Формула-1 в СССР

Формула-1 в СССР
Категория	шоссейно-кольцевые автогонки
Страна или регион	СССР СССР
Дебют	1960
Роспуск	1976
Поставщики моторов	АЗЛК, ГАЗ

Формула 1 в СССР представляла собой национальный класс гоночных автомобилей с открытыми колёсами для шоссейно-кольцевых автогонок по классификации ФАС СССР. Существовала с 1960 по 1976 годы.

История

Интеграция в международный автоспорт

15 октября 1956 года Центральный автомотоклуб СССР (ЦАМК) стал официальным членом Международной автомобильной федерации (ФИА). Правила ФИА в числе прочего давали участникам право на проведение международных соревнований у себя дома. В июле 1958 года ФИА зафиксировала два международных рекорда скорости, установленные советскими гонщиками Алексеем Амбросенковым и Эдуардом Лорентом.

В 1958 году советская делегация побывала на одном из этапов международной Формулы-1, посетив английскую трассу «Сильверстоун». В числе гостей гоночных соревнований на британской трассе в качестве международного наблюдателя был председатель автомобильной секции ЦАМК ДОСААФ, судья всесоюзной категории Л. Л. Афанасьев, описавший свои впечатления в статье «Что я видел в Сильверстоне». В частности, он писал:

Наибольший интерес у зрителей вызвал главный заезд по Формуле I, победитель которого получает трофей газеты «Дейли экспресс» и наибольший денежный приз (750 фунтов стерлингов). В этом заезде на 50 кругов приняли участие лучшие гонщики мира: Стирлинг Мосс, Питер Колинз, Жан Бера, Гарри Шелл, Мастен Грегори, Рой Сольвадори, Морис Тринтиньян и др. Л. Л. Афанасьев

В СССР после многих лет автоспортивной изоляции ничего подобного не было, и Афанасьев выражал надежду, что автомобильные соревнования появятся в Советском Союзе и будут иметь большой интерес у зрителей. Он также надеялся на скорейшее открытие трассы на аэродроме в Тушино и подготовку советской техники и гонщиков для выступления на международных соревнованиях.

В августе 1958 года советские гонщики на «Москвичах-407» дебютировали в ралли «1000 озёр», прошедшем в Финляндии. Это были первые международные соревнования СССР в автоспорте и отечественная команда показала достойный уровень: один экипаж приехал 3 из 67, а до финиша добрались все четыре машины МЗМА.

На состоявшемся в 1959 году конгрессе ФИА были избраны в руководящий орган советские делегаты (Л. Афанасьев, А. Ипатенко, В. Маржецкий, А. Сабинин) и тогда же был заслушан доклад о развитии автомобильного спорта в СССР. В 1961 году впервые в Советском Союзе были проведены международные раллийные соревнования под названием «За мир и дружбу». В январе 1960 года в СССР образована Федерация автомобильного и мотоциклетного спорта (ФАМС СССР).

Подготовка к проведению соревнований

В 1959 году в СССР в рамках советских технических требований существовала группа «Г», включавшая одноместные гоночные автомобили с открытыми колёсами с форсированными двигателями «Волга» ГАЗ-21. Многие детали и узлы этих машин были позаимствованы у серийной «Волги».

Во время оттепели спортивные организации ФАС СССР, ЦАМК СССР и многочисленные спортивные клубы пытались приблизить соревнования в СССР к международному уровню, и поэтому стремились копировать регламент соревнований, правила их проведения, технический регламент, спортивный календарь, классы и виды соревнований к западным. Благодаря этому, в СССР появилась классификация гоночных автомобилей с открытыми колёсами. Отдельным классом стала формула 1. Такая классификация, по задумке, должна была стимулировать промышленность страны на создание гоночных автомобилей, не уступающих болидам европейских автогоночных команд. В основном, сходство технического регламента касалось ограничения рабочих объёмов двигателя: как и Формуле-1, изначально ограничение было до 2,5 л.

