Фон Мекк, Надежда Филаретовна

Надежда Филаретовна фон Мекк (урождённая Фроловская; 10 февраля (29 января по ст. ст.) 1831 — 13 января (1 января по ст. ст.) 1894) — русский меценат, жена железнодорожного магната Карла Фёдоровича фон Мекка, хозяйка подмосковной усадьбы Плещеево. Известна главным образом своими отношениями с П. И. Чайковским, с которым она долгое время переписывалась и которому всячески покровительствовала.

Биография

Детские и девичьи годы Надежды Филаретовны прошли в отцовской помещичьей усадьбе в деревне Сырокоренье Рославльского уезда. Отец — Филарет Васильевич, увлекавшийся игрой на виолончели, начал с детства прививать дочери любовь к музыке, а от матери — Анастасии Дмитриевны, урождённой Потемкиной, — девочка унаследовала деловую хватку, сильный характер и предприимчивость.

В 17 лет её выдали замуж за Карла фон Мекка. Если в 1860 году в России было только 1000 км железной дороги, то уже двадцать лет спустя, благодаря деятельности её мужа, было более 15 000 км. Это сделало семью фон Мекк миллионерами. Благодаря железным дорогам к Москве от Курска и Киева, а также очень выгодной для Москвы Рязанской ветке, она захватила монополию транспорта зерна из чернозёмных областей.

Карл фон Мекк скончался в 1876 году, оставив Надежде Филаретовне большое состояние — имения и несколько миллионов рублей. Это состояние впоследствии дало ей возможность стать покровительницей искусств.

Покровительница искусств

Надежда Филаретовна находилась под сильным впечатлением от деятельности «последнего европейского мецената» — короля Баварии Людвига II. В её семье был культ Вагнера, которого поддерживал Людвиг Баварский.

После смерти своего мужа Надежда фон Мекк начинает оказывать значительную финансовую поддержку композиторам — Николаю Рубинштейну, который в то время возглавлял консерваторию, и начинающему Клоду Дебюсси, наставнику по музыке дочерей фон Мекк.

С 1877 года Надежда фон Мекк начала оказывать значительную поддержку Петру Ильичу Чайковскому. Впоследствии она предоставляла ему настолько большое финансовое пособие (6 000 рублей в год), что он смог оставить профессуру в Московской Консерватории, чтобы сосредоточиться исключительно на творчестве. Надежда фон Мекк в письмах к Чайковскому всегда подчёркивала тот факт, какую большую роль в её внутренней жизни играет его великая музыка.

В знак признательности Чайковский посвятил свою 4-ю симфонию Надежде Филаретовне. Она из скромности не пожелала, чтобы там значилось её имя, и композитор указал на титульном листе партитуры — «Посвящается моему лучшему другу». Его траурный марш (ныне утерянный), написанный в 1877 году, и 1-я сюита для оркестра, также посвящены ей.

Духовная связь с Надеждой фон Мекк оказалась для Чайковского столь мощным фактором, что, несмотря на свою психологическую неуверенность в своих силах, он мог продолжать работать, игнорируя критику, которая постоянно преследовала его самого и его творения почти до конца жизни. Так, после того, как была раскритикована его 5-я симфония, Надежда фон Мекк умоляла его не малодушничать и упорно продолжать свой творческий путь.

С Чайковским Надежда Филаретовна фон Мекк так и не увиделась лично до конца жизни, хотя они имели обширную переписку, которая продолжалась 13 лет. С октября 1890 года она уже не имела возможности оказывать финансовую поддержку композитору, поскольку её собственные дела в то время резко пошли на убыль.

Умерла Надежда фон Мекк от туберкулеза в начале января 1894 года, в Ницце. Похоронена была в семейном склепе на кладбище Ново-Алексеевского монастыря в Москве.

Семья

В браке с 14 (26) января 1848 года. В браке родились 18 детей, из которых семеро умерли в младенчестве.

• Елизавета (1848—1907), в замужестве Иолшина.
• Александра (1850—1920) — с 1874 года жена графа П. А. Беннигсена; их сын — Э. П. Беннигсен.
• Владимир (1852—1893) — камер-юнкер, председатель правления Либаво-Роменской железной дороги (1876—1881).
• Юлия (1853—1915) — замужем за В. А. Пахульским.
• Лидия (1855—1910), в замужестве Левис (Levis of Menar).
• Николай (1863—1929) — предприниматель, благотворитель; 11.02.1884 женился на Анне Давыдовой, племяннице Чайковского; с 1892 года — председатель правления Московско-Казанской железной дороги; репрессирован и расстрелян в СССР.
• Александр (1864—1911) — библиофил, меценат, один из основоположников альпинизма в России, председатель Русского горного общества.
• Софья (1867—1935) — в замужестве сначала Римская-Корсакова, затем княгиня Голицына; была в числе основателей Высших женских сельскохозяйственных курсов.
• Максимилиан (1869—1950) — дипломат, российский консул в Ньюкасле (до 1911 года).
• Илиодор (1871—1873)  — захоронен в семейном склепе в Ново-Алексеевсом монастыре.
• Михаил (1871—1883) умер от порока сердца.
• Людмила (1872—1946) — замужем за А. А. Ширинским-Шихматовым.

