Форд, Эдвард Онслоу

Форд, Эдвард Онслоу (Edward Onslow Ford; (27 июля 1852, Лондон — 23 декабря 1901, Лондон) — английский скульптор.

Биография

Рождение, ранние годы

Эдвард Онслоу Форд родился 27 июля 1852 года в Ислингтоне, районе в северной части Лондона.

Личная жизнь

Супруга Эдварда Онслоу Форда – баронесса Гвендолин фон Крессер. Художник женился на ней во время своей учебы в Мюнхене.

Становление

В 1870 – 1872 годах учился на Континенте, сначала в Антверпене (живопись), а затем в Мюнхене (скульптура, под руководством профессора Вагмюллера). В 1874 году Форд вернулся в Лондон, где под влиянием творчества Альфреда Гилберта решил стать скульптором. С 1875 года регулярно участвовал в выставках Королевской Академии, а с 1879 года – в Галерее Гросвенор.

Расцвет, зрелые годы

В 1880-х годах Форд стал одной из ключевых фигур направления, получившего название «Новая скульптура», для которого характерно сочетание подчеркнуто детальных натуралистических форм и символического содержания: образы, как правило, заимствовались из мифологии и поэзии. Чаще всего статуи выполнялись в бронзе.

Творчество Эдварда Онслоу Форда можно условно разделить на два направления: портреты и символико-аллегорические скульптуры. Портреты выполнены в добротной реалистической манере и отличаются свободной, живой моделировкой формы. Его бюсты Миллеса и Альма-Тадемы рельефно драпированы и несут в себе ощущение спонтанности. В противоположность им, аллегорические скульптуры Онслоу Форда тщательно взвешены и отточены, образное решение в них доведено почти до знака. Его работы «Безумие» (1886), «Мир» (1887), «Египетская певица» (1889) сближают его творчество с символизмом.

Онслоу Форд был хорошо знаком со многими прерафаэлитами, особенно второй волны. Он принимал участие в деятельности основанного Крейном «Общества искусств и ремесел», неоднократно представлял работы на его выставки.

Конец жизни, смерть

Художник умер в Лондоне 23 декабря 1901 года.

Библиография

• Прерафаэлизм:Иллюстрированная энциклопедия/Сост. И.Г.Мосин. – СПб, 2006.

Отрывок, характеризующий Форд, Эдвард Онслоу

За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.