Формула-1 в сезоне 1994

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
45-й Чемпионат мира Формулы-1

◄ 1993    Сезон 1994    1995 ►

Чемпион мира

Михаэль Шумахер (Benetton)

Кубок конструкторов

Williams-Renault

Портал:Формула-1

Сезон 1994 Формулы-1, 45-й сезон Формулы-1, состоял из 16-ти Гран-при и проходил с 17 марта по 13 октября. Чемпионом мира стал Михаэль Шумахер, который всего на одно очко опередил Дэймона Хилла; Кубок конструкторов завоевала команда Williams-Renault. Этот сезон запомнился как один из самых трагичных чемпионатов мира за всю историю. Именно во время этого сезона на Гран-при Сан-Марино погибли Айртон Сенна, 3-кратный чемпион Формулы-1, и новичок Роланд Ратценбергер. В сезоне 1994-го года приняли участие 46 пилотов, из них 14 дебютировали в Формуле-1. Впервые с 1955-го года в чемпионат вернулся автопроизводитель Mercedes-Benz, на этот раз как моторист швейцарской команды Sauber, последний сезон проводит легендарная конюшня Team Lotus.





Перед началом сезона

Самой громкой новостью в конце сезона 1993-го года стал уход действующего чемпиона мира Алена Проста, только что завоевавшего свой четвёртый титул, и приход на его место в команде Williams его старого соперника Айртона Сенны.

В 1994-м году дебютировали две новые команды. Пилотами Simtek-Ford стали австралиец Дэвид Брэбем, который вернулся в гонки впервые с 1990-го года, и австрийский новобранец Роланд Ратценбергер. После гибели последнего в Имоле второе место в команде занимали несколько пилотов. Pacific-Ilmor решили нанять опытных Поля Бельмондо и Бертрана Гашо.

После ужасного сезона 1993-го года, команда BMS Scuderia Italia объединилась с Minardi; команда была переименована в BMS Minardi. В качестве пилотов были взяты опытные Микеле Альборето и Пьерлуиджи Мартини.

Кроме того, после ухода из Формулы-1 крупного спонсора Camel, две команды поменяли свою раскраску в соответствии с новыми спонсорскими контрактами. Williams подписала сделку с Rothmans и изменила цвета на тёмно-синий и белый с золотыми и красными полосами, в то время как в Benetton сменили расцветку с жёлтой на фирменные бледно-голубой и мятно-зелёный Mild Seven.

Технические изменения

Из-за неуклонно возрастающей технической сложности болидов бюджеты команд постоянно увеличивались; кроме того, критики указывали, что в сложившейся ситуации технологии выходят на передний план, заслоняя собой талант гонщика. Для противодействия этому, в 1994-м году были приняты многочисленные изменения в правилах, основным из которых стал полный запрет на все "электронные помощники" гонщика; в их числе оказались активная подвеска, антиблокировочная система, противобуксовочная система и система автоматического старта. Айртон Сенна, в числе прочих, заметил, что если убрать все эти системы, но не уменьшить при этом скорость болидов, то 1994-й год станет "сезоном с множеством происшествий".

В 1994-м году были вновь разрешены дозаправки (впервые с 1983-го). После фатальной аварии Сенны было введено несколько правил, призванных замедлить болиды. Начиная с Испании были уменьшены передние крылья и задние диффузоры. С Канады была уменьшена эффективность воздухозаборников; в кожухе двигателя были сделаны отверстия, которые уменьшали его мощность. Начиная с Германии было принято правило, действующее до сих пор: под каждой машиной стала крепиться 10-миллиметровая деревянная планка, что уменьшало граунд-эффект, а также заставляло делать болиды выше. К концу гонки допускался износ планки не более чем на 1 миллиметр. После победы в Бельгии Михаэль Шумахер был дисквалифицирован за чрезмерный износ этой планки.

Гонка за гонкой

Этап 1: Бразилия

Сезон начался в Бразилии, где основная часть болельщиков поддерживала Сенну. Поэтому неудивительно, что он занял поул; следом за ним расположились Шумахер, Алези, Хилл, Френтцен и Морбиделли. На старте Алези обогнал Шумахера и стал вторым, в то время как Вендлингер и Ферстаппен (выступающий вместо травмировавшего на тестах шею Ярвилехто) прошли Френтцена и Морбиделли. В конце первого круга Сенна лидировал впереди Алези, Шумахера, Хилла, Вендлингера и Ферстаппена.

На 2-м круге, после нескольких неудачных попыток, Шумахер обогнал Алези в борьбе за второе место. За это время Сенна оторвался от Шумахера на 4 секунды. Сенна и Шумахер начали отрываться от пелетона, привозя всем остальным примерно секунду на круге. Оба заехали на пит-стоп на 21-м круге, но у Шумахера он прошёл быстрее, и он выехал лидером. Он оторвался на 10 секунд, но потом Сенна стал приближаться к нему. К 35-му кругу Вендлингера обогнали Ферстаппен, Брандл и Эдди Ирвайн. Когда они стали обгонять на круг Бернарда, Ферстаппен попробовал пройти Ирвайна. Тот выдавил его на траву, и Ферстаппена развернуло; его машина, сделав несколько кульбитов, пролетела над Ирвайном, задела машину Бернарда и ударила болид Брандла. Никто не пострадал, но Ирвайна наказали пропуском одного этапа, а после его апелляции увеличили штраф до трёх этапов. К этому моменту Алези, который останавливался дважды, шёл позади Хилла, который останавливался только один раз.

Укио Катаяма, а затем и Рубенс Барикелло прошли Вендлингера в борьбе за очки. После заезда на пит-стоп Барикелло вернулся на трассу впереди Катаямы. Сенна уменьшил отрыв от Шумахера до пяти секунд, но на 56-м круге его развернуло, и он сошёл. Шумахер выиграл, за ним финишировали Хилл, Алези, Барикелло, Катаяма и Вендлингер.

Этап 2: Тихий океан

На тестах в Муджелло Алези повредил спину, и его заменил Никола Ларини; Агури Сузуки заменил в Jordan'е наказанного Ирвайна. Второй этап проходил на новой трассе Tanaka International в Японии. Сенна завоевал поул, за ним расположились Шумахер, Хилл, Хаккинен, Бергер и Брандл. На старте Шумахер обогнал Сенну, а Хаккинен Хилла. Хаккинен попробовал атаковать Сенну, но ударил сзади его болид. Сенну развернуло, и в него врезался Ларини; оба в результате сошли. Шумахер закончил первый круг лидером, за ним шли Хаккинен, Хилл, Бергер, Барикелло и Брандл.

Хилл, стараясь догнать уезжающего Шумахера, на 4-м круге атаковал Хаккинена. Хилл ошибся, его развернуло, и он откатился на девятое место. Он начал отыгрываться, пройдя на 12-м круге Брандла. Во время пит-стопов Хилл опередил Барикелло. На 19-м круге Хаккинен сошёл из-за поломки трансмиссии.

Пока Шумахер отрывался, Хилл приблизился к Бергеру. Во время второй волны пит-стопов Хилл опередил Бергера, а Брандл опередил Барикелло. Однако на 50-м круге Хилл сошёл из-за отказа трансмиссии, а Брандл сошёл на 68-м круге из-за перегрева двигателя. Шумахер вновь одержал победу; следом за ним финишировали Бергер, Барикелло, Фиттипальди, Френтцен и Кома.

Этап 3: Сан-Марино

Основная статья: Гран-при Сан-Марино 1994 года

На Гран-при Сан-Марино Ярвилехто вернулся в строй; вторым пилотом Jordan стал Андреа де Чезарис. Уик-энд начался с серьёзной аварии Рубенса Барикелло во время практики. Войдя слишком быстро в поворот Variante Bassa, его машина подскочила на бордюре. Менее чем в метре от бордюра находилось ограждение из покрышек, которое моментально остановило машину; та перевернулась и упала вверх колёсами. Барикелло был без сознания; он проглотил язык, и лишь быстрые действия спасателей позволили ему выжить. Днём в субботу он вернулся на трассу с разбитым носом, забинтованной рукой и порезанной губой. Барикелло ничего не мог вспомнить о произошедшем.

