Фонтанный дом

<td colspan="2">

---

<tr>

Фонтанный дом
Оригинальное название	Шереметевский дворец
Период или стиль	барокко, эклектика
Архитектор	С. Чевакинский и др.
Начало строительства	1712
Первоначальный владелец	фельдмаршал Б. П. Шереметев
Первоначальное назначение	дворец
Современное назначение	Музей Анны Ахматовой
Широта Долгота	59°56′07″ с. ш. 30°20′44″ в. д.59.9352167° с. ш. 30.3456281° в. д. / 59.9352167; 30.3456281
Страна	Россия
Административная единица	Санкт-Петербург
Местоположение	наб. реки Фонтанки, 34

 памятник архитектуры

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810670000

Фонтанный дом — один из дворцов графов Шереметевых в Петербурге, получивший своё название по реке Фонтанке, на берегу которой он стоит. До 1917 года Шереметевский дворец и усадьба принадлежали пяти поколениям старшей (графской) ветви рода Шереметевых.

История

В XVIII столетии

Участок земли по реке Фонтанке (Безымянный Ерик) был пожалован Петром I фельдмаршалу, графу Б. П. Шереметеву в 1712 году при условии строительства здесь «хоромного дворового строения». С этого времени на большом участке Шереметева, располагавшемся между сильно заболоченным берегом Фонтанки и линией нынешнего Литейного проспекта, началось возведение разнообразных, сначала деревянных, а потом каменных строений. В 1730-е на участке был вырыт большой пруд, грунт из которого пошел на подсыпку проезжей части Литейного проспекта, тогда же был построен новый каменный дом, выходивший на эту магистраль. Здесь на Фонтанке находилось загородное имение Шереметевым с садом, примыкавшим к Итальянскому дворцу. Городской дворец семьи в это время располагался на Стрелке Васильевского острова.

В конце 1730-х — начале 1740-х годов для сына Бориса Петровича Шереметева Петра на месте старых деревянных корпусов под руководством архитектора Г. Д. Дмитриева был построен новый одноэтажный дворец. В начале 1750-х годов по проекту С. И. Чевакинского и крепостного архитектора Ф. С. Аргунова это здание было надстроено вторым этажом. Двухэтажный дворец построен в стиле русского барокко. Здание стоит в глубине парадного двора, раскрытого в сторону реки. Центр главного фасада выделен пилястрами и мезонином, завершенным лучковым фронтоном. В поле фронтона помещен картуш с гербом Шереметевых. Боковые крылья здания завершены слегка выступающими ризалитами, украшенными пилястрами и увенчанными треугольными фронтонами. Первоначально по краю крыши была устроена деревянная балюстрада со статуями на тумбах. В центре здания располагалось высокое двухпролётное крыльцо. У подъезда в 1759 году были установлены на пьедесталах две деревянные позолоченные фигуры коней работы скульптора И.-Ф. Дункера.

После смерти жены и дочери граф Пётр Борисович переехал в Москву в 1768 году, но усадьба продолжала перестраиваться и во время отсутствия хозяев.

После смерти Петра Борисовича в 1788 году усадьба перешла к его сыну Николаю. Долгое время Николай Петрович проводил в Москве, однако в конце 1790-х годов он стал регулярно жить в столице. Для обновления интерьеров своего дворца он нанимал архитектора И. Е. Старова. В 1796 году граф поселился в Фонтанном доме. У Шереметевых здесь был свой крепостной театр, оркестр. После Старова помещения во дворце перестраивались Д. Кваренги и А. Н. Воронихиным. На территории усадьбы были построены Летний дом, Каретные сараи, Садовый павильон, перестраивались служебные флигели.

В XIX-начале XX века

После смерти Николая Петровича в 1809 года усадьба перешла его шестилетнему сыну Дмитрию Николаевичу. По инициативе императрицы Марии Фёдоровны над имуществом Шереметевых было учреждено опекунство по причине малолетства наследника. В 1811—1813 годах по проекту Х. Мейера на месте Оранжереи выходящей на Литейный проспект был построен Канцелярский флигель и примыкавший к нему Больничный флигель. В 1821 году архитектором Д. Квадри построен трёхэтажный с главным фасадом на Фонтанку Фонтанный флигель. Между ним и Больничным флигелем был построен Певческий флигель. Здесь были поселены хористы шереметевской капеллы, образованной из крепостного хора его отца.

В период службы Дмитрия Николаевича в Кавалергардском полку во дворце часто гостили его сослуживцы. Офицеры часто пользовались гостеприимством графа, в полку даже появилось выражение «жить на шереметевский счёт».

