Фондезин, Мартын Петрович

Мартын Петрович фон Дезин
Дата рождения	1738(1738)
Место рождения	Санкт-Петербург
Дата смерти	30 декабря 1821(1821-12-30)
Место смерти	Архангельск
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	флот
Годы службы	1758—1811
Звание	адмирал
Командовал	корабль «Иезекииль» фрегат «Счастливый» корабль «Давид Солунский»
Сражения/войны	Семилетняя война Русско-турецкая война (1768—1774) Русско-шведская война (1788—1790)
Награды и премии
Связи	брат В. П. фон Дезин

Фондезин (фон Дезин) Мартын Петрович (1738, Санкт-Петербург — 30 декабря 1821, Архангельск) — российский адмирал.

Биография

15 мая 1754 года он поступил в Морской кадетский корпус. 20 февраля 1757 года произведен в чин гардемарина. 27 апреля 1758 года произведен в чин мичмана и назначен служить на корабли Балтийского флота. В 1764 году он был произведен в чин лейтенанта. В 1769 году фон Дезин был командирован в Донскую экспедицию на Икорецкую верфь и произведен в чин капитан-лейтенанта.

С 1770 года командовал «новоизобретенным» кораблем «Хотин» под флагом «начальника заводимого на Азовском и Черном морях флота» вице-адмирала А. Н. Сенявина. 17 мая 1771 года он вышел с флотилиею, состоявшею из пяти 42-пушечных прамов, 1 — 3-мачтового корабля, 9 — 2-мачтовых кораблей и 2-х бомбардирских, 2-х фрегатов, 1-й дуббель-шлюпки и 1-го палубного бота: это была первая эскадра после 1699 г., шедшая под вице-адмиральским флагом для воспрепятствования туркам сделать высадку на берега Крыма. По этому поводу Императрица Екатерина II написала вице-президенту адмиралтейств-коллегии, графу Ивану Чернышеву: «С большим удовольстием усмотрела я, что 17 мая Российский флаг веял на Азовском море после 70-летней перемешки; дай Боже вице-адмиралу Сенявину счастливый путь и добрый успех!». Затем Мартын фон Дезин вышел из Керчи в Черное море до Ялты. В 1773 г., командуя фрегатом «Первый», Дезин участвовал в крейсерстве по Черному морю в отряде вице-адмирала А. Н. Сенявина, состоявшем из пяти 16-пушечных кораблей и двух 32-пушечных фрегатов, который 5 сентября у Суджук-Кале встретил турецкий отряд, состоящий из 5-ти больших кораблей, 2 фрегатов, 2 шебек и 1 галеры; но турки уклонились от боя и под всеми парусами пошли к берегам Анатолии; русские суда гнались за турками, но «за тяжестью в ходу новоизобретенных кораблей, достичь их не могли».

В 1774 году фон Дезин был переведен был из Азовской флотилии в Балтийский флот, где назначен командиром 54-пуш. корабля «Город Архангельск». В 1775 году был назначен командиром фрегата «Григорий», на котором был в отдельном плавании в Балтийском море. 20 августа того же года был произведен в чин капитана 2-го ранга. В 1776 г. командовал на кронштадтском рейде новопостроенною яхтою «Екатерина» и назначен в комиссию для разбора журналов Донской экспедиции и для составления по ним исторического описания. В 1777 г. командовал флагманским кораблем «Иезекиил» в составе Кронштадтской эскадры вице-адмирала В. Я. Чичагова, а в 1778 г., уже в чине капитана 1 ранга, командовал фрегатом «Счастливый» в эскадре контр-адмирала Барша и плавал у Красной Горки «для опыта нового вооружения». 19 июля эскадре произвела смотр императрица. Она в сопровождении большой свиты, на яхте «Екатерина» пришла к Красной Горке, а на следующий день вернулась обратно в Петергоф.