Во время квалификации на машине Роланда Ратценбергера подломилось переднее антикрыло, что привело к повреждению подвески и ухудшению аэродинамики. На следующем круге Ратценбергер потерял управление и влетел в отбойник в повороте Villeneuve на скорости свыше 290 км/ч. Его машина Simtek S941 была сильно повреждена, а сам гонщик получил перелом основания черепа, вскоре после чего скончался.

После возобновления квалификации Сенна взял поул; за ним расположились Шумахер, Бергер, Хилл, Ярвилехто и Ларини. На утренней встрече пилотов все пилоты говорили об аварии Ратценбергера и решительно выступили за увеличение безопасности гонок; в результате была реформирована GPDA (Grand Prix Drivers Association, Ассоциация пилотов Гран-при). Сенне, как самому опытному гонщику, было предложено её возглавить.

На старте гонки Benetton Ярвилехто заглох, и в него врезался Педро Лами на Lotus'е. Обломки от машин, включая правое переднее колесо машины Лами, полетели на трибуны, травмировав четырёх зрителей и полисмена. Лами не пострадал, а Ярвилехто получил лёгкую травму руки. Был выпущен пейс-скар, за которым шли Сенна, Шумахер, Бергер, Хилл, Френтцен и Хаккинен.

На 5-м круге был дан рестарт. Сенна попытался немедленно оторваться от Шумахера. В начале 7-го круга Сенна по не до конца установленным причинам потерял управление, и в повороте Tamburello его машина врезалась по прямой в бетонную стену. Согласно телеметрии, машина покинула трассу на скорости 310 км/ч, и за две секунды успела замедлиться до 218 км/ч, прежде чем удариться о стену. При ударе подвеска на Williams сломалась, правое переднее колесо отлетело назад и ударило Сенну по голове. Машину протащило вперёд, после чего она остановилась; Сенна был неподвижен. На телевизионной картинке с вертолёта было видно, что он слегка повернул голову, что дало некоторые надежды. Врач Сид Уоткинс был на месте аварии менее чем через две минуты. Сенну доставили в госпиталь на вертолёте, но медики оказались бессильны, и вечером в тот же день было объявлено о его смерти. После гонки в машине Сенны нашли австрийский флаг; очевидно, в случае своей победы Сенна хотел посвятить её памяти Ратценбергера. После аварии Сенны гонка была остановлена.

Во время красных флагов команда Larrousse случайно выпустила Эрика Кома из боксов, и его остановили лишь в повороте Tamburello. Во время второго рестарта Хайнц-Харальд Френтцен заглох и был вынужден стартовать с пит-лейн.

После рестарта лидерство захватил Бергер, но Шумахер (который столкнулся с Хиллом, заставив того ехать на пит-стоп за новым передним крылом) всё ещё был впереди по сумме двух гоночных сессий; за ним шли Бергер, Хаккинен, Ларини, Вендлингер и Катаяма. На 12-м круге Шумахер обошёл Бергера, но сразу за этим отправился на пит-стоп. Когда Бергер остановился на 15-м круге, в лидеры вышел Хаккинен. Бергер сошёл на 17-м круге из-за проблем с подвеской, а чуть позже Хаккинен заехал на пит-стоп, вернувшись на трассу четвёртым. На 21-м круге Шумахер (хотя он и шёл по трассе позади Ларини) лидировал в гонке; Фиттипальди шёл третьим (он остановился на 23-м круге), Хаккинен четвёртым, Френтцен пятым (он тоже вскоре остановился на пит-стоп), и замыкал шестёрку Вендлингер. С 45-го до 55-го круга Хилл, Катаяма и Фиттипальди сражались за места с пятого по седьмое. Сначала Фиттипальди, а потом Хилл прошли Катаяму, а Хилл на 49-м круге прошёл также Фиттипальди, но двумя кругами спустя они снова поменялись местами. Фиттипальди сошел на 55-м круге из-за проблем с тормозами. Хилл шёл пятым, но всего за два круга до финиша снова пропустил вперёд Катаяму и финишировал шестым, набрав лишь одно очко.

Ещё один инцидент произошёл с Микеле Альборето, когда на выезде с пит-лейн его Minardi потеряла переднее правое колесо. Альборето успел набрать большую скорость, и колесо нанесло серьёзную травму механику Ferrari. Это происшествие привело к появлению двух новых правил в Формуле-1:

  • Скорость на пит-лейн ограничена 120 км/ч во время гонки, и 80 км/ч во время практики и квалификации.
  • Механики должны находиться в своём гараже, и выходить из него только на время пит-стопа.

Оба правила вступили в силу уже на следующей гонке в Монако; ограничение в 80 км/ч действует и поныне.

Шумахер выиграл гонку; за ним финишировали Ларини, Хаккинен, Вендлингер, Катаяма и Хилл. Однако награждение на подиуме было отменено, и все разговоры были вокруг Сенны и Ратценбергера.

Этап 4: Монако

Алези вернулся в строй после травмы. Во время первой практики Вендлингер на большой скорости разбил свой болид в повороте Nouvelle. Быстро оказанная помощь спасла ему жизнь, но три недели он находился в коме, и выбыл из борьбы до конца сезона. В знак уважения Sauber сняла с соревнования машину Френтцена. Шумахер завоевал свой первый поул; следом за ним шли Хаккинен, Бергер, Хилл, Алези и Фиттипальди.

В пятницу утром Ники Лауда объявил о реформировании GPDA (Grand Prix Drivers Association, Ассоциации пилотов Гран-при). Представителями были выбраны Лауда, Шумахер, Бергер и Фиттипальди. После трагических событий этого сезона GPDA потребовала от FIA увеличения безопасности Формулы-1. FIA отреагировала введением следующих правил:

Со следующей гонки, Гран-при Испании,

  • размер диффузоров должен быть уменьшен,
  • торцевые пластины переднего антикрыла должны быть подняты выше,
  • размер переднего антикрыла должен быть уменьшен.

Всё вместе это уменьшило прижимную силу примерно на 15%.

С Гран-при Канады,

  • защита головы гонщика с боков должна быть усилена путём увеличения боковин кокпита,
  • минимальный вес машины Формулы-1 увеличен на 25 кг (к началу канадского Гран-при эта цифра была уменьшена до 15 кг),
  • передние рычаги подвески должны быть усилены, чтобы уменьшить вероятность отрыва колеса,
  • кокпит должен стать длиннее, чтобы уменьшить вероятность удара в голову пилота спереди,
  • в правилах, касающихся топлива, будет подробно описано использование топливного насоса,
  • воздухозаборники на двигателе будут полностью убраны, чтобы ограничить доступ воздуха и тем самым уменьшить мощность мотора.

Первые два места стартовой решётки были оставлены незанятыми; они были покрашены в цвета бразильского и австрийского флагов, в знак памяти Сенны и Ратценбергера. На старте Хилл обошёл Бергера и к первому повороту стал атаковать Хаккинена. Произошёл контакт, обоих развернуло, и они сошли. Шумахер шел впереди Бергера, Алези, Фиттипальди, Брандла и Катаямы. Шумахер начал отрываться, в то время как Брандл, остановившись на пит-стоп раньше всех, сумел пройти Фиттипальди и Алези.

Катаяма сошёл на 39-м круге из-за проблем с коробкой передач, и на шестое место переместился его напарник Бланделл. Однако двумя кругами спустя у Бланделла сгорел двигатель; при этом на трассу вылилось много масла. Шумахер поскользнулся и чуть не врезался в стену, в то время как Бергер вылетел с трассы и вернулся позади Брандла. Фиттипальди сошёл на 48-м круге из-за проблем с коробкой передач. Во время второй волны пит-стопов де Чезарис смог пройти измученного Алези, который страдал от болей в шее. Шумахер выиграл гонку; за ним финишировали Брандл, Бергер, де Чезарис, Алези и Альборето.