В 1830—1840-х годах во дворце работал архитектор И. Д. Корсини. По его проекту была сделана чугунная ограда с воротами (1838) на Фонтанку, украшенными гербом графов Шереметевых. Им были полностью перестроены дворцовые интерьеры, а в 1845 году построен Садовый флигель.

В Фонтанном доме устраивались музыкальные вечера, на которых выступали приглашенные композиторы Глинка, Берлиоз, Лист, певицы Виардо, Рубини, Бартенева.

В 1867 году ко дворцу по проекту Н. Л. Бенуа был пристроен Северный флигель.

После смерти графа Дмитрия Николаевича в 1871 году произошёл раздел имущества между его сыновьями Сергеем и Александром. Фонтанный дом достался Сергею Дмитриевичу. В 1874 году в имении Шереметевых работал архитектор А. К. Серебряков, построивший здесь новые пятиэтажные корпуса. В результате участок был поделён на две части. Со стороны Литейного проспекта были построены доходные дома (№ 51), парадная часть осталась со стороны Фонтанки (дом № 34). В начале ХХ века закончены работы по переустройству доходной части участка. Были уничтожены Садовые ворота, Грот, Эрмитаж, Оранжерея, Китайская беседка и другие садовые постройки.

В 1908 году Манеж и Конюшни перестроили в Театральный зал (ныне Драматический театр на Литейном). В 1914 году по проекту М. В. Красовского здесь были возведены двухэтажные торговые павильоны.

При графе С. Д. Шереметева в Фонтанном Доме, где был собран огромный семейный архив, развернулась деятельность нескольких исторических обществ, в том числе Общества любителей древней письменности, Русского генеалогического общества и др. После революции 1917 года последний владелец усадьбы граф Сергей Шереметев добровольно пошел на национализацию дворца.

После революции

После революции в доме был открыт Музей дворянского быта и быта крепостных XVIII—XX вв., затем вошедший в состав Историко-бытового Отдела Русского музея, и просуществовавший до 1931 года. Все это время его директором и хранителем был В. К. Станюкович. В основу фондов музея было положено частное собрание Шереметевых. Оно включало в себя картинную галерею, собрания скульптуры, оружия, предметы декоративно-прикладного искусств (бронзы, фарфора, серебра, мебели), библиотеку (нотное и книжное собрание, рукописные материалы), собрание церковной утвари и икон (из домовой церкви Фонтанного дома). Попытки музейщиков в 1920-е годы сохранить целостность коллекции потерпели поражение. Дворец разделил судьбу всех «дворянских гнезд». Он был отдан в ведение разных казенных учреждений, интерьеры уничтожены. Лишь небольшая часть предметов искусства попала в Эрмитаж, Русский музей, часть разрозненной библиотеки — в РНБ.

Настоящее время

Комплекс зданий включен в Единый государственный реестр объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) народов Российской Федерации в качестве объекта культурного наследия федерального значения на основании постановления Правительства РФ № 527 от 10 июля 2001 г., согласно которому охране подлежат:

1. Дворец Шереметевых, 1730-е — нач. 1740-х гг., 1746—1750 гг., арх. С. И. Чевакинский , 1795—1808 гг., арх. А. Н. Воронихин, арх. Д. Кваренги, арх. И. Е. Старов , 1837—1857 гг., воен. инж. И. Д. Корсини
2. ограда с воротами, 1837—1838 гг., воен. инж. И. Д. Корсини
3. павильоны (два), 1821—1824 гг., арх. Д. И. Квадри
4. сад, 1730-е гг., кон. XVIII — нач. XIX вв., 1930-е гг.
5. флигель галерейный, 1803 г., арх. Д.Кваренги, 1839 г., воен. инж. И. Д. Корсини
6. флигель дворовый южный, 1828 г., арх. Д. И. Квадри
7. флигель кухонный, 1864 г., арх. Н. Л. Бенуа
8. флигель садовый южный, 1845 г., арх. И. Д. Корсини , 1911 г., 1914 г., арх. Красовский М. В. Здесь в сер. 1920-х — 1941 гг. и в 1944—1952 гг. жила поэт А. А. Ахматова
9. фонтан (фундаменты), 1750-е гг., кон. XVIII в. (засыпаны)

Интерьеры

• Домовая церковь Св. Варвары
• Белый зал
• Античный зал
• Вестибюль
• Парадная лестница
• Лепной зал
• Жёлтая гостиная
• Этрусская гостиная
• Оружейный зал
• Поугольный зал (Спальня)
• Белая гостиная

Интересные факты

Начиная с 1824 г. во дворце часто бывал художник О. А. Кипренский, друживший с Д. Н. Шереметевым и создавший по его заказу ряд портретов приятелей хозяина — офицеров-кавалергардов, часто гостивших во дворце (портрет самого Д. Н. Шереметева, поручика И. А. Анненкова, корнета С. П. Бутурлина (ныне в ГТГ), корнета кн. Н. П. Трубецкого (ГТГ) и ряд картин. В конце мая — июне 1827 году в своей мастерской, расположенной во дворце (нынешнем Аванзале), он написал известный портрет А. С. Пушкина