В 1779 г. назначен заведовать Петербургскою корабельною командою и командовал новопостроенным в С.-Петербурге кораблем «Давид Солунский», который был спущен 26 июня в Высочайшем присутствии. 28 февраля 1780 г. была объявлена декларация о вооруженном нейтралитете, и для ограждения принципов её были назначены 3 эскадры: 1-я контр-адмирала Борисова; 2-я — капитана бригадирского ранга Палибина, в состав которой входил и Мартын фон Дезин со своим кораблем «Давид Солунский». 1-я и 3-я снялись совместно с якоря, прошли Балтийское море и Английский канал. 11 августа на корабле «Давид» был собран «консилиум»; на корабле было 13 тяжело больных и 103 слабых: — постановили просить командующего эскадрою позволения идти в ближайший порт «для освежения команды». Палибин разрешил, и корабль «Давид» 15 августа пришел на Портсмутский рейд. Больных было 153, и их стали свозить на остров Вайт; потом стали понемногу поправляться и только 7-го октября мог идти на соединение с эскадрой, которая должна была уже окончить своё плавание и возвращаться к своим портам, а между тем, не надеясь прийти до мороза в Россию, Палибин спустился в Лиссабон, где и зазимовал. Не зная этого, фон Дезин 11 октября вышел из Портсмута, не встречая эскадры в Английском канале, пошел к Копенгагену, где, напрасно прождав до 9 декабря своего флагмана, втянулся в гавань и расположился на зимовку; 1781 г. 23 апреля он ушел из Копенгагена и 8 мая пришел обратно в Кронштадт, где втянулся в гавань и был назначен командовать яхтою «Екатерина».

28 июня 1782 года фон Дезин был произведен в капитаны бригадирского ранга, 15 июля назначен к исправлению должности капитана над Кронштадтским портом. 24 ноября 1783 года он был произведен в чин капитана генерал-майорского ранга. 1 января 1784 года перечислен в чин в контр-адмирала. Командуя архангелогородскою эскадрою (2 корабля и 2 фрегата), привел её благополучно в Кронштадт. В 1788 году командовал авангардом эскадры адмирала С. К. Грейга, который состоял из кораблей: «Дерись», «Память Евстафия», «Карл-Иоанн» (под флагом М. фон Дезина), «Ярослав» и «Виктор». Эскадра Грейга (17 кораблей) встретила шведскую эскадру герцога Зюдерманландского: 16 кораблей и 7 фрегатов, около острова Гогланда, где 6 июля и разыгралось знаменитое Гогландское сражение, разрушившее планы шведского короля о внезапном нападении и овладении Петербургом. В этом сражении M. фон Дезин вызвал большое негодование Грейга за свою плохую распорядительность; а потому он в своем всеподданнейшем донесении от 11 июля говорит: «В ариергардии же, под командою контр-адмирала фон Дезина, сражение начато прежде, нежели сия дивизия довольно близко могла подойти к неприятелю; притом два задние корабля в скорости поворотили прочь от неприятеля». Результатом было то, что Государыня в своем Высочайшем указе графу Чернышеву от 18 июля говорит: «Находящегося во флоте, адмиралом Грейгом предводимым, фон Дезина повелеваем отозвать для употребления его к другому делу по усмотрению адмиралтейств-коллегии». Из судов его отряда корабль «Дерись», под командою капитана 1 ранга Саввы Коковцева, совершенно уклонился от боя и в сражении не участвовал, за что Коковцев был, по сентенции военного суда, приговорен к смертной казни, но Императрицею был разжалован в матросы «навечно», с переводом в Черноморский флот. Корабль «Память Евстафия» под командою капитана 1 ранга Андрея Баранова, приняв участие в начале сражения, потом самовольно уклонился от боя, за что Баранов военным судом приговорен к разжалованию в рядовые на месяц, но по Высочайшей конфирмации он «исключен со службы с тем, чтобы впредь вечно в оную и ни к каким делам не употреблять».