Советское первенство и отдельные соревнования

1960

Первый чемпионат по шоссейно-кольцевым автогонкам СССР в классе формула 1 и других классах прошёл в стране в 1960 году. Он состоял всего из двух этапов, гонках на трассах Невское кольцо в Ленинграде и Козе-Иру-Клоостриметса в Таллине. Оба соревнования были задуманы организаторами как Большие призы соответствующих городов и имели высокое значение даже отдельно друг от друга.

Интересен факт, что последний Гран-при Санкт-Петербурга проводился в 1914 году и был международным и максимальная скорость, показанная на нём победителем Шоллем составила 134 км/ч, что на 26 км/ч больше, чем у победителя ленинградского национального Большого приза 1960 года. Однако машины 60-х годов хоть и отставали от западных, могли развивать куда большую скорость, но трасса Крестовского острова практически не имела прямых и состояла из двух больших дугообразных линий, что усложняло пилотирование на ней. Гонка автомобилей первой формулы стала главным событием гоночного дня в Ленинграде, стартовали 9 автомобилей и все они добрались до финиша. Скорости, показанные машинами в классе первой формулы, стали самыми высокими, превысив скорости в других молодых гоночных классах. За победу в гонке боролись Валерий Шахвердов и Михаил Ковалёв, выиграл в итоге Шахвердов на сконструированной им лично ГА-22.

На трассе в Эстонской ССР первым приехал таллинец Людвиг Кырге на машине «Старый Тоомас» со среднемоторной компоновкой двигателя. Ковалёв приехал вторым, но финишировавшему третьим Шахвердову хватило очков, чтобы стать первым чемпионом СССР по шоссейно-кольцевым гонкам в классе формула 1.

После проведения первого чемпионата подобного рода стало ясно, что Положение о первенстве СССР не до конца продумано и имеет ряд недоработок. Критике подвергалось, в частности, двухэтапное устройтво чемпионата — из-за столь малого количества гонок чемпионом страны вполне мог стать случайный гонщик, а некоторым лидерам первой гонки во второй необходимо было просто доехать до финиша, чтобы попасть на подиум. Положительным влиянием первенства стал выход на соревнования многих автомотоклубов ДОСААФ, находившихся до этого не у дел.

В 1961 году формула 1 была заменена, согласно регламенту, зачётной группой «Свободная формула» и возобновлена только в 1963 году.

1963—1965

В 1963 году в ФАС снова внесла изменения в регламент, к международным стандартам привели формулу «Юниор», ограничив там рабочий объём двигателя одним литром. Решено было вернуть формулу 1, но с ограничением объёма в 1500 см³, сделав её классом для бывших «Юниоров», не попавших в новый регламент. Эти машины имели двигатели «Москвич» с объёмом 1358 см³. Свободная формула с моторами ГАЗ не перестала существовать, превратившись в 1962 году в формулу 2, а в 1963 став формулой 5. К устаревавшим машинам первой формулы добавился заводской заднемоторный «Москвич-Г4», разработанный И. А. Гладилиным и Л. М. Шугуровым, имевший тот же 407-й двигатель. Новым автомобилем управлял лидер команды МЗМА Юрий Чвиров.

Первенство 1963 года содержало всё также два этапа. На этот раз первая гонка прошла в Литовской ССР на Неманском кольце недалеко от города Каунас, а вторая в БССР на Малом Минском кольце. Этап в Литве помимо прочего являлся отборочным — во второй этап проходила только десятка лучших в каждом классе, ещё пять гонщиков каждого класса могли быть допущены до второго этапа специальным решением судей. Первую гонку выиграл Юрий Чвиров на новом «Москвиче-Г4». Во второй гонке на новом «Минском кольце» первым стал Евгений Веретов на «Москвиче-Г3», опередив Чвирова всего на секунду. Несмотря на это, второе место Чвирова позволило тому с отрывом в 4 очка от Ветрова стать вторым чемпионом СССР в классе формула 1.

