Фонд Рокфеллера
Поделись знанием:
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
 |
Эта статья должна быть полностью переписана. На странице обсуждения могут быть пояснения.
|
Фонд Рокфеллера (англ. Rockefeller Foundation) — американский благотворительный фонд.
Содержание
Организация
Фонд Рокфеллера основан Джоном Д. Рокфеллером вместе с его сыном Джоном Д. Рокфеллером-младшим и Фредериком Т. Гейтсом (консультант Рокфеллера-старшего по основному бизнесу и благотворительности) в штате Нью-Йорк в 1913 году.
Штаб-квартира расположена по адресу 420 Fifth Avenue, Сити, New York City.
Нынешний президент Фонда — Джудит Родин, доктор наук, бывший президент Университета Пенсильвании, которая сменила Гордона Конуэя в 2005 году и является первой женщиной, когда-либо возглавлявшей Фонд. Она поставила на повестку дня вопрос изменения традиционной организационной структуры и определения основных тенденций XXI века, важных для деятельности Фонда. В настоящее время Фонд ищет высокоперспективные идеи, которые потенциально могут внести перемены в жизнь большого числа бедных и уязвимых групп населения, с измеримыми результатами в течение трёх-пяти лет.
Родин стала также первой женщиной-главой университета из Лиги плюща. В настоящее время она является директором Citigroup, а также почётным попечителем Брукингского института в Вашингтоне. Председателем Совета попечителей из пятнадцати членов является Джеймс Ф. Орр III.
История
Интерес Рокфеллера к благотворительности в крупных масштабах проявился в 1889 году под влиянием Эндрю Карнеги, который опубликовал эссе Евангелие богатства, что побудило его написать письмо Карнеги, восхваляющие его в качестве примера для других богатых людей. Именно в тот год он сделал первое пожертвование из тех $ 35 млн, которыми в течение двух следующих десятилетий осуществлял финансирование Чикагского университета[1].
После смерти Джона Девидсона Рокфеллера фонд унаследовал его единственный сын.
Деятельность
Фонд Рокфеллера является инициатором создания и основным спонсором Global Impact Investing Network.
Показатели деятельности
На конец 2006 года в Фонде было эндаумент-активов на сумму 3,7 млрд долл. США (15-е место по общим объёмам активов среди всех фондов в США). Хотя это уже не крупнейший фонд по размеру активов, Фонд Рокфеллера остаётся в ведущих рядах среди наиболее значительных и влиятельных неправительственных организаций в мире[2].
Попечители
Среди текущих попечителей:
- Ann M. Fudge — Chairman and CEO, Young & Rubicam Brands, New York.
- Rajat Gupta — Director, Goldman Sachs, Procter & Gamble, AMR Corporation; Special Advisor to the Генеральный секретарь ООН; former Managing Director, McKinsey & Company.
- Jessica T. Mathews — President, Carnegie Endowment for International Peace, Washington, D.C.
- Sandra Day O'Connor — Associate Justice, Retired, Верховный суд США, Washington, D.C. (Первая женщина, назначенная в Верховный суд США.)
- James F. Orr, III, (Член правления) — President and Chief Executive Officer, LandingPoint Capital, Boston, Massachusetts.
- Mamphela Ramphele — Chairperson, Circle Capital Ventures, Cape Town, South Africa.
- Рокфеллер, Дэвид Младший — Вице-председатель Rockefeller Family & Associates; Директор и бывший член правления Rockefeller & Co., Inc.; в настоящее время попечитель Музея современного искусства в Нью-Йорке.
- Raymond W. Smith — Chairman, Rothschild, Inc., New York; Chairman of Arlington Capital Partners; Chairman of Verizon Ventures; and a Trustee of the Carnegie Corporation of New York.
Среди попечителей прошлых лет:
- Алда, Алан, 1989—1994 — актёр и режиссёр фильмов.
- Winthrop W. Aldrich 1935—1951 — Chairman of the Chase National Bank, 1934—1953; Ambassador to the Court of St. James, 1953—1957.
- John W. Davis 1922—1939 — Морган, Джон Пирпонт's private attorney; президент организации Совет по международным отношениям.
- C. Douglas Dillon 1960—1961 — Министр финансов США, 1961—1965; член Совета по международным отношениям.
- Orvil E. Dryfoos 1960—1963 — Publisher of the New York Times, 1961—1963.
- Peggy Dulany, 1989—1994 — Четвёртый ребенок Дэвида Рокфеллера; основатель и президент Synergos.
- Даллес, Джон Фостер 1935—1952 {Chairman} — US Secretary of State, 1953—1959; Senior partner, Sullivan & Cromwell law firm.
- Charles William Eliot 1914—1917 — Гарвардский университет, Президент, 1869—1909.
- Frederick T. Gates 1913—1923 — советник Джона Д. Рокфеллера-ст.
- Гулд, Стивен Джей 1993—2002 — Author; Professor and Curator, Museum of Comparative Zoology, Гарвардский университет.