В своей книге воспоминаний внучка Н. Ф. фон Мекк, Галина Николаевна фон Мекк, рассказывает, что младшая дочь — Людмила — появилась на свет в результате любовной связи Надежды Филаретовны с инженером железных дорог Александром Александровичем Иолшиным (который впоследствии стал мужем старшей дочери, Елизаветы). По словам Галины фон Мекк, эта тайна хранилась пять лет, но в один момент дочь Александра открыла её отцу, и это стало причиной скоропостижной смерти Карла Фёдоровича от инфаркта.

В кинематографе

• «Любители музыки» (1971)
• «Чайковский» (1969)

Примечания

Комментарии

Ссылки

• [ru.rodovid.org/wk/Запись:667710 Фон Мекк, Надежда Филаретовна] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
• [mugi.hfmt-hamburg.de/A_lexartikel/lexartikel.php?id=meck1831 Статья М. Лобановой о Н. Ф. фон Мекк]
• [www.von-meck.info Сайт истории рода]. [von-meck.info/personalii/mecks/10-persons/vonmecks/1-nadezhda-filaretovna-von-meck Надежда фон Мекк].

Отрывок, характеризующий Фон Мекк, Надежда Филаретовна

Князь Андрей поздно вечером уехал от Ростовых. Он лег спать по привычке ложиться, но увидал скоро, что он не может спать. Он то, зажжа свечку, сидел в постели, то вставал, то опять ложился, нисколько не тяготясь бессонницей: так радостно и ново ему было на душе, как будто он из душной комнаты вышел на вольный свет Божий. Ему и в голову не приходило, чтобы он был влюблен в Ростову; он не думал о ней; он только воображал ее себе, и вследствие этого вся жизнь его представлялась ему в новом свете. «Из чего я бьюсь, из чего я хлопочу в этой узкой, замкнутой рамке, когда жизнь, вся жизнь со всеми ее радостями открыта мне?» говорил он себе. И он в первый раз после долгого времени стал делать счастливые планы на будущее. Он решил сам собою, что ему надо заняться воспитанием своего сына, найдя ему воспитателя и поручив ему; потом надо выйти в отставку и ехать за границу, видеть Англию, Швейцарию, Италию. «Мне надо пользоваться своей свободой, пока так много в себе чувствую силы и молодости, говорил он сам себе. Пьер был прав, говоря, что надо верить в возможность счастия, чтобы быть счастливым, и я теперь верю в него. Оставим мертвым хоронить мертвых, а пока жив, надо жить и быть счастливым», думал он.