К сезону 1964 года правила в FIA вновь изменились, но это касалось других формул и не затронуло первую. Чемпионат 1964 года состоял из двух этапов — литовского и ленинградского. Из-за малого количества участников вторую формулу объединили с первой. К этому времени в советских соревнованиях участвовали купленные в ГДР гоночные автомобили «Melkus-Wartburg» конструкции немецкого инженера Хайнца Мелькуса, которые как раз приняли участие в спаренном классе. Имея объём двигателя всего 991 см³ «Мелькусы» смогли навязать борьбу «Москвичам». Георгий Сургучев на «Melkus-63» выиграл первую гонку на «Неманском кольце», обойдя Вадима Ржечицкого на «Москвиче-Г4». На «Невском кольце» ситуация повторилась и чемпионом СССР в 1964 году стал Георгий Сургучев.

В 1965 году первенство СССР проходило на тех же двух этапах, что и в прошлом году, их лишь поменяли местами. В этом году выступавших в формуле 1 было ещё меньше, а доминировали гонщики на доработанных машинах «Москвич-Г4А». Чемпионом СССР стал москвич Виктор Щавелев, выигравший оба этапа.

Несмотря на значительную заинтересованность завода МЗМА в строительстве гоночных автомобилей, ЗАЗ и ГАЗ не участвовали в подобных проектах. Также фактором, тормозящим развитие формульных классов в целом был острый дефицит запасных частей для гоночных автомобилей.

1966—1968

В январе 1966 года FIA изменила регламент международной Формулы-1, увеличив максимальный объём двигателей болидов до 3000 см³ (для двигателей с наддувом до 1500 см³) и установив минимальную массу автомобиля в 500 кг. Советский регламент был соответственно скорректирован и в классе снова оказались другие машины — в основном все с двигателями ГАЗ-21, перешедшие из формулы 5 (свободной). К этому моменту советские машины обновлённой первой формулы по мощности уступали иностранным болидам гоночных команд практически в три раза. Например, моторы Scuderia Ferrari при 10500 об/мин выдавали 350 л.с., советский двигатель ГАЗ-21 к тому моменту имел мощность 115 л.с. при 5400 об/мин. Машины с двигателями «Москвич» уже бывшей 1,5-литровой формулы 1 теперь оказались в новой формуле 2 (с объёмом двигателя до 1600 см³) и теперь уже в этом классе гоночных автомобилей происходило непрерывное сокращение количества участников соревнований. Так, на чемпионат заявились только трое участников и их снова на время соревнований объединили с первой формулой.

Таким образом заводские гонщики МЗМА и другие на машинах из второй формулы оказались на старте вместе с гонщиками формулы первой. Однако победитель чемпионата Владимир Бубнов сидел за рулём «Москвич-Г4А» с двигателем «Москвич-408», развивавшем 81 л. с.. Этот автомобиль был легче машин первой формулы и отличался лучшей аэродинамикой вкупе с хорошей управляемостью. Его товарищ по МЗМА Виктор Щавелев пилотировал новый «Москвич-Г4М», имевший 92-сильный экспериментальный двигатель 412-й модели. Чемпионат СССР 1966 года традиционно содержал два этапа — ленинградскую и литовскую трассы. Однако нововведением было то, что каждый этап проходил в два заезда каждый, что номинально увеличило количество получаемых гонщиками очков вдвое. Бубнов, набравший 85 очков, стал чемпионом Союза, Владимир Глурджидзе на АСК был вторым, Константин Константинов на КВН-3000Г стал третьим. Щавелев был только шестым, несмотря на две победы во втором этапе, две первые гонки в Ленинграде он сходил с трассы из-за проблем с трансмиссией.