Литература

• Краско А. В. Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Дюди и события. — М.: Центрполиграф, 2009—443 с. ISBN 978-5-9524-4363-1
• Усадьба графов Шереметевых «Фонтанный дом». — СПб.: СПб ГБУК «СПб ГМТиМИ». 2012—304 с. ISBN 978-5-91461-021-7

См. также

• Кусково
• Останкино

Отрывок, характеризующий Фонтанный дом

Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.
Павлоградский полк, находившийся в той части армии, которая была в походе 1805 года, укомплектовываясь в России, опоздал к первым действиям кампании. Он не был ни под Пултуском, ни под Прейсиш Эйлау и во второй половине кампании, присоединившись к действующей армии, был причислен к отряду Платова.
Отряд Платова действовал независимо от армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Была ростепель, грязь, холод, реки взломало, дороги сделались непроездны; по нескольку дней не выдавали ни лошадям ни людям провианта. Так как подвоз сделался невозможен, то люди рассыпались по заброшенным пустынным деревням отыскивать картофель, но уже и того находили мало. Всё было съедено, и все жители разбежались; те, которые оставались, были хуже нищих, и отнимать у них уж было нечего, и даже мало – жалостливые солдаты часто вместо того, чтобы пользоваться от них, отдавали им свое последнее.
Павлоградский полк в делах потерял только двух раненых; но от голоду и болезней потерял почти половину людей. В госпиталях умирали так верно, что солдаты, больные лихорадкой и опухолью, происходившими от дурной пищи, предпочитали нести службу, через силу волоча ноги во фронте, чем отправляться в больницы. С открытием весны солдаты стали находить показывавшееся из земли растение, похожее на спаржу, которое они называли почему то машкин сладкий корень, и рассыпались по лугам и полям, отыскивая этот машкин сладкий корень (который был очень горек), саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказания не есть этого вредного растения.
Весною между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня. Но несмотря на запрещение, павлоградские солдаты эскадрона Денисова ели преимущественно машкин сладкий корень, потому что уже вторую неделю растягивали последние сухари, выдавали только по полфунта на человека, а картофель в последнюю посылку привезли мерзлый и проросший. Лошади питались тоже вторую неделю соломенными крышами с домов, были безобразно худы и покрыты еще зимнею, клоками сбившеюся шерстью.
Несмотря на такое бедствие, солдаты и офицеры жили точно так же, как и всегда; так же и теперь, хотя и с бледными и опухлыми лицами и в оборванных мундирах, гусары строились к расчетам, ходили на уборку, чистили лошадей, амуницию, таскали вместо корма солому с крыш и ходили обедать к котлам, от которых вставали голодные, подшучивая над своею гадкой пищей и своим голодом. Также как и всегда, в свободное от службы время солдаты жгли костры, парились голые у огней, курили, отбирали и пекли проросший, прелый картофель и рассказывали и слушали рассказы или о Потемкинских и Суворовских походах, или сказки об Алеше пройдохе, и о поповом батраке Миколке.
Офицеры так же, как и обыкновенно, жили по двое, по трое, в раскрытых полуразоренных домах. Старшие заботились о приобретении соломы и картофеля, вообще о средствах пропитания людей, младшие занимались, как всегда, кто картами (денег было много, хотя провианта и не было), кто невинными играми – в свайку и городки. Об общем ходе дел говорили мало, частью оттого, что ничего положительного не знали, частью оттого, что смутно чувствовали, что общее дело войны шло плохо.
Ростов жил, попрежнему, с Денисовым, и дружеская связь их, со времени их отпуска, стала еще теснее. Денисов никогда не говорил про домашних Ростова, но по нежной дружбе, которую командир оказывал своему офицеру, Ростов чувствовал, что несчастная любовь старого гусара к Наташе участвовала в этом усилении дружбы. Денисов видимо старался как можно реже подвергать Ростова опасностям, берег его и после дела особенно радостно встречал его целым и невредимым. На одной из своих командировок Ростов нашел в заброшенной разоренной деревне, куда он приехал за провиантом, семейство старика поляка и его дочери, с грудным ребенком. Они были раздеты, голодны, и не могли уйти, и не имели средств выехать. Ростов привез их в свою стоянку, поместил в своей квартире, и несколько недель, пока старик оправлялся, содержал их. Товарищ Ростова, разговорившись о женщинах, стал смеяться Ростову, говоря, что он всех хитрее, и что ему бы не грех познакомить товарищей с спасенной им хорошенькой полькой. Ростов принял шутку за оскорбление и, вспыхнув, наговорил офицеру таких неприятных вещей, что Денисов с трудом мог удержать обоих от дуэли. Когда офицер ушел и Денисов, сам не знавший отношений Ростова к польке, стал упрекать его за вспыльчивость, Ростов сказал ему:
– Как же ты хочешь… Она мне, как сестра, и я не могу тебе описать, как это обидно мне было… потому что… ну, оттого…
Денисов ударил его по плечу, и быстро стал ходить по комнате, не глядя на Ростова, что он делывал в минуты душевного волнения.
– Экая дуг'ацкая ваша пог'ода Г'остовская, – проговорил он, и Ростов заметил слезы на глазах Денисова.