Через год Дезин был прощен и командовал судами. Вскоре его младший брат, Вилим фон Дезин, тоже отличился в отрицательном смысле и тогда Императрица рассердившись сказала: «Тот виноват перед отечеством, кто ввел обоих фон Дезинов в адмиралы». Но это не помешало Мартына Петровича в 1790 г. 6 июля произвести в вице-адмиралы, но в указе о производстве сказано «употреблять в должность по чину его по адмиралтейству». 28 мая 1791 г. журналом адмиралтейств-коллегии № 2866 контр-адмирала фон Дезина, по необходимой настоятельной надобности за совершенным недостатком коллегских членов, постановлено было «определить в присутствие в коллегии, поручая ему управление счетною экспедициею, для чего его, контр-адмирала, привесть к присяге по закону».

В 1793 г. был определен в генерал-контролеры; в 1797 г. награждён орденом Анны I степени, а в 1798 г. назначен военным губернатором и главным командиром Архангельского порта, где и был в 1799 г. произведен в адмиралы. Все шло благополучно до 1811 г., когда началась страшная смертность в Архангельском морском госпитале, и туда был по Высочайшему повелению командирован штаб-лекарь Жуков. Следствие открыло массу злоупотреблений, за которые медицинский инспектор, штаб-лекарь Заммер, сослан в Мезень, а комиссар Михайлов разжалован в матросы; не избег наказания и губернатор Мартын фон Дезин. Он был уволен со службы, с запрещением въезда в обе столицы, за злоупотребления, допущенные в Архангельском госпитале. Но 12 декабря того же 1811 года фон Дезин был Всемилостивейше прощен и уволен от службы с полным жалованьем.

Литература

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Скрицкий Н. В. Русские адмиралы, ИД «Рипол Классик»

Отрывок, характеризующий Фондезин, Мартын Петрович

– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
Когда князь Мещерский уехал, князь Андрей взял под руку Пьера и пригласил его в комнату, которая была отведена для него. В комнате была разбита кровать, лежали раскрытые чемоданы и сундуки. Князь Андрей подошел к одному из них и достал шкатулку. Из шкатулки он достал связку в бумаге. Он всё делал молча и очень быстро. Он приподнялся, прокашлялся. Лицо его было нахмурено и губы поджаты.
– Прости меня, ежели я тебя утруждаю… – Пьер понял, что князь Андрей хотел говорить о Наташе, и широкое лицо его выразило сожаление и сочувствие. Это выражение лица Пьера рассердило князя Андрея; он решительно, звонко и неприятно продолжал: – Я получил отказ от графини Ростовой, и до меня дошли слухи об искании ее руки твоим шурином, или тому подобное. Правда ли это?
– И правда и не правда, – начал Пьер; но князь Андрей перебил его.
– Вот ее письма и портрет, – сказал он. Он взял связку со стола и передал Пьеру.
– Отдай это графине… ежели ты увидишь ее.
– Она очень больна, – сказал Пьер.
– Так она здесь еще? – сказал князь Андрей. – А князь Курагин? – спросил он быстро.
– Он давно уехал. Она была при смерти…
– Очень сожалею об ее болезни, – сказал князь Андрей. – Он холодно, зло, неприятно, как его отец, усмехнулся.
– Но господин Курагин, стало быть, не удостоил своей руки графиню Ростову? – сказал князь Андрей. Он фыркнул носом несколько раз.
– Он не мог жениться, потому что он был женат, – сказал Пьер.
Князь Андрей неприятно засмеялся, опять напоминая своего отца.
– А где же он теперь находится, ваш шурин, могу ли я узнать? – сказал он.
– Он уехал в Петер…. впрочем я не знаю, – сказал Пьер.
– Ну да это всё равно, – сказал князь Андрей. – Передай графине Ростовой, что она была и есть совершенно свободна, и что я желаю ей всего лучшего.
Пьер взял в руки связку бумаг. Князь Андрей, как будто вспоминая, не нужно ли ему сказать еще что нибудь или ожидая, не скажет ли чего нибудь Пьер, остановившимся взглядом смотрел на него.
– Послушайте, помните вы наш спор в Петербурге, – сказал Пьер, помните о…
– Помню, – поспешно отвечал князь Андрей, – я говорил, что падшую женщину надо простить, но я не говорил, что я могу простить. Я не могу.
– Разве можно это сравнивать?… – сказал Пьер. Князь Андрей перебил его. Он резко закричал:
– Да, опять просить ее руки, быть великодушным, и тому подобное?… Да, это очень благородно, но я не способен итти sur les brisees de monsieur [итти по стопам этого господина]. – Ежели ты хочешь быть моим другом, не говори со мною никогда про эту… про всё это. Ну, прощай. Так ты передашь…
Пьер вышел и пошел к старому князю и княжне Марье.
Старик казался оживленнее обыкновенного. Княжна Марья была такая же, как и всегда, но из за сочувствия к брату, Пьер видел в ней радость к тому, что свадьба ее брата расстроилась. Глядя на них, Пьер понял, какое презрение и злобу они имели все против Ростовых, понял, что нельзя было при них даже и упоминать имя той, которая могла на кого бы то ни было променять князя Андрея.
За обедом речь зашла о войне, приближение которой уже становилось очевидно. Князь Андрей не умолкая говорил и спорил то с отцом, то с Десалем, швейцарцем воспитателем, и казался оживленнее обыкновенного, тем оживлением, которого нравственную причину так хорошо знал Пьер.