1967 год выдался сложным для всего кольцевого автоспорта в СССР и для формулы 1 в частности. 9 апреля на городской трассе «Ваке-Сабуртало» в Тбилиси, на первом из трёх запланированных этапов чемпионата СССР, произошла трагедия. Параллельно с первым этапом чемпионата проводились гонки на серийных автомобилях. Во время одной из таких гонок краснодарец Байзет Беджашев на «Волге» при выходе из поворота не справился с управлением и протаранил толпу зрителей, пятеро из которых погибли, а шестеро получили ранения. Это была крупнейшая трагедия в истории советского автоспорта и она способствовала негласному байкоту кольцевых автогонок вообще. В прессе того времени нельзя встретить сообщения о случившемся, также из колонок по непонятным для читателей причинам на время пропали ставшие уже традиционными сводки с кольцевых автогоночных соревнований. Наибольший удар пришёлся по гонкам на серийных автомобилях, хотя формульные автомобили вместо трёх запланированных этапов получили в итоге только один, хоть и сдвоенный, в Ленинграде. Так, всего за один день чемпионство завоевал ленинградец Евгений Павлов на самодельной машине АСК.

В 1968 году формулы 1 в чемпионате не было вообще.

1969

В 1969 году ФАС СССР внесла изменения в регламент, разрешив использовать автомобили с двигателями любого объёма, тогда как болиды международной Формулы-1 имели разрешение только на трёхлитровые моторы. Связано это было с тем, что руководителей ФАС вдохновил спортивный автомобиль ЗИЛ-112С, имевший двигатели с объёмом 5996 см³ и 6962 см³, и выдававший на последнем мощность в 300 л. с. Попав в рамки регламента, два ЗИЛ-112С, хоть и не были гоночными автомобилями, были заявлены на первенство в вернувшемся классе 1 формулы, но, несмотря на выдаваемую мощность, машины не показали хороших результатов, теряя много времени в поворотах.

По сути, из-за снятия ограничения объёма двигателя, первая формула де-факто была «свободной», и заявившиеся в неё автомобили в 1969 году отличались своей разнообразностью. Большинством из заявленных на этапы были всё те же машины с переднемоторной компоновкой на двигателях ГАЗ-21. С этим же двигателем на старт выходила более современная «Эстония-14», а из-за отмены прошлогодней Формулы-5 вернулись «Москвич-Г4М» и два новых «Москвич-Г5». Со второго этапа «-Г5» получили усовершенствованные двигатели «Москвич-412», развивавшие 112 л. с.

Система начисления очков в сезоне 1969 имела следующий вид: 10, 7, 5, 3, 2, 1 за первые шесть мест соответственно. Чемпионат этого года впервые проводился в четыре этапа на трассах «Боровая» (Малое Минское кольцо), «Кольце скорости» и «Кольце мастерства» в Бикерниекском лесу на окраине Риги, и на Невском кольце в Ленинграде. Победителем соревнований 1969 года в классе формулы 1 стал Вадим Ржечицкий на «Москвиче-Г5», не выигравший ни одной гонки, но всегда приезжавший на подиум и заработавший 24 очка. Он всего на 1 очко опередил Мадиса Лайва, выигравшего два этапа на «Эстонии-14».

1970—1976

Последние годы для формулы 1 прошли не лучшим образом — ещё со второй половины 60-х годов класс стал объединять автомобили, не попадающие в более популярные формулу 3 и формулу «Восток» и де-факто превратился в «свободную формулу».

Чемпионат в этом году, несмотря на четырёхэтапный в прошлом году, планировалось провести в три этапа: Ленинград, Рига, Минск. Но после ФАС внесла изменения в календарь, поменяв этапы местами и увеличив временные промежутки между ними (до этого всё первенство планировалось провести в течение трёх недель в сентябре). Минский этап открыл чемпионат и был приурочен к советскому этапу Кубка Дружбы. Следующая гонка так и не была проведена. В сентябре ФАС официально объявила об отмене двух этапов и признала чемпионами в своих классах победителей минской гонки.