Между Монако и Испанией команда Williams объявила, что вторым пилотом станет Култхард; Найджел Мэнселл будет выступать в те уик-энды, когда он будет свободен от выступлений в IndyCar. В Lotus пришёл Дзанарди, который заменил Педро Лами, попавшего в сильную аварию на тестах в Сильверстоуне (Лами вывихнул обе ноги и сломал запястье, в результате чего пропустил почти весь сезон).

Этап 5: Испания

После отбытия своего наказания в Jordan вернулся Эдди Ирвайн. Sauber заявила на гонку только одну машину с Френтценом. В повороте Nissan была сооружена временная шикана из покрышек, чтобы уменьшить скорость перед шпилькой La Caixa.

Во время свободной практики в субботу утром Андреа Монтермини, заменивший в Simtek Ратценбергера, потерпел страшную аварию на выходе из последнего высокоскоростного поворота. В свете последних событий можно представить, какое облегчение испытал весь паддок, когда выяснилось, что Монтермини отделался сломанной лодыжкой и трещиной пяточной кости. Шумахер взял поул; далее расположились Хилл, Хаккинен, Ярвилехто, Барикелло и Алези. Поскольку Simtek и Sauber выставили только по одной машине, обе машины Pacific смогли принять участие в гонке.

На старте Алези обошёл Барикелло и Ярвилехто; Култхард тоже прошёл Барикелло. Шумахер шёл первым, за ним Хилл, Хаккинен, Алези, Ярвилехто и Култхард. Шумахер отрывался, пока у него не начались проблемы с выбором передачи, и вскоре он окончательно застрял на пятой передаче. Во время пит-стопов Шумахеру удалось не заглохнуть на старте. Позади него Култхард заглох на пит-стопе, а у Алези начались проблемы, отбросившие его на четвёртое место. Шумахера вскоре прошёл Хилл. Во время второй волны пит-стопов, Барикелло развернуло возле въезда на пит-лейн; Шумахер снова смог не заглохнуть на пит-стопе. Хаккинен подъехал близко к нему, но не успел атаковать, так как на 49-м круге у него сгорел мотор. Ярвилехто вышел на третье место, но и у него через несколько кругов отказал двигатель. Теперь на третье место вышел Брандл, однако за шесть кругов до финиша у него отказала трансмиссия. Хилл выиграл гонку; за ним финишировали Шумахер, Бланделл, Алези, Мартини и Ирвайн.

Этап 6: Канада

Новые правила, объявленные в Монако, вступили в силу. Одно из них привело к тому, что командам пришлось делать отверстия в кожухах двигателей. Для замедления машин перед последним изгибом трассы, выводящим на прямую старт-финиш, была сделана ещё одна временная шикана. Benetton представил обновлённое заднее крыло, а Ferrari — новые боковые понтоны. де Чезарис снова выступал, на этот раз за Sauber, и отметил свой 200-й старт в Гран-при.

Шумахер квалифицировался на поуле, впереди Алези, Бергера, Хилла, Култхарда и Барикелло. На старте Култхард прошёл Хилла, а Хаккинен опередил Барикелло. Шумахер шёл первым; за ним Алези, Бергер, Култхард, Хилл и Хаккинен. Хилл прошёл Култхарда на 4-м круге, но Култхард сразу же обогнал Хилла обратно. На 9-м круге Култхард пропустил вперёд Хилла, и тот бросился в погоню за Бергером, догнав и обогнав того на 15-м круге.

Во время пит-стопов Хилл опередил Алези, а Хаккинен Култхарда. Хаккинен догнал Бергера, но никак не мог его пройти. Хотя на 40-м круге пошёл дождь, первая шестёрка оставалась без изменений. На 62-м круге у Хаккинена сгорел двигатель. На последнем круге Барикелло и Бланделл столкнулись в борьбе за шестое место; Бланделл застрял в гравийной ловушке, а Барикелло оказался позади Фиттипальди и Ярвилехто. Однако Фиттипальди был дисквалифицирован за недовес, и шестое место досталось Ярвилехто. Шумахер выиграл гонку; за ним финишировали Хилл, Алези, Бергер, Култхард и Ярвилехто.

Канадский Гран-при стал последним этапом 1994-го года, на котором болид команды Pacific был допущен к гонке. Бертран Гашо сошёл на 47-м куге из-за падения давления масла. В остальных гонках сезона эти ужасно медленные машины не смогли даже пробиться на стартовую решётку.

Этап 7: Франция

На этапе во Франции Мэнселл смог сесть за руль Williams, так как это уик-энд был свободен от гонок серии CART. Benetton понизил Ярвилехто до статуса третьего пилота; место во втором кокпите получил Ферстаппен. В Simtek напарником Дэвида Брэбема стал француз Жан-Марк Гунон. Гонщики Williams завоевали первый ряд стартового поля; Хилл был впереди, за ним Мэнселл, Шумахер, Алези, Бергер и Ирвайн. На старте Шумахер смог проскользнуть между гонщиками Williams и вышел на первое место, то время как Барикелло обошёл Ирвайна. Шумахер возглавлял гонку; за ним Хилл, Мэнселл, Алези, Бергер и Барикелло.

Шумахер, как обычно, начал отрываться; Хилл не мог держать его темп. Во время пит-стопов Алези обошёл Мэнселла, а Бергер Барикелло. Затем Бергер на 24-м круге прошёл Мэнселла. Некоторое время гонщики шли в следующем порядке: Шумахер, Хилл, Алези, Бергер, Мэнселл и Барикелло. Алези вскоре заехал на пит-стоп и вернулся пятым. На 42-м круге его развернуло, и в него врезался выезжавший с пит-лейн Барикелло; оба сошли.

Мэнселл был на стратегии с двумя пит-стопами, и после пит-стопа Бергера вышел на третье место, но на 46-м круге он сошёл из-за отказа трансмиссии. Хаккинен, шедший теперь четвёртым, сошёл двумя кругами позже из-за взрыва мотора. После третьей волны пит-стопов перестановок не произошло; только Катаяма на 54-м круге потерял пятое место из-за разворота. Шумахер снова одержал победу; за ним финишировали Хилл, Бергер, Френтцен, Мартини и де Чезарис.

Этап 8: Великобритания

На глазах своих поклонников Хилл занял поул; позади него оказались Шумахер, Бергер, Алези, Хаккинен и Барикелло. На круге прогрева Шумахер обогнал Хилла, что запрещено правилами; после этого он пропустил его обратно. Первый старт был отложен из-за того, что заглохла машина у Култхарда (который снова пилотировал за Williams); в результате ему пришлось стартовать с последнего места. На втором прогревочном круге из-за отказа двигателя сошёл Ирвайн, а Шумахер снова обогнал Хилла. Во время второго старта двигатель Брандла сгорел, создав при этом огромный огненный шар. Лучше всего стартовал Барикелло, который прошёл Алези и Хаккинена. Хилл возглавлял пелетон; за ним шли Шумахер, Бергер, Барикелло, Алези и Хаккинен.

Хилл и Шумахер держались в двух секундах друг от друга до 14-го круга, когда Шумахеру объявили о пятисекундном штрафе "стоп-энд-гоу" за обгон Хилла на прогревочном круге. Однако команда отказалась принять это наказание и подала апелляцию. После этого Шумахер был оштрафован пятисекундным "стоп-энд-гоу" за обгон Хилла и за оспаривание наказания. Команда дала ему указание игнорировать этот штраф, так как на него подали апелляцию. В течение полагающихся трёх кругов Шумахер не отбыл наложенный на него штраф, после чего ему был показан чёрный флаг, означавший, что они исключён из гонки и должен немедленно вернуться в боксы. Однако команда Benetton продолжала вести переговоры, оспаривая этот штраф. Шумахер заехал на пит-стоп на 26-м круге, но только для того, чтобы отбыть пятисекундный "стоп-энд-гоу"; он вернулся третьим позади Бергера и Хилла.

