Фонтейн, Джоан

Джоан Фонтейн
Joan Fontaine
Студийная фотография 1940 года
Дата рождения:	22 октября 1917(1917-10-22)
Место рождения:	Токио, Япония
Дата смерти:	15 декабря 2013(2013-12-15) (96 лет)
Место смерти:	Кармел, Калифорния, США
Профессия:	актриса
Карьера:	1935—1994

Джоан де Бовуар де Хэвилленд, известная в кинематографе под псевдонимом Джоан Фонтейн (англ. Joan Fontaine, 22 октября 1917 — 15 декабря 2013) — англо-американская актриса, получившая известность ролями в классических фильмах Альфреда Хичкока — «Ребекка» (1940) и «Подозрение» (1941). За роль в последнем из них награждена престижной премией «Оскар». Наряду с Луизой Райнер, Ширли Темпл, Морин О’Харой и своей сестрой Оливией де Хэвилленд до недавнего времени оставалась одной из последних живущих голливудских кинодив 1930-х годов.

Биография

Юные годы

Джоан де Бовуар де Хэвилленд (англ. Joan de Beauvoir de Havilland), родилась в Токио 22 октября 1917 года, в семье британского адвоката Уолтера Аугустуса де Хэвилленда и его жены, театральной актрисы Лилиан Аугусты Рюз, известной под псевдонимом Лилиан Фонтейн. Помимо неё в семье уже была дочь, её старшая сестра Оливия де Хэвилленд. Кузеном её отца был знаменитый британский авиаконструктор Джеффри де Хэвилленд, изобретатель известного самолёта De Havilland Mosquito.

Джоан была очень болезненным ребёнком, страдала частыми простудами, а после одновременно перенесённой кори и стрептококковой инфекции у девочки развилась анемия. После развода с мужем в 1919 году её мать, Лилиан де Хэвилленд, внимая советам врачей, переехала с дочерьми в Соединенные Штаты. Там они обосновались в Калифорнии, в городе Саратога, где здоровье Джоан быстро пошло на поправку. Сестры учились в колледже г. Лос-Гатос, а затем в католическом монастыре для девочек. Как и её старшая сестра, Джоан стала брать уроки дикции. Когда ей исполнилось пятнадцать, Джоан вернулась в Японию, где в течение двух лет жила с отцом.

Начало актёрской карьеры

Актёрский дебют Джоан состоялся в 1935 году на театральной сцене в постановке «Назови этот день». Там её заметили представители кинокомпании RKO, и вскоре начинающая актриса подписала с ними контракт. Так как её сестра Оливия начала актёрскую карьеру раньше, то семейная фамилия де Хэвилленд досталась именно ей. Вдобавок к этому их мать не хотела, чтобы Джоан, как и сестра, стала де Хэвилленд, и запретила ей использовать эту фамилию. Поэтому Джоан была вынуждена придумать себе псевдоним Барфилд, которую впоследствии заменила на театральное имя матери, став Джоан Фонтейн. В том же году она дебютировала на большом экране в фильме «Только без дам» с Джоан Кроуфорд в главной роли.

Спустя два года она появилась в главной роли в фильме «Девичьи страдания», где Фред Астер впервые появился на экране в новой компании, то есть без Джинджер Роджерс. В итоге фильм публике не понравился, и он провалился в прокате. После этого Джоан Фонтейн появилась ещё примерно в дюжине фильмов, но все они ничего не привнесли в её начинающуюся кинокарьеру. Вдобавок в 1939 году она вышла замуж за британского актёра Брайана Ахерна, из брака с которым в итоге не вышло ничего хорошего. В 1943 году, вслед за сестрой, Фонтейн приняла американское гражданство.

Успех

Крутым поворотом в дальнейшей судьбе актрисы стала встреча на званном приёме с прославленным голливудским продюсером Дэвидом О. Селзником. За обедом они обсуждали сценарий к фильму «Ребекка», по одноимённому роману Дафны Дюморье, и Селзник пригласил Фонтейн попробоваться на одну из ролей в эту картину. В итоге Джоан досталась не какая-нибудь второстепенная роль, а основная — вторая миссис де Винтер. Фильм, ставший американским дебютом британского режиссёра Альфреда Хичкока, получил 11 номинаций на премию «Оскар», в том числе и за «Лучшую женскую роль» для Джоан Фонтейн. Хотя награда в тот год ушла к Джинджер Роджерс, всё же эта роль стала большим успехом в карьере Джоан. В следующем году Фонтейн снова снялась у Хичкока в фильме «Подозрение» с Кэри Грантом в главной роли, и на этот раз она снова была отмечена номинацией на премию киноакадемии и в итоге стала её обладательницей.

