Формация Исуа
Формация Исуа — это самые древние горные породы, в которых найдены следы жизни.
Содержание
Местонахождение и история
Эта формация расположена на юго-западе Гренландии и датируется архейским эоном. Возраст этих горных пород принят от 3,7[1] до 3,8 млрд лет, что делает их одними из самых древних отложений осадочных пород в мире[2]. Пояс содержит переменно метаморфозированные базальтовые и осадочные породы, в которых найден углерод органического происхождения[3]. Структура горной породы говорит о том, что в момент её образования она находилась в воде[2].
Особенности химического состава
В породах, слагающих формацию, существует перекос в отношениях лёгких и тяжёлых изотопов углерода[2]и цинка[4]. Появление в их составе первых руд железа (джеспилитов) может указывать на то, что эти породы слагали фотосинтетики, выделяемый которыми кислород окислял растворённое железо с образованием руд.[2]
Происхождение
Из-за специфического распределения изотопов цинка был сделан вывод о том, что эти породы образовывались на дне первобытного океана, на большой глубине, рядом с аналогом чёрного курильщика.[4]
См. также
Напишите отзыв о статье "Формация Исуа"
Примечания
- ↑ [www.nature.com/nature/journal/vaop/ncurrent/full/nature19355.html Rapid emergence of life shown by discovery of 3,700-million-year-old microbial structures, 2016.]
- ↑ 1 2 3 4 [evolution.powernet.ru/library/eskov/05.html Ранний докембрий]
- ↑ [www.medbiol.ru/medbiol/lifehist/000921b0.htm медбио]
- ↑ 1 2 [ria.ru/science/20111018/462896194.html Материал Риа-новостей]
Отрывок, характеризующий Формация Исуа
– Поверю!Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