На 33-м круге Бергер сошёл из-за проблем с двигателем. Хилл выиграл гонку, а вторым стал Шумахер; однако вскоре результат Шумахера аннулировали за игнорирование чёрного флага, и его дисквалифицировали на две гонки. Таким образом, Шумахер получил четыре наказания за одно нарушение. (Стоит также отметить, что в следующем году это правило было отменено, и Мика Хаккинен не получил за то же самое никакого наказания.) Теперь Хилл оказался впереди Алези, Хаккинена, Барикелло, Култхарда и Катаямы. Хаккинен и Барикелло получили отложенную дисквалификацию на одну гонку за столкновение на последнем круге.

В этот момент, на середине чемпионата, Шумахер был впереди с 66 очками. Хилл сильно отставал от него с 39 очками, Алези шёл третьим с 19 очками, Бергер четвёртым с 17 очками, Барикелло пятым с 10 очками, Хаккинен шестым с 8 очками, Брандл седьмым с 6 очками и Ларини восьмым с 6 очками. В Кубке конструкторов Benetton уверенно лидировала с 67 очками, против 43 очков у Williams. Ferrari была третьей с 42 очками, а McLaren четвёртой с 14 очками.

Команда Benetton подала апелляцию на дисквалификацию Шумахера; до окончания её рассмотрения ему было разрешено участвовать в гонках.

Этап 9: Германия

Вторая половина сезона началась гонкой в Германии. Однако фанаты Шумахера были разочарованы, так как весь первый ряд стартового поля заняли Ferrari. Поул занял Бергер, за ним расположились Алези, Хилл, Шумахер, Катаяма и Култхард. На старте Катаяма обошёл Хилла и Шумахера, а Шумахер прошёл Хилла. Позади них Хаккинен ударил машину Брандла, его развернуло и он вынес Френтцена, Барикелло и Ирвайна; кроме того, у Култхарда оказалось повреждено переднее антикрыло. Брандл попробовал затормозить, чтобы не попасть в завал, но его сзади ударил Херберт; Херберт сошёл. Ещё дальше произошло столкновение Мартини и Дзанарди, из-за чего помимо них выбыли также де Чезарис и Альборето. К первому повороту сошло 10 машин. Как ни странно, гонка не была остановлена.

На пути к первой шикане Алези замедлился и сошёл из-за электрических проблем, заблокировав при этом Катаяму и позволив тем самым атаковать его Шумахеру и Хиллу. Шумахер успешно прошёл Катаяму, а вот Хилл столкнулся с ним, повредив переднее антикрыло. Култхарду пришлось ехать ещё один круг с повреждённым крылом, пока механики меняли крыло на машине Хилла. Брандл и Култхард вернулись в гонку после починки в боксах. Бергер шёл впереди, за ним Шумахер, Катаяма, Панис, Бернард и Фиттипальди. Катаяма сошёл на 7-м круге из-за проблем с дросселем, а Ферстаппен прошёл Фиттипальди. Настало время пит-стопов, во время которых Ферстаппен сошёл после сильного пожара, возникшего из-за того, что топливо пролилось на корпус машины. Гонщик практически не пострадал, но от машины остались лишь обугленные обломки. Это происшествие привлекло внимание к опасностям дозаправки, и послужило причиной для ужесточения правил безопасности. Шумахер сошёл на 20-м круге из-за отказа мотора.

Поскольку основные претенденты сошли или оказались далеко позади, победу одержал Бергер, который посвятил её своему другу Сенне. В результате этой гонки на выживание первая шестёрка оказалась весьма неожиданной. Оба гонщика Ligier, Панис и Бернард, оказались на подиуме, Фиттипальди и Морбиделли набрали столь важные для Footwork очки, а последнее очко за шестое место взял Кома из Larrousse.

Этап 10: Венгрия

Перед началом этапа было объявлено, что Хаккинен пропустит его в качестве наказания за создание завала в Германии; его заменил Филипп Альо. Шумахер занял поул; за ним шли Хилл, Култхард, Бергер, Катаяма и Брандл. На старте Ирвайн и Барикелло прошли Брандла и Катаяму, но столкнулись во втором повороте, вынеся заодно и Катаяму. Шумахер лидировал; за ним шли Хилл, Култхард, Бергер, Брандл и Панис. Вскоре Алези прошёл Паниса в борьбе за шестое место. После этого долгое время не было никаких перестановок; пит-стопы также не изменили расположение гонщиков. Наконец, во время второй волны пит-стопов заглох Бергер, и его прошли Брандл, Алези и Ферстаппен.

Затем из-за отказа двигателя сошли обе Ferrari — Алези на 59-м круге, а Бергер на 73-м. Машина Алези при сходе вылила много масла на трассу, и на нём поскользнулся Култхард, которого вынесло и ударило о стену. На последнем круге Брандл остановился из-за проблем с электрооборудованием. Шумахер победил; далее пришли Хилл, Ферстаппен, Брандл, Бланделл и Панис.

После пожара Ферстаппена в боксах Benetton 10 октября представителей команды вызвали в специальный совет ФИА (World Motorsport council), чтобы они объяснили, почему из заправочного оборудования был убран топливный фильтр. Если бы их признали виновными, всю команду могли дисквалифицировать; однако совет оправдал их. Также были вызваны представители McLaren для разъяснений по поводу устройства, автоматически увеличивающего передачу; они также были оправданы.

Этап 11: Бельгия

Главным изменением перед этой гонкой стало превращение знаменитого поворота Eau Rouge в медленную шикану по соображениям безопасности после аварий Сенны и Ратценбергера. Для этого на треке просто нарисовали краской новые границы; в 1995-м году была восстановлена прежняя конфигурация трассы.

Хаккинен вернулся после отбытия наказания; в Lotus Филипп Адамс заменил Дзанарди, а Филипп Альо заменил Беретту в Larrousse. Из-за дождя в квалификации поул занял Барикелло; за ним расположились Шумахер, Хилл, Ирвайн, Алези и Ферстаппен. Алези стартовал очень хорошо, обойдя Ирвайна и Хилла. Шумахер лидировал; за ним шли Алези, Барикелло, Хилл, Ферстаппен и Ирвайн.

Хилл прошёл Барикелло в борьбе за третье место и приблизился к Алези, когда у того на следующем круге сгорел мотор. Вскоре Хаккинен прошёл Ирвайна, но Култхарду это сделать не удалось, и он откатился назад. Ферстаппен прошёл Барикелло, и вскоре бразилец оказался под атакой Хаккинена. Барикелло не выдержал давления; на 20-м круге его развернуло, и он врезался в стену. На следующем круге Шумахера развернуло на 360 градусов в Pouhon, и когда он вернулся в гонку, его преимущество сильно уменьшилось. После пит-стопов, во время которых Хаккинен опередил Ферстаппена, Шумахер был впереди на 5 секунд.

На 35-м круге Култхард прошёл Ирвайна, который затем сошёл на 41-м круге из-за проблем с генератором. Шумахер пришёл первым, но позже был дисквалифицирован, поскольку деревянная планка на дне его болида была изношена более чем на 10%. Таким образом, первым был классифицирован Хилл, за ним Хаккинен, Ферстаппен, Култхард, Бланделл и Морбиделли.

Вскоре было объявлено, что дисквалификация Шумахера на две гонки остаётся в силе, и он пропустит Италию и Португалию. Его заменил Ярвилехто.

Этап 12: Италия

Перестановки гонщиков продолжались: в Монце Дзанарди вновь пилотировал Lotus вместо Адамса, а в Формулу после почти четырёхлетнего отсутствия вернулся Янник Дальма, ставший партнёром Кома по Larrousse. Можно представить радость итальянских тиффози, когда гонщики Ferrari вновь завоевали первый ряд стартового поля; поул взял Алези, а за ним шли Бергер и Хилл. На новой машине Lotus 109 Херберт завоевал весьма высокую для себя четвёртую стартовую позицию; следом шли Култхард и Панис. На старте Херберт и Ирвайн обошли оба Williams'а, но Ирвайн задел Херберта, и того развернуло, что привело к многочисленным столкновениям и красному флагу. Во время второго старта Култхард прошёл Херберта, а Хаккинен обогнал Паниса. Впереди шёл Алези, за ним Бергер, Хилл, Култхард, Херберт и Хаккинен.