Успехи Фонтейн вызвали такую зависть её старшей сестры, суперзвёздной актрисы Оливии де Хэвилленд, что они с тех пор перестали общаться.

В 1940-х годах актрису ждал большой успех в кино, в частности благодаря ролям в романтических мелодрамах, таких как «Превыше всего» (1942), «Джейн Эйр» (1944), «Плющ» (1947) и «Письмо незнакомки» (1948). После развода с Ахерном в 1945 году актриса ещё трижды была замужем. От второго мужа, продюсера и актёра Уильяма Дезира, в 1948 она родила дочь Дебору, а также удочерила пуэрториканку Мириам, которая позже сбежала из дома. В 1950-х годах кинокарьера Джоан Фонтейн постепенно пошла на спад, после чего актриса постепенно переместилась на телевидение, а также возобновила карьеру в театре. Её наиболее успешными работами в большом кино в те годы стали роли в фильмах «Айвенго» (1952), «Двоеженец» (1953) и «За пределами разумного сомнения» (1956). В 1954 году она получила хорошие отзывы о роли в бродвейской постановке «Чай и симпатия», где Дж. Фонтейн играла вместе с Энтони Перкинсом. В 1960-х годах у неё были также заметные роли в театральных постановках «Частные жизни», «Цветок кактуса» и «Лев зимой».

Поздние годы

Из интервью 1978 года о соперничестве с сестрой Оливией де Хэвилленд:

«Я первой вышла замуж, получила «Оскар» прежде чем Оливия, и если я умру первой, то она несомненно будет в ярости, потому что я опережу её и в этом.»

В последний раз на большом экране Джоан Фонтейн появилась в 1966 году, сыграв роль школьной учительницы Гвэн Мейфилд в британском фильме ужасов «Ведьмы». В последующие годы актриса активно работала на телевидении, где в 1980 году была номинирована на дневную премию «Эмми» за роль в мыльной опере «Надежда Райана». Последней ролью актрисы стала королева Людмила в детском телефильме «Добрый король Вацлав» в 1994 году. В 1978 году Фонтейн опубликовала свою автобиографию «No Bed of Roses».

В последние годы Джоан Фонтейн жила тихой и уединённой жизнью в маленьком калифорнийском городке Кармел, ухаживая за своим садом и за двумя собаками. Там актриса и скончалась во сне 15 декабря 2013 года, на 97-м году жизни. На следующий день её сестра Оливия де Хэвилленд выступила с коротким заявлением относительно кончины Фонтейн, в котором сообщила, что потрясена и опечалена её смертью.

За вклад в кинематограф США актриса удостоена звезды на Голливудской аллее славы.