В 1970 году чемпионом стал Юрий Андреев, выступавший на иностранном De Sanctis Ford, автомобиле формулы 3 пятилетней давности. Миниатюрная машина весила всего 360 килограмм, а по мощности (95 л. с.) практически не уступала тяжёлым машинам первой формулы. Второе и третье место досталось гонщикам на новых «Эстония-16» с двигателями «Москвич-412». Формально эти машины относились формуле 2, но в 1970 отдельные гонки для этого класса всё ещё не проводились. Мадис Лайв продолжил выступать на «Эстония-14», а гонщики АЗЛК НА «Москвичах» пропали из поля зрения.

В чемпионате 1971 года проводилось 3 этапа (Минск, Рига, Таллин), победителем в классе формула 1 стал Мадис Лайв на машине «Эстония-14-Волга», выигравший две гонки из трёх. Заводские гонщики Ржечицкий, Шевченко, Щавелев и другие к этому времени ушли или собирались уходить из автоспорта, продолжилась прошлогодняя тенденция уменьшения количества «Москвичей» на гоночных трассах.

Регламент 1972 года вернул первую формулу в предел объёмов двигателей в 3000 см³, в остальном чемпионат был таким же как и в прошлом году: те же этапы в таком же порядке. Ограничение объёма не оказало какого-то воздействия на класс, в формуле 1 и в предыдущие сезоны не выступали автомобили с объёмом двигателя более 3 литров. Однако вкупе с этим был приведён к международному значению регламент третьей формулы для проведения восточноевропейских соревнований в рамках Кубка Дружбы. В международных соревнованиях класс третьей формулы получил название «Восток».

1973 год продолжил относительную стабильность в автогоночном спорте, однако формула 2 была исключена из классификации и теперь официально вошла в класс первой формулы. В целом это пошло на пользу, так как отличий между этими классами последние годы становилось всё меньше, а из-за малого количества участников гонки двух классов и так объединяли, а машины второй формулы навязывали достойную борьбу. Несмотря на это объединение, в 1974 году формулу 2 снова выделили в отдельный класс. А первенство 1973 года выиграл Николай Казаков на «Москвиче-Г5М».

Чемпионат 1974 года вернулся к четырёхэтапной схеме, однако гонки проводились дважды на двух трассах, в зачёт шли очки, заработанные гонщиками на каждом из четырёх заездов. Большинство участников заездов формулы 1 стартовали на автомобилях «Эстония-16М» с двигателями «Москвич-412», относившихся ко второй формуле. Победу в чемпионате СССР в этом сезоне одержал эстонец Хенри Саарм на «Эстония-16С».

Следующий год принёс ещё большее увеличение автомобилей «Эстония-16М» в первую формулу. Первенство проводилось по такой же схеме, как и в прошлом году, однако одним из этапов стал новый автодром «Чайка», открытый в Киеве. Единственный участвовавший в первенстве «Москвич-Г5М» под управлением Юрия Теренецкого отличился крайне низкой надёжностью двигателя. С такой же проблемой столкнулись и двигатели ГАЗ-24-14 Станислава Гесс-де-Кальве, FIAT-132 Владислава Барковского и «Ford-Granada» Сергея Панасенко. «Эстонии» в очередной раз доказали свою надёжность, чемпионом 1975 года на одной из таких машин стал грузин Гурам Дгебуадзе, опередив прошлогоднего чемпиона. Третьим был харьковчанин Владимир Капшеев на самодельном К-2000 с двигателем «Москвич-412», увеличенным до 1600 см³.

В последние годы существования класса формулы 1 в первенстве СССР сильнейшие гонщики переходили в формулу «Восток», а в 1976 году последним победителем чемпионата в классе первой формулы стал Владимир Греков на машине «Эстония-18». В 1977 году формула 1 пропала из национальной классификации и больше не возвращалась.