Пока гонщики Ferrari отрывались от остальных (а Алези при этом отрывался ещё и от Бергера), Хаккинен прошёл Херберта (который пилотировал старый запасной болид); на 13-м круге Херберт сошёл из-за отказа генератора. Алези заехал в боксы, но на выезде у него заклинило коробку передач, и ему пришлось сойти. Во время выезда Бергера с пит-стопа его блокировала другая машина, которая только заезжала на пит-стоп. Из-за этого Бергер случайно заглушил свой двигатель и потерял почти 10 секунд, что отбросило его на третье место. Во время пит-стопа Култхард прошёл Хилла, но на 29-м круге Хилл обогнал Култхарда и вернул себе лидерство.

Бергер догонял их обоих, но пилоты Williams успешно оборонялись. Казалось, ничто не сможет помешать им взять дубль, но на последнем круге у Култхарда кончилось топливо, и он остановился. Хилл выиграл гонку; за ним финишировали Бергер, Хаккинен, Барикелло, Брандл и классифицированный шестым Култхард.

За свои действия в первом повороте Эдди Ирвайн получил отложенный (на три гонки) штраф в виде пропуска одной гонки.

По окончанию третье четверти сезона Шумахер, которому ещё следовало пропустить одну гонку, шёл впереди с 76 очками, но вторым был Хилл, отстававший от него всего на 11 очков. Дальше шли Бергер (33), Алези (19), Хаккинен (18), Барикелло (13), Брандл (11) и Ферстаппен (8). В Кубке конструкторов лидировала команда Benetton с 85 очками, но Williams с 73 очками была уже совсем рядом. Ferrari была на третьем месте с 58 очками, а McLaren на четвёртом с 29 очками.

Этап 13: Португалия

Во время Гран-при Португалии Шумахер всё ещё отбывал своё наказание. Филипп Адамс вновь выступал за Lotus. В квалификации поул занял Бергер, за ним расположились Хилл, Култхард, Хаккинен, Алези и Катаяма. На старте Култхард прошёл Хилла, а Алези обогнал Хаккинена. Бергер лидировал, за ним шли Култхард, Хилл, Алези, Хаккинен и Катаяма. Однако на 8-м круге у Бергера сломалась коробка передач; Барикелло стал шестым. На 27-м круге, незадолго до пит-стопов, у Катаямы тоже сломалась коробка передач.

Пит-стопы не изменили порядок гонщиков на трассе: впереди шёл Култхард, за ним Хилл, Алези, Хаккинен, Барикелло и Брандл. При обгоне кругового на 33-м круге Култхард зашёл слишком широко, и Хилл протиснулся вперёд. На 39-м круге Алези опережал отставшего на круг Дэвида Брэбема; они столкнулись и оба сошли. Вскоре после этого Ферстаппен прошёл Брандла и стал пятым. Вторая волна пит-стопов также ничего не изменила. Хилл выиграл; за ним финишировал Култхард, принеся Williams дубль и лидирование в Кубке конструкторов; Хаккинен, Барикелло, Ферстаппен и Брандл.

Этап 14: Европа

В качестве замены несостоявшегося Гран-при ЮАР, в чемпионат был включен Гран-при Европы на испанской трассе Херес, впервые принявшей этап чемпионата мира с 1990 года. Шумахер наконец отбыл своё наказание и вернулся в бой; кроме того, поскольку сезон серии CART закончился, Мэнселл заменил Култхарда до конца сезона, чтобы помочь Williams в борьбе за Кубок конструкторов. Херберт перешёл из Lotus в Ligier и заменил там Бернарда, а тот проделал обратный путь и стал напарником Дзанарди. В конце стартовой решётки появились два новичка: Хидэки Нода присоединился к Larrousse, а Доменико Скиаттарелла заменил Жан-Марка Гунона в Simtek. Шумахер завоевал поул; за ним расположились Хилл, Мэнселл, Френтцен, Бергер и Барикелло. На старте Хилл обогнал Шумахера, а Мэнселл провалил старт, потеряв три позиции; Барикелло прошёл Бергер. Хилл лидировал; за ним шли Шумахер, Френтцен, Барикелло, Бергер и Мэнселл.

Мэнселл быстро прошёл Бергера, а затем и Барикелло, и вышел на четвёртое место. Во время пит-стопа у Хилла произошла заминка, и команда, опасаясь, что он потеряет лидерство, отправила его обратно на трассу, недолив ему топливо. Однако Шумахер был уже впереди, а Хиллу пришлось вновь останавливаться на дозаправку. Вернувшись в гонку, он оказался в 20 секундах позади. Мэнселл замедлился, и его прошёл Барикелло. Мэнселл попытался вернуть себе позицию, но между ними произошёл контакт. Оба заехали в боксы; Мэнселл откатился на седьмую позицию, а Барикелло вернулся ещё дальше.

То же самое произошло, когда Бергер атаковал Френтцена. Они вернулись на трассу шестым и седьмым соответственно, позади Хаккинена, Ирвайна и Мэнселла. Мэнселла, идущего пятым и догоняющего Ирвайна, развернуло на 48-м круге, и он сошёл. Победу одержал Шумахер, следом за ним финишировали Хилл, Хаккинен, Ирвайн, Бергер и Френтцен.

За две гонки до конца сезона обострилась борьба за чемпионский титул. Шумахер всё ещё лидировал с 86 очками, но Хилл с 81 очками был уже совсем рядом. За ними шли Бергер (35), Хаккинен (26), Алези (19), Барикелло (16), Култхард (14) и Брандл (12). В Кубке конструкторов разрыв был ещё меньше — Benetton лидировал с 97 очками, а Williams отставала всего на 2 очка. Ferrari шла третьей с 60 очками, а McLaren четвёртой с 38 очками.

Этап 15: Япония

Перед Гран-при Японии вновь последовали перестановки. В Benetton подписали Херберта из Ligier, чтобы он помог им в борьбе за Кубок конструкторов. В результате Ферстаппен на две последние гонки оказался без места. Ярвилехто перешёл в Sauber на место Андреа де Чезариса, который закончил карьеру. Финн Мика Сало присоединился к Lotus до конца сезона, тест-пилот Ligier Франк Лагорс стал основным гонщиком и напарником Паниса, а японский гонщик Таки Инуе заменил Доменико Скиаттареллу на домашней для себя трассе. Mercedes-Benz покончила с многочисленными слухами, объявив о возвращении в Формулу-1 в качестве моториста McLaren. Эдди Джордан тут же подписал контракт с Peugeot на двигатели для своей команды на 1995-й год.

Шумахер завоевал поул; за ним шли Хилл, Френтцен, Мэнселл, Херберт и Ирвайн. Старт прошёл на мокрой трассе и в сильный дождь. Мэнселл снова откатился назад, а Алези прошёл Ирвайна. Шумахер лидировал впереди Хилла, Френтцена, Херберта, Алези и Ирвайна. На 4-м круге Херберта развернуло и он сошёл, а Мэнселл вскоре прошёл Ирвайна.

На 14-м круге Морбиделли разбил свой болид, а вскоре в том же месте потерпел аварию и Брандл, в то время как маршалы всё ещё убирали машину Морбиделли. Хотя болид никого не сбил, одного из маршалов задело обломками, и он сломал ногу; гонка была остановлена. Через некоторое время был дан второй старт за пейс-каром; Френтцен слишком широко вошёл в первый поворот и потерял три позиции. Шумахер, который на трассе был рядом с остальными, но по сумме двух гоночных сессий шёл с 6-секундным отрывом, заехал в боксы рано, на 19-м круге. Ему поставили новые шины, но топлива у него было недостаточно до конца гонки. Он вернулся в 17 секундах (по сумме) позади Хилла, но попал в трафик, и вскоре разрыв составлял уже 30 секунд. В результате на 25-м круге Хилл вернулся на трассу на 7 секунд впереди Шумахера; кроме того, ему залили топлива до конца гонки, но из-за заклинившей гайки ему поменяли только три колеса. Это, а также более тяжёлая машина, привели к тому, что Шумахер начал его догонять.