В одно утро полковник Адольф Берг, которого Пьер знал, как знал всех в Москве и Петербурге, в чистеньком с иголочки мундире, с припомаженными наперед височками, как носил государь Александр Павлович, приехал к нему.
– Я сейчас был у графини, вашей супруги, и был так несчастлив, что моя просьба не могла быть исполнена; надеюсь, что у вас, граф, я буду счастливее, – сказал он, улыбаясь.
– Что вам угодно, полковник? Я к вашим услугам.
– Я теперь, граф, уж совершенно устроился на новой квартире, – сообщил Берг, очевидно зная, что это слышать не могло не быть приятно; – и потому желал сделать так, маленький вечерок для моих и моей супруги знакомых. (Он еще приятнее улыбнулся.) Я хотел просить графиню и вас сделать мне честь пожаловать к нам на чашку чая и… на ужин.
– Только графиня Елена Васильевна, сочтя для себя унизительным общество каких то Бергов, могла иметь жестокость отказаться от такого приглашения. – Берг так ясно объяснил, почему он желает собрать у себя небольшое и хорошее общество, и почему это ему будет приятно, и почему он для карт и для чего нибудь дурного жалеет деньги, но для хорошего общества готов и понести расходы, что Пьер не мог отказаться и обещался быть.
– Только не поздно, граф, ежели смею просить, так без 10 ти минут в восемь, смею просить. Партию составим, генерал наш будет. Он очень добр ко мне. Поужинаем, граф. Так сделайте одолжение.
Противно своей привычке опаздывать, Пьер в этот день вместо восьми без 10 ти минут, приехал к Бергам в восемь часов без четверти.
Берги, припася, что нужно было для вечера, уже готовы были к приему гостей.
В новом, чистом, светлом, убранном бюстиками и картинками и новой мебелью, кабинете сидел Берг с женою. Берг, в новеньком, застегнутом мундире сидел возле жены, объясняя ей, что всегда можно и должно иметь знакомства людей, которые выше себя, потому что тогда только есть приятность от знакомств. – «Переймешь что нибудь, можешь попросить о чем нибудь. Вот посмотри, как я жил с первых чинов (Берг жизнь свою считал не годами, а высочайшими наградами). Мои товарищи теперь еще ничто, а я на ваканции полкового командира, я имею счастье быть вашим мужем (он встал и поцеловал руку Веры, но по пути к ней отогнул угол заворотившегося ковра). И чем я приобрел всё это? Главное умением выбирать свои знакомства. Само собой разумеется, что надо быть добродетельным и аккуратным».
Берг улыбнулся с сознанием своего превосходства над слабой женщиной и замолчал, подумав, что всё таки эта милая жена его есть слабая женщина, которая не может постигнуть всего того, что составляет достоинство мужчины, – ein Mann zu sein [быть мужчиной]. Вера в то же время также улыбнулась с сознанием своего превосходства над добродетельным, хорошим мужем, но который всё таки ошибочно, как и все мужчины, по понятию Веры, понимал жизнь. Берг, судя по своей жене, считал всех женщин слабыми и глупыми. Вера, судя по одному своему мужу и распространяя это замечание, полагала, что все мужчины приписывают только себе разум, а вместе с тем ничего не понимают, горды и эгоисты.
Берг встал и, обняв свою жену осторожно, чтобы не измять кружевную пелеринку, за которую он дорого заплатил, поцеловал ее в середину губ.
– Одно только, чтобы у нас не было так скоро детей, – сказал он по бессознательной для себя филиации идей.
– Да, – отвечала Вера, – я совсем этого не желаю. Надо жить для общества.
– Точно такая была на княгине Юсуповой, – сказал Берг, с счастливой и доброй улыбкой, указывая на пелеринку.
В это время доложили о приезде графа Безухого. Оба супруга переглянулись самодовольной улыбкой, каждый себе приписывая честь этого посещения.
«Вот что значит уметь делать знакомства, подумал Берг, вот что значит уметь держать себя!»
– Только пожалуйста, когда я занимаю гостей, – сказала Вера, – ты не перебивай меня, потому что я знаю чем занять каждого, и в каком обществе что надо говорить.
Берг тоже улыбнулся.
– Нельзя же: иногда с мужчинами мужской разговор должен быть, – сказал он.
Пьер был принят в новенькой гостиной, в которой нигде сесть нельзя было, не нарушив симметрии, чистоты и порядка, и потому весьма понятно было и не странно, что Берг великодушно предлагал разрушить симметрию кресла, или дивана для дорогого гостя, и видимо находясь сам в этом отношении в болезненной нерешительности, предложил решение этого вопроса выбору гостя. Пьер расстроил симметрию, подвинув себе стул, и тотчас же Берг и Вера начали вечер, перебивая один другого и занимая гостя.
Вера, решив в своем уме, что Пьера надо занимать разговором о французском посольстве, тотчас же начала этот разговор. Берг, решив, что надобен и мужской разговор, перебил речь жены, затрогивая вопрос о войне с Австриею и невольно с общего разговора соскочил на личные соображения о тех предложениях, которые ему были деланы для участия в австрийском походе, и о тех причинах, почему он не принял их. Несмотря на то, что разговор был очень нескладный, и что Вера сердилась за вмешательство мужского элемента, оба супруга с удовольствием чувствовали, что, несмотря на то, что был только один гость, вечер был начат очень хорошо, и что вечер был, как две капли воды похож на всякий другой вечер с разговорами, чаем и зажженными свечами.
Вскоре приехал Борис, старый товарищ Берга. Он с некоторым оттенком превосходства и покровительства обращался с Бергом и Верой. За Борисом приехала дама с полковником, потом сам генерал, потом Ростовы, и вечер уже совершенно, несомненно стал похож на все вечера. Берг с Верой не могли удерживать радостной улыбки при виде этого движения по гостиной, при звуке этого бессвязного говора, шуршанья платьев и поклонов. Всё было, как и у всех, особенно похож был генерал, похваливший квартиру, потрепавший по плечу Берга, и с отеческим самоуправством распорядившийся постановкой бостонного стола. Генерал подсел к графу Илье Андреичу, как к самому знатному из гостей после себя. Старички с старичками, молодые с молодыми, хозяйка у чайного стола, на котором были точно такие же печенья в серебряной корзинке, какие были у Паниных на вечере, всё было совершенно так же, как у других.


Пьер, как один из почетнейших гостей, должен был сесть в бостон с Ильей Андреичем, генералом и полковником. Пьеру за бостонным столом пришлось сидеть против Наташи и странная перемена, происшедшая в ней со дня бала, поразила его. Наташа была молчалива, и не только не была так хороша, как она была на бале, но она была бы дурна, ежели бы она не имела такого кроткого и равнодушного ко всему вида.