Автомобили

Внешние изображения
	[steer.ru/pic/171108/f1/image_15.jpg ГА-22] версии 1963 года

В отличие от западных гоночных команд, имевших в своём распоряжении достаточные финансовые ресурсы и возможности разработки агрегатов для болидов практически с нуля, советские автомобильные конструкторы за небольшим исключением создавали гоночные автомобиле в «кустарных» условиях. Таким образом, в советской национальной формуле 1, особенно в первые годы её существования, участвовали, как правило, машины-самоделки, базой для которых служили узлы серийных машин, собираемые, в основном, поштучно. Лишь крупный завод АЗЛК изготовил гоночные болиды в нескольких экземплярах, а двигатель ГАЗ-21 использовался на многих гоночных автомобилях практически всё время существования национальной формулы 1. Таллиннский Опытный Авторемонтный Завод занимался разработкой и массовым выпуском достаточно успешных автомобилей «Эстония». Но в целом машиностроительная отрасль не предпринимала попыток создания гоночных автомобилей, схожих с мощными машинами международной Формулы-1.

Автомобиль	Год	Кол-во и V цилиндров (см³)	Число кар­бюра­торов	ГРМ	Мощность (л. с.) и кол-во об/мин	Двигатель	Кол-во передач	База (мм)	Масса (кг)	Макс. скорость (км/ч)
ГА-22	1958	4 — 2445	2	OH	84 — 4000	ГАЗ-21	3	2380	900	200
КВН-3000Г	1964	4 — 2898	2	OH	115 — 5400	ГАЗ-21	3	2400	690	210
«Москвич-Г4А»	1965	4 — 1358	4	OH	81 — 5500	«Москвич-408»	4	2350	550	180
ХАДИ-8	1967	8 — 1974	1	DOHC	340 — 6500	—	5	2600	550	200
«Эстония-14»	1968	4 — 2445	2	OH	110 — 4000	ГАЗ-21	4	2350	550	200
«Москвич-Г5А»	1972	4 — 1840	4	DOHC	124 — 6000	«Москвич-412»	5	2284	600	200
МАДИ-01	1973	6 — 2998	1	OH	125 — 5400	ГАЗ-21-14	5	2480	736	204
«Эстония-17»	1974	4 — 2445	4	OH	130 — 4000	ГАЗ-24	5	2350	550	200

Победители первенств СССР в классе формула 1

Чемпионы СССР по шоссейно-кольцевым автогонкам в классе формула-1
Сезон	Чемпион	Автомобиль
1960	Валерий Шахвердов	ГА-22
1963	Юрий Чвиров	«Москвич-Г4»
1964	Георгий Сургучев	Melkus-Wartburg-63
1965	Виктор Щавелев	«Москвич-Г4А»
1966	Владимир Бубнов	«Москвич-Г4А»
1967	Евгений Павлов	АСК
1969	Вадим Ржечицкий	«Москвич-Г5»
1970	Юрий Андреев	De-Sanctis Ford
1971	Мадис Лайв	«Эстония-14-Волга»
1972	Юрий Тереницкий	«Москвич-Г5М»
1973	Николай Казаков	«Москвич-Г5М»
1974	Хенри Саарм	«Эстония-17-Волга»
1975	Гурам Дгебуадзе	«Эстония-16М-Москвич»
1976	Владимир Греков	«Эстония-18-ВАЗ»

Примечания

Комментарии

Источники

Ссылки

• [www.ussr-autosport.ru/ Веб-сайт об автоспорте в СССР]
• [5koleso.ru/articles/obzory/formula-1-v-sssr-kak-eto-bylo «Формула-1» в СССР: как это было]. 5 колесо.
• [www.zr.ru/archive/zr Архив журнала «За-рулём»]

Отрывок, характеризующий Формула-1 в СССР

– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.