На 36-м круге Шумахер вышел в лидеры по сумме, хотя и оставался вторым на трассе. Он быстро отрывался, но его, в отличие от Хилла, ещё ждал один пит-стоп. На 40-м круге Шумахер сдела второй пит-стоп, вернувшись в 15 секундах позади Хилла (по сумме). Имея свежую резину, Шумахер начал догонять Хилла, привозя ему по секунде на круге, но ему не хватило времени. Хилл выиграл с отрывом в 3.3 секунды, уменьшив своё отставание в чемпионате до 1 очка, в то время как Williams теперь лидировал в Кубке конструкторов с перевесом в 5 очков. Следом за Хиллом финишировали Шумахер, Алези, Мэнселл, Ирвайн и Френтцен.

Этап 16: Австралия

На последней гонке сезона Жан-Дени Делетра заменил Кома в Larrousse, а Скиаттарелла вернулся в Simtek. Петер Заубер подтвердил контракт с Ford на поставку двигателей на 1995-й год.

Гонка в Австралии стала решающей в обоих чемпионатах. Первое место на стартовой решётке завоевал Мэнселл, за ним расположились Шумахер, Хилл, Хаккинен, Барикелло и Ирвайн. На старте Мэнселл, как обычно, откатился назад, а Ирвайн прошёл Барикелло. Впереди шли Шумахер, Хилл, Хаккинен, Ирвайн, Мэнселл и Барикелло. Шумахер и Хилл, между которыми была всего секунда, начали с огромной скоростью отрываться от остального пелетона.

На 10-м круге Мэнселл обогнал Ирвайна и стал четвёртым, а шестью кругами спустя Ирвайн вылетел в стену и сошёл. Вскоре Мэнселл прошёл Хаккинена, но даже он шёл на секунду медленнее Шумахера и Хилла. После пит-стопа Шумахер и Хилл вновь оказались менее чем в секунде друг от друга; позади Бергер прошёл Алези, и оба они прошли Барикелло. Вскоре Бергер прошёл Хаккинена, а через три круга то же самое сделал и Алези.

На 35-м круге Шумахер широко вошёл в поворот East Terrace и задел стену. Он потерял время, но в тот момент было непонятно, повреждена его машина или нет. Хилл оказался прямо позади него и тут же бросился в атаку, заняв в следующем повороте внутренний радиус. Когда Williams Хилла проходил мимо Benetton'а, Шумахер слишком сильно повернул внутрь поворота, и машины двух соперников столкнулись. Benetton взлетел в воздух и при приземлении был сильно повреждён, что означало сход Шумахера. Машина Хилла на первый взгляд не пострадала, но вскоре выяснилось, что на ней сломан передний левый рычаг подвески. Хилл медленно вернулся в боксы, и, после отчаянных попыток исправить поломку, вынужден был сойти. Была ли эта авария намеренно вызвана Шумахером — особенно если он знал, что его машина была повреждена после контакта со стеной в повороте East Terrace — до сих пор является предметом споров; однако в результате Михаэль Шумахер завоевал свой первый чемпионский титул Формулы-1.

Мэнселл и две Ferrari боролись за лидерство, но во время второго пит-стопа у Алези сначала не могли закрепить колесо, а затем его машина заглохла на выезде; он отстал на целый круг и вернулся в гонку восьмым. Брандл тем временем прошёл Барикелло. На 77-м круге у Хаккинена отказали тормоза. Мэнселл одержал свою 31-ю победу в карьере; за ним финишировали Бергер, Брандл, Барикелло, Панис и Алези.

По итогам сезона Шумахер набрал 92 очка и обошёл Хилла всего на одно очко. Несмотря на противоречивое столкновение в последней гонке, никаких санкций от FIA не последовало; команда Williams тоже не стала подавать протест. Бергер закончил сезон третьим с 41 очком, Хаккинен четвёртым с 26 очками, Алези пятым с 24 очками, Барикелло шестым с 19 очками, Брандл седьмым с 16 очками, а Култхард восьмым с 14 очками. В Кубке конструкторов Williams завоевала 118 очков и обошла Benetton с 103 очками. Ferrari заняла третье место с 71 очком, а McLaren четвёртое с 42 очками.


Пилоты и команды

Команда Конструктор Шасси Двигатель Шины # Пилот Тест-пилот
Rothmans Williams Renault Уильямс FW16
FW16B 		Уильямс RS6 3,5 V10 G 0 Деймон Хилл Дэвид Култхард
2 Айртон Сенна
Дэвид Култхард
Найджел Мэнселл
Tyrrell Racing Organisation Тиррелл 022 Ямаха OX10B 3,5 V10 G 3 Юкио Катаяма н/д
4 Марк Бланделл
Mild Seven Benetton Ford Бенеттон B194 Форд ECA Zetec-R 3,5 V8 G 5 Михаэль Шумахер Йос Ферстаппен
5/6 Юрки Ярвилехто
6 Йос Ферстаппен
Джонни Херберт
Marlboro McLaren Peugeot МакЛарен MP4-9 Пежо A6 3,5 V10 G 7 Мартин Брандл Филипп Альо
Филипп Альо
8 Мика Хаккинен
Footwork Ford Footwork FA15 Форд HBE7/8 3,5 V8 G 9 Кристиан Фиттипальди н/д
10 Джанни Морбиделли
Team Lotus Лотус 107C
109 		Mugen Honda MF-351 HB 3,5 V10 G 11 Педро Лами н/д
Филипп Адамс
Мика Сало
11/12 Алессандро Дзанарди
12 Джонни Херберт
Sasol Jordan Джордан 194 Харт 1035 3,5 V10 G 14 Рубенс Баррикелло н/д
15 Эдди Ирвайн
Агури Судзуки
Андреа де Чезарис
Tourtel Larrousse F1 Ляррусс LH94 Форд HBF7/8 3,5 V8 G 19 Оливье Беретта н/д
Филипп Альо
Янник Дальма
Хидэки Нода
20 Эрик Кома
Жан-Дени Делетра
Minardi Scuderia Italia Минарди M193
M194 		Форд HBC7/8 3,5 V8 G 23 Пьерлуиджи Мартини Лука Бадоер
24 Микеле Альборето
Ligier Gitanes Blondes Лижье JS41 Рено RS6 3,5 V10 G 25 Эрик Бернар Франк Лагорс
Джонни Херберт
Франк Лагорс
26 Оливье Панис
Scuderia Ferrari SpA Ferrari 412T1
412T1B 		Ferrari 043 3,5 V12 G 27 Жан Алези Никола Ларини
Никола Ларини
28 Герхард Бергер
PP Sauber AG Заубер C13 Mercedes-Benz 2175B 3,5 V10 G 29 Карл Вендлингер н/д
Андреа де Чезарис
Юрки Ярвилехто
30 Хайнц-Харальд Френтцен
MTV Simtek Ford Симтек S951 Форд HBD6 3,5 V8 G 31 Дэвид Брэбем Андреа Монтермини
32 Роланд Ратценбергер
Андреа Монтермини
Жан-Марк Гунон
Доменико Скиатарелла
Таки Иноуэ
Pacific Grand Prix Ltd Пасифик PR01 Ильмор 2175A 3,5 V10 G 33 Поль Бельмондо Джованни Лаваджи
Оливер Гэвин
34 Бертран Гашо

Результаты сезона

Гран-при

# Гран-при Дата Трасса Победитель Команда Подробнее
1 Гран-при Бразилии 27 марта Интерлагос Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
2 Гран-при Тихого океана 17 апреля ТИ-Аида Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
3 Гран-при Сан-Марино 1 мая Автодром Энцо и Дино Феррари Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
4 Гран-при Монако 15 мая Монте-Карло Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
5 Гран-при Испании 29 мая Каталуния-Монтмело Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
6 Гран-при Канады 12 июня Автодром имени Жиля Вильнева Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
7 Гран-при Франции 3 июля Маньи-Кур Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
8 Гран-при Великобритании 10 июля Сильверстоун Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
9 Гран-при Германии 31 июля Хоккенхаймринг Герхард Бергер Ferrari Отчёт
10 Гран-при Венгрии 14 августа Хунгароринг Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
11 Гран-при Бельгии 28 августа Спа-Франкоршам Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
12 Гран-при Италии 11 сентября Национальный автодром Монцы Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
13 Гран-при Португалии 25 сентября Эшторил Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
14 Гран-при Европы 16 октября Херес де ля Фронтера Михаэль Шумахер Бенеттон-Форд Отчёт
15 Гран-при Японии 6 ноября Судзука Деймон Хилл Уильямс-Рено Отчёт
16 Гран-при Австралии 13 ноября Аделаида Найджел Мэнселл Уильямс-Рено Отчёт