Избранная фильмография

Год		Русское название	Оригинальное название	Роль
1935	ф	Только без дам	No More Ladies	Кэролайн Рэмзи (Кэрри)
1937	ф	Достойная улица	Quality Street	Шарлотта Пэрретт
1937	ф	Человек, нашедший себя	The Man Who Found Himself	сестра Дорис Кинг
1937	ф	Девичьи страдания	A Damsel in Distress	леди Элис Маршмортон
1937	ф	Миллион к одному	A Million to One	Джоан Стивенс
1937	ф	Музыка для мадам	Music for Madame	Джин Клеменс
1937	ф	Любовь победить нельзя	You Can't Beat Love	Труди Олсон
1938	ф	Девичья ночь подошла к концу	Maid's Night Out	Шейла Харрисон
1938	ф	Белокурая мошенница	Blond Cheat	Джульетт «Джули» Эванс
1938	ф	Воздушный гигант	Sky Giant	Мэг Лоуренс
1938	ф	Герцог Вест-Пойнта	The Duke of West Point	Энн Портер
1939	ф	Ганга Дин	Gunga Din	Эмелайн «Эмми» Стеббинс
1939	ф	Человек победы	Man of Conquest	Элайза Аллен
1939	ф	Женщины	The Women	миссис Джон Дэй (Пегги)
1940	ф	Ребекка	Rebecca	вторая миссис де Винтер
1941	ф	Подозрение	Suspicion	Лина Маклейдло Эйсгарт
1942	ф	Превыше всего	This Above All	Пруденс Кэтэуэй
1943	ф	Постоянная нимфа	The Constant Nymph	Тереза «Тесса» Сэнгер
1943	ф	Джейн Эйр	Jane Eyre	Джейн Эйр
1944	ф	Бухта пирата	Frenchman's Creek	Донна Сент-Коламб
1945	ф	Интриги Сьюзан	The Affairs of Susan	Сьюзан Даррелл
1946	ф	С этого дня	From This Day Forward	Сьюзан Каммингс
1947	ф	Плющ	Ivy	Айви Лекстон
1948	ф	Письмо незнакомки	Letter from an Unknown Woman	Лиза Берндл
1948	ф	Императорский вальс	The Emperor Waltz	графиня Иоганна Августа Франциска
1948	ф	Ты останешься счастливой	You Gotta Stay Happy	Ди Ди Диллвуд
1948	ф	Поцелуями сотри кровь с моих рук	Kiss the Blood Off My Hands	Джейн Уортон
1950	ф	Рождённая быть плохой	Born to Be Bad	Кристабель Кейн Кэри
1950	ф	Сентябрьская афера	September Affair	Марианна «Манина» Стюарт
1951	ф	Дорогая, как ты могла!	Darling, How Could You!	Элис Грэй
1952	ф	Ради чего стоит жить	Something to Live For	Дженни Кэри
1952	ф	Отелло	The Tragedy of Othello: The Moor of Venice	паж
1952	ф	Айвенго	Ivanhoe	Ровена
1953	ф	Ночи Декамерона	Decameron Nights	Фьяметта / Бартоломеа Джиневра / Изабелла
1953	ф	Двоеженец	The Bigamist	Ив Грэм
1953	ф	Полёт в Танжер	Flight to Tangier	Сьюзен Лейн
1954	ф	Большая ночь Казановы	Casanova's Big Night	Франческа Бруни
1955	док	Отцы и матери Голливуда	Hollywood Mothers and Fathers	играет саму себя
1956	ф	Серенада	Serenade	Кендалл Хейл
1956	ф	За пределами разумного сомнения	Beyond a Reasonable Doubt	Сьюзан Спенсер
1957	ф	Остров Солнца	Island in the Sun	Мэйвис Норман
1957	ф	Пока не поплывут	Until They Sail	Энн Лесли
1958	ф	Уверенная улыбка	A Certain Smile	Франсуаза Ферран
1961	ф	Путешествие ко дну моря	Voyage to the Bottom of the Sea	доктор Сьюзан Хиллер
1962	ф	Ночь нежна	Tender Is the Night	Бэйби Уоррен
1966	ф	Ведьмы	The Witches	Гвен Мэйфилд
1974	док	Басби Беркли	Busby Berkeley	играет саму себя
1978	тф	Пользователи	The Users	Грэйс Сен-Джордж
1980	с	Надежда Райана	Ryan's Hope	Пейдж Уильямс
1982	док	Все мое собственное: История Эрты Китт	All By Myself: The Eartha Kitt Story	играет саму себя
1986	тф	Тёмные особняки	Dark Mansions	Маргарет Дрейк
1994	тф	Добрый король Вацлав	Good King Winceslas	Королева Людмила

Библиография

• Fontaine, Joan. No Bed of Roses. Berkley Publishing Group, (1979) ISBN 0-425-05028-9
• Higham, Charles. Sisters: The Story of Olivia De Haviland and Joan Fontaine. Coward McCann, May 1984, 257 pages.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Джоан Фонтейн
• Джоан Фонтейн (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [ibdb.com/person.php?id=80331 Джоан Фонтейн] (англ.) на сайте Internet Broadway Database

Отрывок, характеризующий Фонтейн, Джоан

– Нет, – отвечала Наташа, хотя действительно она вместе с тем думала и про князя Андрея, и про то, как бы ему понравился дядюшка. – А еще я всё повторяю, всю дорогу повторяю: как Анисьюшка хорошо выступала, хорошо… – сказала Наташа. И Николай услыхал ее звонкий, беспричинный, счастливый смех.
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.
– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.


Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.