия представлять факты и информацию такими, какими они есть, а не такими, какими их хотелось бы видеть». От многих других исследователей и ученых Фолл отличался тем, что во время своих визитов во Вьетнам он ходил на операции с южновьетнамскими и американскими солдатами. Это давало ему взгляд на войну глазами простого солдата со всеми трудностями полевых условий — грязью, пиявками, дизентерией. В своих работах он умело сочетал описание стратегического и оперативного измерений войны с мелкими деталями боевых действий на уровнях до роты. Его собственное партизанское прошлое позволяло ему лучше понимать тактику коммунистических партизан.
Широкую известность Фоллу принесла его вторая книга «Улица без радости», посвященная французской войне во Вьетнаме. В её конце он высказал некоторые мысли относительно американских усилий в Юго-Восточной Азии, которые развил в последующих работах. Фолл в целом поддерживал американское вмешательство во Вьетнаме, считая, что оно поможет Южному Вьетнаму отстоять свою независимость; при этом он не был ярым антикоммунистом, его биографические заметки о Хо Ши Мине выдержаны в дружелюбном тоне. Он очень критически относился к южновьетнамскому режиму Нго Динь Зьема, в результате чего до свержения Зьема в 1963 году был объявлен в Южном Вьетнаме персоной нон-грата. По мере развития событий в регионе Фолл видел все больше параллелей между американской и проигрышной французской стратегией, не стесняясь высказывать свою критику в лекциях, статьях и книгах. Фолл открыто говорил, что если Америка продолжит использовать те же методы, которые использовали французы, то неминуемо проиграет. Постепенно его высказывания об американском вмешательстве во Вьетнаме стали настолько пессимистичными, что им заинтересовалось ФБР, заподозрившее в нем французского шпиона. Его даже обвиняли в том, что он чрезмерно критичен к американцам и более мягок к французам. При этом все признавали его крупным специалистом в данной тематике, и значительная часть его работ была высоко оценена.
Смерть
В последней книге, изданной при его жизни («Ад в очень маленьком месте»), Фолл проанализировал осаду Дьен-Бьен-Фу — решающее сражение французской войны в Индокитае. В начале 1967 года он в очередной раз отбыл в регион — на американскую войну, чтобы собрать материал для следующей книги. 21 февраля 1967 года он находился с подразделением американской морской пехоты, участвовавшим в операции «Chinook II». После окончания небольшой стычки с вьетконговцами Фолл сидел в джипе, диктуя отчет о происходящем на свой магнитофон, когда джип наехал на мину. По иронии судьбы, Бернард Фолл погиб на дороге № 1 южнее Хюэ — в том самом месте, которое французские солдаты назвали «улицей без радости» и которому Фолл посвятил свою лучшую книгу.
У него осталось три дочери. Вдова Дороти Фолл издала его черновые материалы и написала книгу мемуаров «Бернард Фолл: Воспоминания о солдате-ученом» (Bernard Fall: Memories of a Soldier-Scholar) (2006).
Оценка деятельности
Работы Бернарда Фолла по истории войны Франции в Индокитае считаются классическими; на них ссылаются практически в любом серьёзном исследовании по данной теме. Ветеран Вьетнама и известный военный журналист полковник Дэвид Хэкворт так сказал об историке: «Бернард Фолл знал страну, врага и природу войны лучше, чем кто-либо еще из числа людей, встреченных мной за время моего долгого участия в войне в Юго-Восточной Азии… Его смерть была огромной трагедией для нашей нации. Он имел силу, знание и способность влиять на политиков, и в тот момент, когда он погиб, он находился на подъеме». Удивительно, но «с другой стороны» Фолл получил не менее уважительную оценку. Генерал Во Нгуен Зиап, бывший главнокомандующий северовьетнамской армией и министр обороны Северного Вьетнама, отметил: «Он был большим другом вьетнамского народа, бойцом, пожертвовавшим собой в борьбе за правду, свободу и мир на нашей Земле, которая так часто бывает неспокойной»[2].
Книги
Бернард Фолл написал около десятка книг и более 200 статей.
- «Режим Вьетминя: правительство и администрация в Демократической Республике Вьетнам» (The Viet-Minh Regime: Government and Administration in the Democratic Republic of Vietnam) (1954)
- «Улица без радости: Французский разгром в Индокитае» (Street Without Joy: The French Debacle in Indochina) (1961)
- «Два Вьетнама: Политический и военный анализ» (The Two Vietnams: A Political and Military Analysis) (1963)
- «Читатель Вьетнама» (The Vietnam Reader) (1965)
- «Свидетель Вьетнама. 1953—1966» (Vietnam Witness 1953—1966) (1966)
- «Ад в очень маленьком месте: Осада Дьен-Бьен-Фу» (Hell in a Very Small Place: The Siege of Dien Bien Phu) (1966)
- «Последние размышления о войне: Последние комментарии Бернарда Фолла о Вьетнаме» (Last Reflections on a War: Bernard B. Fall's Last Comments on Vietnam) (посмертное издание, 1967)
- «Анатомия кризиса: Лаосский кризис 1960—1961» (Anatomy of a Crisis: The Laotian Crisis of 1960—1961) (посмертное издание, 1969)
Напишите отзыв о статье "Фолл, Бернард"
Примечания
См. также
Ссылки
- [www.historynet.com/magazines/vietnam/3807101.html Bernard B. Fall: Vietnam War Author] (англ.)
Отрывок, характеризующий Фолл, Бернард
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.
Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?
В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