Кубок конструкторов

Место Команда Шасси Двигатель Шины Очки Победы Подиумы Поулы
1 Уильямс-Рено FW16
FW16B 		Уильямс RS6 3,5 V10 G 118 7 13 6
2 Бенеттон-Форд B194 Форд ECA Zetec-R 3,5 V8 G 103 8 12 6
3 Ferrari 412T1
412T1B 		Ferrari 043 3,5 V12 G 71 1 11 3
4 МакЛарен-Пежо MP4/9 Пежо A6 3,5 V10 G 42 8
5 Джордан-Харт 194 Харт 1035 3,5 V10 G 28 1 1
6 Тиррелл-Ямаха 023 Ямаха OX10B 3,5 V10 G 13 1
7 Лижье-Рено JS41 Рено RS6 3,5 V10 G 13 2
8 Sauber-Мерседес C13 Mercedes-Benz 2175B 3,5 V10 G 12
9 Footwork-Форд FA15 Форд HBE7/8 3,5 V8 G 9
10 Минарди-Форд M193
M194 		Форд HBC7/8 3,5 V8 G 5
11 Ляррусс-Форд LH94 Форд HBF7/8 3,5 V8 G 2
12 Pacific-Ильмор PR01 Ильмор 2175A 3,5 V10 G 0
13 Лотус-Мюген-Хонда 107C
109 		Mugen Honda MF-351 HB 3,5 V10 G 0
14 Симтек-Форд S951 Форд HBD6 3,5 V8 G 0

Личный зачет

№ Пилот БРА
ТИХ
САН
МОН
ИСП
КАН
ФРА
ВЕЛ
ГЕР
ВЕН
БЕЛ
ИТА
ПОР
ЕВР
ЯПО
АВС
Очки
1 Михаэль Шумахер 1 1 1 1 2 1 1 ДСК Сход 1 ДСК ИСК ИСК 1 2 Сход 92
2 Деймон Хилл 2 Сход 6 Сход 1 2 2 1 8 2 1 1 1 2 1 Сход 91
3 Герхард Бергер Сход 2 Сход 3 Сход 4 3 Сход 1 12 Сход 2 Сход 5 Сход 2 41
4 Мика Хаккинен Сход Сход 3 Сход Сход Сход Сход 3 Сход 2 3 3 3 7 12 26
5 Жан Алези 3 5 4 3 Сход 2 Сход Сход Сход Сход Сход 10 3 6 24
6 Рубенс Баррикелло 4 3 НКВ Сход Сход 7 Сход 4 Сход Сход Сход 4 4 12 Сход 4 19
7 Мартин Брандл Сход Сход 8 2 11 Сход Сход Сход Сход 4 Сход 5 6 Сход Сход 3 16
8 Дэвид Култхард Сход 5 5 Сход Сход 4 6 2 14
9 Найджел Мэнселл Сход Сход 4 1 13
10 Йос Ферстаппен Сход Сход Сход 8 Сход 3 3 Сход 5 Сход 10
11 Оливье Панис 11 9 11 9 7 12 Сход 12 2 6 7 10 9 11 5 9
12 Марк Бланделл Сход Сход 9 Сход 3 10 10 Сход Сход 5 5 Сход Сход 13 Сход Сход 8
13 Хайнц-Харальд Френтцен Сход 5 7 НКВ Сход Сход 4 7 Сход Сход Сход Сход Сход 6 6 7 7
14 Никола Ларини Сход 2 6
15 Кристиан Фиттипальди Сход 4 13 Сход Сход ДСК 8 9 4 14 Сход Сход 8 17 8 8 6
16 Эдди Ирвайн Сход ДСК ДСК ДСК 6 Сход Сход Сход Сход Сход 13 Сход 7 4 5 Сход 6
17 Юкио Катаяма 5 Сход 5 Сход Сход Сход Сход 6 Сход Сход Сход Сход Сход 7 Сход Сход 5
18 Эрик Бернар Сход 10 12 Сход 8 13 Сход 13 3 10 10 7 10 18 4
19 Карл Вендлингер 6 Сход 4 НКВ 4
19 Андреа де Чезарис Сход 4 Сход 6 Сход Сход Сход Сход Сход Сход Сход 4
21 Пьерлуиджи Мартини 8 Сход Сход Сход 5 9 5 10 Сход Сход 8 Сход 12 15 Сход 9 4
22 Джанни Морбиделли Сход Сход Сход Сход Сход Сход Сход Сход 5 Сход 6 Сход 9 11 Сход Сход 3
23 Эрик Кома 9 6 Сход 10 Сход Сход 11 Сход 6 8 Сход 8 Сход Сход 9 2
24 Юрки Ярвилехто Сход 7 Сход 6 9 Сход Сход 10 1
25 Микеле Альборето Сход Сход Сход 6 Сход 11 Сход Сход Сход 7 9 Сход 13 14 Сход Сход 1
26 Джонни Херберт 7 7 10 Сход Сход 8 7 11 Сход Сход 12 Сход 11 8 Сход Сход 0
27 Оливье Беретта Сход Сход Сход 8 Сход Сход Сход 14 7 9 0
28 Педро Лами 10 8 Сход 11 0
29 Жан-Марк Гунон 9 16 Сход Сход 11 Сход 15 0
30 Алессандро Дзанарди 9 15 Сход Сход Сход 13 Сход 16 13 Сход 0
31 Дэвид Брэбем 12 Сход Сход Сход 10 14 Сход 15 Сход 11 Сход Сход Сход Сход 12 Сход 0
32 Мика Сало 10 Сход 0
33 Роланд Ратценбергер НКВ 11 НС 0
33 Франк Лагорс Сход 11 0
35 Янник Дальма Сход 14 0
36 Филипп Адамс Сход 16 0
37 Доменико Скиаттарелла 19 Сход 0
Агури Судзуки Сход 0
Айртон Сенна Сход Сход Сход 0
Бертран Гашо Сход НКВ Сход Сход Сход Сход НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ 0
Хидэки Нода Сход Сход Сход 0
Жан-Дени Делетра Сход 0
Поль Бельмондо НКВ НКВ НКВ Сход Сход НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ НКВ 0
Филип Альо Сход Сход 0
Андреа Монтермини НКВ 0
Таки Инуе Сход 0
№ Пилот БРА
ТИХ
САН
МОН
ИСП
КАН
ФРА
ВЕЛ
ГЕР
ВЕН
БЕЛ
ИТА
ПОР
ЕВР
ЯПО
АВС
Очки

Напишите отзыв о статье "Формула-1 в сезоне 1994"

Ссылки

  • [www.stop-n-go.ru/history/1994.html Хроника чемпионатов: 1994 год]
  • [wildsoft.ru/gp.php?y=1994 Энциклопедия Формулы 1]
1950 · 1951 · 1952 · 1953 · 1954 · 1955 · 1956 · 1957 · 1958 · 1959 · 1960 · 1961 · 1962 · 1963 · 1964 · 1965 · 1966 · 1967 · 1968 · 1969 · 1970 · 1971 · 1972 · 1973 · 1974 · 1975 · 1976 · 1977 · 1978 · 1979 · 1980 · 1981 · 1982 · 1983 · 1984 · 1985 · 1986 · 1987 · 1988 · 1989 · 1990 · 1991 · 1992 · 1993 · 1994 · 1995 · 1996 · 1997 · 1998 · 1999 · 2000 · 2001 · 2002 · 2003 · 2004 · 2005 · 2006 · 2007 · 2008 · 2009 · 2010 · 2011 · 2012 · 2013 · 2014 · 2015 · 2016