В этот же вечер, Пьер поехал к Ростовым, чтобы исполнить свое поручение. Наташа была в постели, граф был в клубе, и Пьер, передав письма Соне, пошел к Марье Дмитриевне, интересовавшейся узнать о том, как князь Андрей принял известие. Через десять минут Соня вошла к Марье Дмитриевне.
– Наташа непременно хочет видеть графа Петра Кирилловича, – сказала она.
– Да как же, к ней что ль его свести? Там у вас не прибрано, – сказала Марья Дмитриевна.
– Нет, она оделась и вышла в гостиную, – сказала Соня.
Марья Дмитриевна только пожала плечами.
– Когда это графиня приедет, измучила меня совсем. Ты смотри ж, не говори ей всего, – обратилась она к Пьеру. – И бранить то ее духу не хватает, так жалка, так жалка!
Наташа, исхудавшая, с бледным и строгим лицом (совсем не пристыженная, какою ее ожидал Пьер) стояла по середине гостиной. Когда Пьер показался в двери, она заторопилась, очевидно в нерешительности, подойти ли к нему или подождать его.
Пьер поспешно подошел к ней. Он думал, что она ему, как всегда, подаст руку; но она, близко подойдя к нему, остановилась, тяжело дыша и безжизненно опустив руки, совершенно в той же позе, в которой она выходила на середину залы, чтоб петь, но совсем с другим выражением.
– Петр Кирилыч, – начала она быстро говорить – князь Болконский был вам друг, он и есть вам друг, – поправилась она (ей казалось, что всё только было, и что теперь всё другое). – Он говорил мне тогда, чтобы обратиться к вам…
Пьер молча сопел носом, глядя на нее. Он до сих пор в душе своей упрекал и старался презирать ее; но теперь ему сделалось так жалко ее, что в душе его не было места упреку.
– Он теперь здесь, скажите ему… чтобы он прост… простил меня. – Она остановилась и еще чаще стала дышать, но не плакала.
– Да… я скажу ему, – говорил Пьер, но… – Он не знал, что сказать.
Наташа видимо испугалась той мысли, которая могла притти Пьеру.
– Нет, я знаю, что всё кончено, – сказала она поспешно. – Нет, это не может быть никогда. Меня мучает только зло, которое я ему сделала. Скажите только ему, что я прошу его простить, простить, простить меня за всё… – Она затряслась всем телом и села на стул.
Еще никогда не испытанное чувство жалости переполнило душу Пьера.
– Я скажу ему, я всё еще раз скажу ему, – сказал Пьер; – но… я бы желал знать одно…
«Что знать?» спросил взгляд Наташи.
– Я бы желал знать, любили ли вы… – Пьер не знал как назвать Анатоля и покраснел при мысли о нем, – любили ли вы этого дурного человека?
– Не называйте его дурным, – сказала Наташа. – Но я ничего – ничего не знаю… – Она опять заплакала.
И еще больше чувство жалости, нежности и любви охватило Пьера. Он слышал как под очками его текли слезы и надеялся, что их не заметят.
– Не будем больше говорить, мой друг, – сказал Пьер.
Так странно вдруг для Наташи показался этот его кроткий, нежный, задушевный голос.
