Фондезин, Вилим Петрович

Вилим Петрович фон Дезин
Дата рождения	1740(1740)
Дата смерти	30 декабря 1826(1826-12-30)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	флот
Годы службы	1757—1826
Звание	адмирал
Командовал	фрегат «Св. Павел» фрегат «Северный Орел» корабль «Трех Иерархов» корабль «Всеволод» Черноморский флот
Сражения/войны	Семилетняя война, Русско-турецкая война 1768-1774: Чесменское сражение Русско-шведская война (1788—1790): Гогландское сражение
Награды и премии
Связи	брат М. П. Фондезин

Вилим Петрович фон Дезин (Фондезин) (1740 — 30 декабря 1826) — русский адмирал, командующий Черноморским флотом.

Биография

В 1754 году Вилим фон Дезин поступил в Морской кадетский корпус, который окончил в 1757 году с производством в чин гардемарина.

В 1754—1758 годах ежегодно плавал из Кронштадта в Архангельск и обратно. В 1758 году он был произведен в чин мичмана. В следующем году фон Дезин находился при описи Прусских и Померанских островов.

В 1760—1761 годах участвовал в Кольбергской экспедиции в качестве адъютанта начальника русского морского десанта капитана 1-го ранга Г. А. Спиридова. В 1762 году произведен в первый офицерский чин унтер-лейтенанта. В 1764 году произведен в чин в лейтенанта.

В 1769 году на 66-пушечном корабле «Евстафий Плакида» под командованием капитана 1-го ранга А. И. фон Круза совершил переход в Средиземное море в составе эскадры адмирала Спиридова. 30 июля произведен в чин капитан-лейтенанта. В том же году участвовал в Морейской экспедиции и затем был переведен на флагманский корабль «Трех Иерархов» под командованием капитана бригадирского ранга С. К. Грейга, на котором участвовал 25 июля 1770 года в Чесменском бою. Затем командовал 16-пушечным фрегатом «Св. Павел», после чего вступил во временное командование флагманским кораблем «Трех Иерархов», сдав который в 1771 году, остался на том же корабле в должности казначея при главнокомандующем графе А. Г. Орлове-Чесменском. 24 июня того же года фон Дезин был произведен в чин капитана 2-го ранга. Участвовал 2 ноября в десантной вылазке, при атаке крепости на острове Митилене. В 1772 году командуя кораблем «Всеволод», крейсировал в эскадре контр-адмирала А. В. Елманова, которая пошла для поиска от Аузы до Дарданелл, где и заняла станцию. Командуя фрегатом «Северный Орел» возглавлял небольшую эскадру из трех фрегатов, пакетбота и полаки, отряженную для поиска турецких судов. Крейсируя в Самосском канале, ограничился лишь взятием нескольких незначительных призов. 16 июля 1773 года вместе со своими судами вошел в состав отряда контр-адмирала А. В. Елманова, перед которым стояла задача атаковать крепости Бодрум и Станчио, сделать всевозможный вред берегам и вывести из-под Бодрума стоявшие там фрегаты; но эта экспедиция оказалась очень неудачной.

После заключения Кучук-Кайнарджийского мира фон Дезин вернулся обратно в Россию и был назначен в 1776 году командиром 66-пушечного корабля «Европа». 7 июля того же года произведен в чин капитана 1-го ранга и назначен в комиссию для разбора журналов, планов и карт архипелагской экспедиции и для составления по ним исторического описания. 10 октября 1778 года фон Дезин был назначен начальником 8-й эскадры, состоящей из кораблей «Слава России», «Благополучие» и «Твердый», фрегатов «Мария», «Александр» и «Воин».

В 1779 году фон Дезин плавал в Балтийском море, командуя эскадрой в составе кораблей «Царь Константин», «Благополучие» и «Твердый», фрегатов «Мария», «Александр» и «Воин». В 1780 году командовал эскадрой в составе 66-пушечных кораблей «Не тронь меня» и «Иануарий» и пинков «Евстафий» и «Кола». Эта эскадра должна была плавать к Нордкапу и до Белого моря, охранять торговлю и уничтожать каперов. Эскадра только 10 июня пошла по назначению, 23 июля начала своё крейсерство, а 13 августа пинки, по случаю увеличения числа больных и по имеющейся у них течи, пошли к отечественным портам. Через 5 дней корабли тоже ушли к своим портам, причем «Иануарий» сломал грот-мачту и был вынужден зимовать и чиниться в Бергене. 9 сентября «Евстафий» погиб у берегов шотландского острова Грофкерри, а «Кола», имея 3 умершими и 17 человек сильно больными, 2 октября пришел в Копенгаген, где тоже зазимовал. 23 сентября фон Дезин со своим кораблем пришел в Копенгаген, не имея никаких известий о судах его эскадры, и, воспользовавшись тем, что эскадра контр-адмирала А. И. фон Круза возвращалась в Кронштадт, присоединился к ней, куда и пришел 17 октября, растеряв свои суда по дороге, за что и получил выговор от Адмиралтейств-коллегии, в котором еще ставилось ему на вид, что «в присланном рапорте пропущено число больных и время, когда рапорт писан».

