Форин-офис
Министерство иностранных дел и по делам Содружества (англ. Foreign and Commonwealth Office; неофициально: англ. Foreign Office, Фо́рин-о́фис, Фо́рин О́фис или Фо́рин О́ффис) — внешнеполитическое ведомство Великобритании, один из департаментов британского правительства.
С 13 июля 2016 года возглавляется Борисом Джонсоном.
История
Первый Форин-офис был создан в марте 1782 года путём преобразования Северного и Южного департаментов, каждый из которых отвечал за соответствующий географический регион Королевства, и выделения из его ведения внутренних дел, которые отошли другому департаменту правительства — Хоум-офису (Home Office).
В своем современном виде министерство создано в 1968 году путём слияния Министерства по делам Содружества (Commonwealth Office) и Министерства иностранных дел (Foreign Office).
Структура
Во главе Форин-офиса стоит Министр иностранных дел Великобритании (буквальное название должности — Государственный секретарь по иностранным делам и делам Содружества). В руководство Форин-офиса входят также «государственные министры» и «парламентские заместители государственного секретаря», в русском обиходе — младшие министры или заместители министра. Все они, как и министр, являются политическими назначенцами и представляют партии, формирующие правительство. Как правило, министр и его заместители назначаются из числа членов Парламента. Заместители министра считаются членами правительства, но не входят в состав Кабинета. Каждый заместитель министра определяет политику Форин-офиса по определенному набору направлений.
Непосредственно повседневной деятельностью министерства руководит «постоянный заместитель государственного секретаря» — высший карьерный государственный служащий (а не политический назначенец) в Форин-офисе.
Далее по иерархической лестнице в руководство министерства входят генеральные директора, в ведении каждого из которых находится несколько директоратов. Директораты подразделяются на департаменты, департаменты — на отделы и другие подразделения различной конфигурации.
Главное здание Форин-офиса
Здание Форин-офиса по адресу «улица Короля Карла» (King Charles Street) является одной из достопримечательностей Лондона. Здание построено в итальянском стиле в 1861—1868 годах по проекту архитектора Джорджа Гилберта. Своим восточным фасадом оно выходит на правительственную улицу Уайтхолл, на которой располагается между резиденцией Премьер-министра (Даунинг-стрит, 10) и Министерством финансов. Непосредственно напротив Форин-офиса в середине Уайтхолла находится Памятник Неизвестному солдату (Кенотаф) — главный воинский мемориал Великобритании.
Первоначально здание предназначалось для четырех британских министерств: внутренних дел, иностранных дел, по делам колоний, по делам Индии. Внутренняя отделка здания, включая многочисленные скульптуры, была призвана олицетворять могущество Британской империи и её благотворную роль в мировых делах.
К историческим помещениям Форин-офиса относятся:
- «Локарнский зал», в котором в 1925 были подписаны Локарнские договоры;
- «Дурбар-корт» — внутренний дворик, отделка которого посвящена церемонии Дурбара — заочной символической коронации британского монарха в качестве суверена Индии.
Здание Форин-офиса отнесено в Великобритании к числу памятников истории и архитектуры первой категории.
Оно традиционно открывается для публики в ежегодный «уикенд открытых дверей» правительственных, бизнес- и других примечательных зданий Лондона.
Разное
Является членом центрального аппарата Ассоциации международного права.
В 1930 году сотрудник Форин-офиса Эрнест Холлоуэй Олдхем стал агентом советской разведки (умер в 1933), а в 1935 году был завербован временный сотрудник Джон Герберт Кинг (арестован в 1939).
См. также
Напишите отзыв о статье "Форин-офис"
Ссылки
- [www.fco.gov.uk Официальный сайт МИД Великобритании]
Отрывок, характеризующий Форин-офис
(подписал) Александр». ]13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