В апреле месяце войска оживились известием о приезде государя к армии. Ростову не удалось попасть на смотр который делал государь в Бартенштейне: павлоградцы стояли на аванпостах, далеко впереди Бартенштейна.
Они стояли биваками. Денисов с Ростовым жили в вырытой для них солдатами землянке, покрытой сучьями и дерном. Землянка была устроена следующим, вошедшим тогда в моду, способом: прорывалась канава в полтора аршина ширины, два – глубины и три с половиной длины. С одного конца канавы делались ступеньки, и это был сход, крыльцо; сама канава была комната, в которой у счастливых, как у эскадронного командира, в дальней, противуположной ступеням стороне, лежала на кольях, доска – это был стол. С обеих сторон вдоль канавы была снята на аршин земля, и это были две кровати и диваны. Крыша устраивалась так, что в середине можно было стоять, а на кровати даже можно было сидеть, ежели подвинуться ближе к столу. У Денисова, жившего роскошно, потому что солдаты его эскадрона любили его, была еще доска в фронтоне крыши, и в этой доске было разбитое, но склеенное стекло. Когда было очень холодно, то к ступеням (в приемную, как называл Денисов эту часть балагана), приносили на железном загнутом листе жар из солдатских костров, и делалось так тепло, что офицеры, которых много всегда бывало у Денисова и Ростова, сидели в одних рубашках.
В апреле месяце Ростов был дежурным. В 8 м часу утра, вернувшись домой, после бессонной ночи, он велел принести жару, переменил измокшее от дождя белье, помолился Богу, напился чаю, согрелся, убрал в порядок вещи в своем уголке и на столе, и с обветрившимся, горевшим лицом, в одной рубашке, лег на спину, заложив руки под голову. Он приятно размышлял о том, что на днях должен выйти ему следующий чин за последнюю рекогносцировку, и ожидал куда то вышедшего Денисова. Ростову хотелось поговорить с ним.
За шалашом послышался перекатывающийся крик Денисова, очевидно разгорячившегося. Ростов подвинулся к окну посмотреть, с кем он имел дело, и увидал вахмистра Топчеенко.
– Я тебе пг'иказывал не пускать их жг'ать этот ког'ень, машкин какой то! – кричал Денисов. – Ведь я сам видел, Лазаг'чук с поля тащил.
– Я приказывал, ваше высокоблагородие, не слушают, – отвечал вахмистр.
Ростов опять лег на свою кровать и с удовольствием подумал: «пускай его теперь возится, хлопочет, я свое дело отделал и лежу – отлично!» Из за стенки он слышал, что, кроме вахмистра, еще говорил Лаврушка, этот бойкий плутоватый лакей Денисова. Лаврушка что то рассказывал о каких то подводах, сухарях и быках, которых он видел, ездивши за провизией.
За балаганом послышался опять удаляющийся крик Денисова и слова: «Седлай! Второй взвод!»
«Куда это собрались?» подумал Ростов.
Через пять минут Денисов вошел в балаган, влез с грязными ногами на кровать, сердито выкурил трубку, раскидал все свои вещи, надел нагайку и саблю и стал выходить из землянки. На вопрос Ростова, куда? он сердито и неопределенно отвечал, что есть дело.
– Суди меня там Бог и великий государь! – сказал Денисов, выходя; и Ростов услыхал, как за балаганом зашлепали по грязи ноги нескольких лошадей. Ростов не позаботился даже узнать, куда поехал Денисов. Угревшись в своем угле, он заснул и перед вечером только вышел из балагана. Денисов еще не возвращался. Вечер разгулялся; около соседней землянки два офицера с юнкером играли в свайку, с смехом засаживая редьки в рыхлую грязную землю. Ростов присоединился к ним. В середине игры офицеры увидали подъезжавшие к ним повозки: человек 15 гусар на худых лошадях следовали за ними. Повозки, конвоируемые гусарами, подъехали к коновязям, и толпа гусар окружила их.