- Wallace Harrison 1951—1961 — Rockefeller family architect; lead architect for the UN Headquarters complex.
- Хьюз, Чарльз Эванс 1917—1921;1925-1928 — Chief Justice of the United States, 1930—1941.
- Ловетт, Роберт 1949—1961 — министр обороны США, 1951—1953.
- Йо-Йо Ма 1999—2002 — виолончелист.
- John J. McCloy Chairman: 1946—1949;1953-1958 — Prominent US Presidential Advisor; Chairman of the Ford Foundation, 1958—1965; Председатель Совета по международным отношениям.
- Bill Moyers 1969—1981 — Журналист.
- Рокфеллер, Джон Дэвисон 1913—1923.
- Рокфеллер, Джон Дэвисон Младший Председатель: 1917—1939.
- Рокфеллер, Джон Дэвисон 3-й Председатель: 1952—1972.
- Рокфеллер, Джон Дэвисон IV 1976-81.
- Julius Rosenwald 1917—1931 — Председатель Sears Roebuck, 1932—1939.
- Раск, Дин 1950—1961 — Госсекретарь США, 1961—1969.
- Frank Stanton 1961—1966? — Президент CBS, 1946—1971.
- Arthur Hays Sulzberger 1939—1957 — Publisher of the New York Times, 1935—1961.
- Волкер, Пол 1975—1979 — Chairman, Board of Governors, Federal Reserve Board; President, NY Federal Reserve Bank.
- Thomas J. Watson, Jr 1963—1968? — President of IBM, 1952—1971.
- Вулфенсон, Джеймс — Former President of the World Bank.
- George D. Woods 1961—1967? — President of the World Bank, 1963—1968.
- Юнг, Оуэн 1928—1939 — Chairman of General Electric, 1922—1939, 1942—1945.
Президенты фонда
- Джудит Родин — 2005—н.в.
- Gordon Conway — 1998—2004
- Peter Goldmark, Jr. — 1988—1997
- Richard Lyman — 1980—1988
- John Knowles — 1972—1979
- J. George Harrar — 1961—1972
- Раск, Дин — 1952—1961
- Chester Barnard — 1948—1952
- Raymond Fosdick — 1936—1948
- Max Mason — 1929—1936
- George Vincent — 1917—1929
- Джон Д. Рокфеллер-младший — 1913—1917.
Библиография (англ.)
- Berman, Edward H. The Ideology of Philanthropy: The influence of the Carnegie, Ford, and Rockefeller foundations on American foreign policy, New York: State University of New York Press, 1983.
- Brown, E. Richard, [www4.dr-rath-foundation.org/Books/paging.php?sdir=Rockefeller%20Medicine%20Men&latin=&dir=Rockefeller%20Medicine%20Men&start=0&page_nums=1%29#=eng Rockefeller Medicine Men: Medicine and Capitalism in America], Berkeley: University of California Press, 1979.
- Chernow, Ron, Titan: The Life of John D. Rockefeller, Sr., London: Warner Books, 1998.
- Dowie, Mark, American Foundations: An Investigative History, Boston: The MIT Press, 2001.
- Fisher, Donald, Fundamental Development of the Social Sciences: Rockefeller Philanthropy and the United States Social Science Research Council, Michigan: University of Michigan Press, 1993.
- Fosdick, Raymond B., John D. Rockefeller, Jr., A Portrait, New York: Harper & Brothers, 1956.
- Fosdick, Raymond B., The Story of the Rockefeller Foundation, New York: Transaction Publishers, Reprint, 1989.
- Harr, John Ensor, and Peter J. Johnson. The Rockefeller Century: Three Generations of America’s Greatest Family. New York: Charles Scribner’s Sons, 1988.
- Harr, John Ensor, and Peter J. Johnson. The Rockefeller Conscience: An American Family in Public and in Private, New York: Charles Scribner’s Sons, 1991.
- Jonas, Gerald. The Circuit Riders: Rockefeller Money and the Rise of Modern Science. New York: W.W. Norton and Co., 1989.
- Kay, Lily, The Molecular Vision of Life: Caltech, the Rockefeller Foundation, and the Rise of the New Biology, New York: Oxford University Press, 1993.
- Lawrence, Christopher. Rockefeller Money, the Laboratory and Medicine in Edinburgh 1919—1930: New Science in an Old Country, Rochester Studies in Medical History, University of Rochester Press, 2005.
- Nielsen, Waldemar, The Big Foundations, New York: Cambridge University Press, 1973.
- Rockefeller, David, Memoirs, New York: Random House, 2002.
- Shaplen, Robert, Toward the Well-Being of Mankind: Fifty Years of the Rockefeller Foundation, New York: Doubleday & Company, Inc., 1964.
Напишите отзыв о статье "Фонд Рокфеллера"
Примечания
Ссылки
- Официальный сайт: [www.rockfound.org/ kfound.org].
- Twitter: [twitter.com/RockefellerFdn RockefellerFdn].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Фонд Рокфеллера
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