– Не будем говорить, мой друг, я всё скажу ему; но об одном прошу вас – считайте меня своим другом, и ежели вам нужна помощь, совет, просто нужно будет излить свою душу кому нибудь – не теперь, а когда у вас ясно будет в душе – вспомните обо мне. – Он взял и поцеловал ее руку. – Я счастлив буду, ежели в состоянии буду… – Пьер смутился.
– Не говорите со мной так: я не стою этого! – вскрикнула Наташа и хотела уйти из комнаты, но Пьер удержал ее за руку. Он знал, что ему нужно что то еще сказать ей. Но когда он сказал это, он удивился сам своим словам.
– Перестаньте, перестаньте, вся жизнь впереди для вас, – сказал он ей.
– Для меня? Нет! Для меня всё пропало, – сказала она со стыдом и самоунижением.
– Все пропало? – повторил он. – Ежели бы я был не я, а красивейший, умнейший и лучший человек в мире, и был бы свободен, я бы сию минуту на коленях просил руки и любви вашей.
Наташа в первый раз после многих дней заплакала слезами благодарности и умиления и взглянув на Пьера вышла из комнаты.
Пьер тоже вслед за нею почти выбежал в переднюю, удерживая слезы умиления и счастья, давившие его горло, не попадая в рукава надел шубу и сел в сани.
– Теперь куда прикажете? – спросил кучер.
«Куда? спросил себя Пьер. Куда же можно ехать теперь? Неужели в клуб или гости?» Все люди казались так жалки, так бедны в сравнении с тем чувством умиления и любви, которое он испытывал; в сравнении с тем размягченным, благодарным взглядом, которым она последний раз из за слез взглянула на него.
– Домой, – сказал Пьер, несмотря на десять градусов мороза распахивая медвежью шубу на своей широкой, радостно дышавшей груди.
Было морозно и ясно. Над грязными, полутемными улицами, над черными крышами стояло темное, звездное небо. Пьер, только глядя на небо, не чувствовал оскорбительной низости всего земного в сравнении с высотою, на которой находилась его душа. При въезде на Арбатскую площадь, огромное пространство звездного темного неба открылось глазам Пьера. Почти в середине этого неба над Пречистенским бульваром, окруженная, обсыпанная со всех сторон звездами, но отличаясь от всех близостью к земле, белым светом, и длинным, поднятым кверху хвостом, стояла огромная яркая комета 1812 го года, та самая комета, которая предвещала, как говорили, всякие ужасы и конец света. Но в Пьере светлая звезда эта с длинным лучистым хвостом не возбуждала никакого страшного чувства. Напротив Пьер радостно, мокрыми от слез глазами, смотрел на эту светлую звезду, которая, как будто, с невыразимой быстротой пролетев неизмеримые пространства по параболической линии, вдруг, как вонзившаяся стрела в землю, влепилась тут в одно избранное ею место, на черном небе, и остановилась, энергично подняв кверху хвост, светясь и играя своим белым светом между бесчисленными другими, мерцающими звездами. Пьеру казалось, что эта звезда вполне отвечала тому, что было в его расцветшей к новой жизни, размягченной и ободренной душе.