7 июня 1782 года был назначен был командовать судами Азовской флотилии под командованием адмирала А. Н. Сенявина. 28 июня того же года произведен в чин капитана генерал-майорского ранга. 14 июля Виллем фон Дезин был перечислен в чин контр-адмирала. 22 сентября 1787 года произведен в вице-адмиралы.

10 июля 1788 года командуя эскадрой в составе 100-пушечных кораблей «Саратов», «Три Иерарха», «Чесма», фрегата «Надежда» и пяти транспортов, которая следовала из Кронштадта в Копенгаген, у острова Готланд встретился со шведской эскадрой в составе 12 кораблей, 5 фрегатов и 3 катеров по командованием генерал-адмирала герцога Карла Зюдерманландского. Герцог потребовал себе салюта, хотя существующие на то время русско-шведские соглашения не требовали этого. Фон Дезин отсалютовал герцогу выстрелами и объявил, что он делает этим вежливость особе главнокомандующего шведским флотом, как брату короля. Герцог ответил ему восемью, как младшему по чину. Этим инцидент был исчерпан. Разойдясь с неприятелем, фон Дезин пошел дальше, но за противными ветрами лишь 29 июня пришел в Копенгаген, где скоро и получил указ от 27 июня о начале военных действий со шведами.

Во время русско-шведской войны фон Дезин проявил себя как нерешительный флагман, в частности в начале войны по его вине был захвачен транспорт «Кильдюин».

Статс-секретарь А. В. Храповицкий в своем журнале указывает, что раздраженная императрица сказала: «Тот виноват перед отечеством, кто ввел обоих фон Дезинов в адмиралы».

Летом 1788 года фон Дезин командовал эскадрой в Копенгагене, перед которой была поставлена задача блокировать шведский порт Карлскрона. Однако, несмотря на полученное подкрепление в виде отряда под командованием контр-адмирала И. А. Повалишина, он ставил свой пост и вернулся в Копенгаген, ссылаясь на нехватку продовольствия и питьевой воды на кораблях эскадры.

20 декабря получен был приказ фон Дезину сдать эскадру контр-адмиралу Повалишину, а самому ехать в Петербург. Получив еще вначале известие, что эскадра не вошла в порт, а показался уже лед, Императрица сказала: «Фон Дезин проспит и потеряет 11 кораблей». Тем не менее, он за совершение восемнадцати морских компаний 27 ноября 1792 года награждён был орденом Св. Георгия 4-й степени. 23 сентября 1793 года Виллем фон Дезин был награждён орденом Владимира 2-й степени.

В 1794 году фон Дезин был назначен был главным командиром галерного флота и порта. После восшествия на престол императора Павла I, 13 ноября 1796 года вице-адмирал был награждён орденом орден Св. Анны 1-й степени. 8 июня 1797 года произведен в чин адмирала с назначением начальником дивизии красного флага. В 1798 году фон Дезин был назначен директором Балтийского штурманского училища и исправлял временно должность главного командира Кронштадтского порта за отсутствием адмирала Пущина. 21 января 1799 года фон Дезин был назначен главным командиром Черноморского флота и пожалован орденомСв. Александра Невского. При восшествии на престол императора Александра I был назначен членом «Комитета по образованию флота» под председательством действительного тайного советника графа A. P. Воронцова. Комитет занимавшийся пересмотром всех морских регламентов, уставов и штатных положений для флота и его управлений был закрыт 5 апреля 1805 года, а фон Дезин был назначен членом Адмиралтейств-коллегии. Одновременно с занятиями в «Комитете для образования флота», фон Дезин с 21 мая 1802 года был определен присутствующим в Правительствующем Сенате, где он заседал до 1804 года в I департаменте, 1805—1808 годах в V департаменте, в 1808—1826 годах в I отделении V департамента. 1 января 1810 года был назначен членом Государственного совета по департаменту военных дел с оставлением в Сенате. 22 августа 1826 года, в день коронации императора Николая I, был пожалован орденом Св. Владимира 1-й степени.

Литература

• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы, ИД «Рипол Классик»
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.

Ссылки

• [militera.lib.ru/h/shirokorad1/index.html Широкорад А. Б. «Северные войны России»]

Отрывок, характеризующий Фондезин, Вилим Петрович

Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.