Фонологическая концепция М. В. Панова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Фонологическая теория М. В. Панова, во многом следовавшего традиции Московской фонологической школы[1][2], основана на специфическом понимании парадигматики и синтагматики и признаёт наличие в языке двух рядов фонем: синтагмо-фонем и парадигмо-фонем[3]. Теория была систематически изложена автором в книге «Русская фонетика» в 1967 году[4]:86.





Основы теории

Синтагматика и парадигматика

Термин «синтагма» переосмысливается М. В. Пановым так, что вместо сочетания единиц в его трактовке делается акцент на употреблении различных единиц в одной и той же позиции[3]:11, то есть на сочетании данного контекста и противопоставленных друг другу единиц, которые могут быть употреблены в нём. Противопоставленность важна потому, что если в некоторой позиции не могут быть употреблены хотя бы две различные единицы, невозможна и сегментация речевого отрезка[3]:10 (<math>A</math> и <math>B</math> не могут быть выделены из <math>AB</math>, если в данном языке невозможен сегмент <math>AC</math>). Парадигма же понимается как совокупность позиционно чередующихся единиц[3]:13—14 — единиц, не способных встречаться в одной и той же позиции и потому неспособных к смыслоразличению, благодаря чему они и объединяются в одну смыслоразличительную единицу (фонему). Таковы, к примеру, гласные в рус. н[о]с — н[ʌ]сы — н[ъ]совой.

Минимальной языковой единицей в синтагматике М. В. Панов считал не звук или фонему, а различительный признак[3]:13: правила сочетаемости звуковых единиц апеллируют именно к этому понятию, поскольку классы звуковых единиц, способных выступать в той или иной позиции, объединяются тем или иным общим признаком (к примеру, в русском языке перед [r — r’] невозможны зубные мягкие согласные[3]:12). Единицы, чередующиеся в пределах парадигмы, не обязаны объединяться или различаться определённым признаком (ср. [о — ʌ — ъ]) или вообще в чём-либо походить друг на друга, поэтому единицы парадигматики «континуальны», нечленимы на признаки[3]:15—16.

Поскольку в парадигматике, в отличие от синтагматики, не происходит объединения единиц в классы по тому или иному признаку[3]:20, а некоторые запреты на сочетаемость не ведут к позиционным чередованиям, в общем случае синтагматические и парадигматические закономерности независимы и невыводимы друг из друга[3]:19.

Два ряда фонем

Единицы, входящие в состав морфем и слов и различающие их, отличающие друг от друга, способствующие узнаванию слов[4]:88, в теории М. В. Панова называются синтагмо-фонемами[3]:13. Позиционно чередующиеся звуковые единицы, составляющие парадигму, называются парадигмо-фонемами[3]:14.

В русском языке М. В. Панов насчитал 73 синтагмо-фонемы, что заставило его обратиться к понятию субфонемы — различительного признака — для уменьшения числа минимальных единиц[4]:90.

Нейтрализация

Понятие нейтрализации неодинаково в синтагматике и в парадигматике. Нейтрализация является синтагматической, если в некоторой позиции утрачивает различительную силу признак, являющийся различительным в других позициях; так, в русском языке признак глухости шумных согласных в абсолютном конце слова неразличителен, ср. луг и лук [к]. В парадигматике говорят о нейтрализации, если две парадигмы имеют хотя бы один общий член[3]:18; в русском языке таковы, в частности, фонемы <о> и <а>, в ряде позиций совпадающие в звуках [ʌ] (сом, сам — с[ʌ]ма) и [ъ].

Нейтрализация, наряду с позиционными явлениями и взаимозависимостью единиц в системе, характеризуется М. В. Пановым как специфическая особенность естественных языков[3]:22.

Критика

Концепция М. В. Панова квалифицируется сторонником Московской фонологической школы А. А. Реформатским как разновидность «фонологического плюрализма»[4]:86 (вместе с теорией С. И. Бернштейна, учением о смешанных фонемах С. К. Шаумяна и фонологической концепцией Р. И. Аванесова), поскольку осуществляет «двойной счёт» числа фонем в данном языке. А. А. Реформатский полагал, что концепции такого рода способны лишь «запутать дело и породить и терминологические, и фактические трудности и противоречия», если они не апеллируют к понятию уровня, относя разные ряды фонологических единиц к разным уровням[4]:91.

Напишите отзыв о статье "Фонологическая концепция М. В. Панова"

Примечания

  1. Виноградов В. А. Фонология — статья из Большой советской энциклопедии.
  2. Касаткин Л. Л. [tapemark.narod.ru/les/316b.html Московская фонологическая школа] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Панов М. В. [danefae.org/lib/panov/1999/pozmor.djvu Позиционная морфология русского языка]. — М.: Наука, Школа «ЯРК», 1999. — 275 с. — ISBN 5-02-011716-1.
  4. 1 2 3 4 5 Реформатский А. А. Попытки синтеза концепций Ленинградской и Московской фонологических школ и фонологический плюрализм // [danefae.org/djvu/izistorii/izistorii.djvu Из истории отечественной фонологии: Очерк. Хрестоматия]. — М.: Наука, 1970. — С. 75—91. — 5600 экз.

Литература

Отрывок, характеризующий Фонологическая концепция М. В. Панова

– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.