Отрывок, характеризующий Формула-1 в сезоне 1994


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».
– К чорту! – проговорил он в то время, как голова его еще была покрыта рубашкой.
Тихон знал привычку князя иногда вслух выражать свои мысли, а потому с неизменным лицом встретил вопросительно сердитый взгляд лица, появившегося из под рубашки.
– Легли? – спросил князь.
Тихон, как и все хорошие лакеи, знал чутьем направление мыслей барина. Он угадал, что спрашивали о князе Василье с сыном.
– Изволили лечь и огонь потушили, ваше сиятельство.
– Не за чем, не за чем… – быстро проговорил князь и, всунув ноги в туфли и руки в халат, пошел к дивану, на котором он спал.
Несмотря на то, что между Анатолем и m lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mere, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра они искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду.
Княжна Марья подходила в этот день с особенным трепетом к двери кабинета. Ей казалось, что не только все знают, что нынче совершится решение ее судьбы, но что и знают то, что она об этом думает. Она читала это выражение в лице Тихона и в лице камердинера князя Василья, который с горячей водой встретился в коридоре и низко поклонился ей.
Старый князь в это утро был чрезвычайно ласков и старателен в своем обращении с дочерью. Это выражение старательности хорошо знала княжна Марья. Это было то выражение, которое бывало на его лице в те минуты, когда сухие руки его сжимались в кулак от досады за то, что княжна Марья не понимала арифметической задачи, и он, вставая, отходил от нее и тихим голосом повторял несколько раз одни и те же слова.
Он тотчас же приступил к делу и начал разговор, говоря «вы».
– Мне сделали пропозицию насчет вас, – сказал он, неестественно улыбаясь. – Вы, я думаю, догадались, – продолжал он, – что князь Василий приехал сюда и привез с собой своего воспитанника (почему то князь Николай Андреич называл Анатоля воспитанником) не для моих прекрасных глаз. Мне вчера сделали пропозицию насчет вас. А так как вы знаете мои правила, я отнесся к вам.
– Как мне вас понимать, mon pere? – проговорила княжна, бледнея и краснея.
– Как понимать! – сердито крикнул отец. – Князь Василий находит тебя по своему вкусу для невестки и делает тебе пропозицию за своего воспитанника. Вот как понимать. Как понимать?!… А я у тебя спрашиваю.
– Я не знаю, как вы, mon pere, – шопотом проговорила княжна.
– Я? я? что ж я то? меня то оставьте в стороне. Не я пойду замуж. Что вы? вот это желательно знать.
Княжна видела, что отец недоброжелательно смотрел на это дело, но ей в ту же минуту пришла мысль, что теперь или никогда решится судьба ее жизни. Она опустила глаза, чтобы не видеть взгляда, под влиянием которого она чувствовала, что не могла думать, а могла по привычке только повиноваться, и сказала:
– Я желаю только одного – исполнить вашу волю, – сказала она, – но ежели бы мое желание нужно было выразить…
Она не успела договорить. Князь перебил ее.
– И прекрасно, – закричал он. – Он тебя возьмет с приданным, да кстати захватит m lle Bourienne. Та будет женой, а ты…
Князь остановился. Он заметил впечатление, произведенное этими словами на дочь. Она опустила голову и собиралась плакать.
– Ну, ну, шучу, шучу, – сказал он. – Помни одно, княжна: я держусь тех правил, что девица имеет полное право выбирать. И даю тебе свободу. Помни одно: от твоего решения зависит счастье жизни твоей. Обо мне нечего говорить.
– Да я не знаю… mon pere.
– Нечего говорить! Ему велят, он не только на тебе, на ком хочешь женится; а ты свободна выбирать… Поди к себе, обдумай и через час приди ко мне и при нем скажи: да или нет. Я знаю, ты станешь молиться. Ну, пожалуй, молись. Только лучше подумай. Ступай. Да или нет, да или нет, да или нет! – кричал он еще в то время, как княжна, как в тумане, шатаясь, уже вышла из кабинета.
Судьба ее решилась и решилась счастливо. Но что отец сказал о m lle Bourienne, – этот намек был ужасен. Неправда, положим, но всё таки это было ужасно, она не могла не думать об этом. Она шла прямо перед собой через зимний сад, ничего не видя и не слыша, как вдруг знакомый шопот m lle Bourienne разбудил ее. Она подняла глаза и в двух шагах от себя увидала Анатоля, который обнимал француженку и что то шептал ей. Анатоль с страшным выражением на красивом лице оглянулся на княжну Марью и не выпустил в первую секунду талию m lle Bourienne, которая не видала ее.
«Кто тут? Зачем? Подождите!» как будто говорило лицо Анатоля. Княжна Марья молча глядела на них. Она не могла понять этого. Наконец, m lle Bourienne вскрикнула и убежала, а Анатоль с веселой улыбкой поклонился княжне Марье, как будто приглашая ее посмеяться над этим странным случаем, и, пожав плечами, прошел в дверь, ведшую на его половину.
Через час Тихон пришел звать княжну Марью. Он звал ее к князю и прибавил, что и князь Василий Сергеич там. Княжна, в то время как пришел Тихон, сидела на диване в своей комнате и держала в своих объятиях плачущую m lla Bourienne. Княжна Марья тихо гладила ее по голове. Прекрасные глаза княжны, со всем своим прежним спокойствием и лучистостью, смотрели с нежной любовью и сожалением на хорошенькое личико m lle Bourienne.
– Non, princesse, je suis perdue pour toujours dans votre coeur, [Нет, княжна, я навсегда утратила ваше расположение,] – говорила m lle Bourienne.
– Pourquoi? Je vous aime plus, que jamais, – говорила княжна Марья, – et je tacherai de faire tout ce qui est en mon pouvoir pour votre bonheur. [Почему же? Я вас люблю больше, чем когда либо, и постараюсь сделать для вашего счастия всё, что в моей власти.]
– Mais vous me meprisez, vous si pure, vous ne comprendrez jamais cet egarement de la passion. Ah, ce n'est que ma pauvre mere… [Но вы так чисты, вы презираете меня; вы никогда не поймете этого увлечения страсти. Ах, моя бедная мать…]
– Je comprends tout, [Я всё понимаю,] – отвечала княжна Марья, грустно улыбаясь. – Успокойтесь, мой друг. Я пойду к отцу, – сказала она и вышла.
Князь Василий, загнув высоко ногу, с табакеркой в руках и как бы расчувствованный донельзя, как бы сам сожалея и смеясь над своей чувствительностью, сидел с улыбкой умиления на лице, когда вошла княжна Марья. Он поспешно поднес щепоть табаку к носу.
– Ah, ma bonne, ma bonne, [Ах, милая, милая.] – сказал он, вставая и взяв ее за обе руки. Он вздохнул и прибавил: – Le sort de mon fils est en vos mains. Decidez, ma bonne, ma chere, ma douee Marieie qui j'ai toujours aimee, comme ma fille. [Судьба моего сына в ваших руках. Решите, моя милая, моя дорогая, моя кроткая Мари, которую я всегда любил, как дочь.]
Он отошел. Действительная слеза показалась на его глазах.
– Фр… фр… – фыркал князь Николай Андреич.
– Князь от имени своего воспитанника… сына, тебе делает пропозицию. Хочешь ли ты или нет быть женою князя Анатоля Курагина? Ты говори: да или нет! – закричал он, – а потом я удерживаю за собой право сказать и свое мнение. Да, мое мнение и только свое мнение, – прибавил князь Николай Андреич, обращаясь к князю Василью и отвечая на его умоляющее выражение. – Да или нет?
– Мое желание, mon pere, никогда не покидать вас, никогда не разделять своей жизни с вашей. Я не хочу выходить замуж, – сказала она решительно, взглянув своими прекрасными глазами на князя Василья и на отца.
– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c'est un moment que je n'oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d'esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L'avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.


Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Формула-1_в_сезоне_1994&oldid=78884138»