Форрестол, Джеймс

Слово «Форрестол» имеет и другие значения.

Джеймс Винсент Форрестол
47-й Министр военно-морских сил США
19 сентября 1944 года — 17 сентября 1947 года
1-й Министр обороны США
17 сентября 1947 года — 28 марта 1949 года
Рождение:	15 февраля 1892(1892-02-15) Маттиване, штат Нью-Йорк, США
Смерть:	22 мая 1949(1949-05-22) (57 лет) США
Военная служба
Годы службы:	17 сентября 1947 — 28 марта 1949
Принадлежность:	США США
Звание:	министр военно-морских сил США
Автограф:

Джеймс Форрестол (англ. James Forrestal; 15 февраля 1892 — 22 мая 1949) — министр военно-морских сил США и первый министр обороны США (17 сентября 1947 — 28 марта 1949).

Был активным сторонником создания боевых групп и сопровождаемых ими авианосцев, но созданное в 1947 Министерство военно-воздушных сил США отклонило его планы по строительству новых кораблей, постановив, что военные операции должны поддерживаться авиацией наземного базирования. Конфликт Форрестола и ВВС является наиболее вероятной причиной его психической болезни и самоубийства. Через год после смерти его правота была доказана в ходе Корейской войны, показавшей важную роль авианосцев в новых войнах. Авианосец нового класса USS Forrestal был назван в его честь.

Ранние годы и начало карьеры

Форрестол родился в Маттиване (сейчас Бэкон, штат Нью-Йорк), его отец был иммигрантом из Ирландии, занятым в сфере политики. Окончив школу в 1908, он следующие три года работал на три газетных издания: Matteawan Evening Journal, Mount Vernon Argus и Poughkeepsie News Press.

В 1911 Форрестол поступил в Дартмутский колледж, но на следующий же год перевёлся в Принстонский университет. На старших курсах он работал редактором в студенческой газете The Daily Princetonian. После окончания колледжа устроился на работу в фирме Вильям А. Рид и компания (Диллон, Рид и компания). После вступления США в Первую мировую войну Форрестол поступил на военную службу на флот и в конечном счёте стал морским лётчиком, обучаясь в Королевском авиационном корпусе Канады. В последний год войны он перешёл в офис морских военных операций в (Вашингтоне), где и окончил обучение, получив звание младшего лейтенанта.

После войны Форрестол одно время работал публицистом в комитете Демократической партии одного из округов штата Нью-Йорк, участвуя в избирательных компаниях на выборах как на уровне штата, так и на федеральном уровне. В числе политиков, избранных благодаря его агитации, находится Франклин Рузвельт.

В 1923 Форрестол вернулся в Вильям А. Рид и компания (Диллон, Рид и компания) и в 1937 поднялся по карьерной лестнице до поста президента фирмы.

По большому счёту Форрестол был трудоголиком, холодно и пренебрежительно относившимся к своей семье. Ярким примером этого был случай, когда Форрестолу, работавшему тогда в Великобритании, позвонили его сыновья — восьми и шести лет. Они опоздали на самолёт в Париже, но отец сказал, чтобы они сами решали свои проблемы и добирались к нему в Лондон, как посчитают возможным. Его жена Жозефина (свадьба состоялась в 1926) также оказалась жертвой его характера, вскоре у неё возникли проблемы с психикой и алкоголем.

Работа в правительстве

Президент Франклин Рузвельт назначил Форрестола специальным помощником 22 июня 1940, а через шесть недель выдвинул его на должность заместителя министра военно-морского флота. Позже Форрестол проявил себя достаточно умелым руководителем, сумевшим привести промышленность в соответствие с нуждами военного времени.

19 мая 1944, когда его непосредственный начальник Франк Кнокс умер от сердечного приступа, Форрестол стал министром военно-морского флота. Он руководил действиями флота в последний год войны и обеспечил демобилизацию.

Форрестол враждебно относился к идее объединения всех военных министерств США, но тем не менее участвовал в разработке «Закона о национальной безопасности 1947», которым было создано национальное военное ведомство (National Military Establishment), 10 августа 1949 преобразованное в Министерство обороны США. 19 сентября 1947 Форрестол стал первым министром обороны (военным министром).

18 месяцев, которые он провёл в министерском кресле, оказались очень сложными для США: в Чехословакии и Китае к власти пришли коммунистические партии, Западный Берлин оказался в блокаде, создание Израиля вылилось в войну на Ближнем Востоке, возникли проблемы с созданием НАТО.

Также этот период характеризовался борьбой между входившими в министерство ведомствами. Ко всему прочему, Гарри Трумэн урезал финансирование министерства. Особую обеспокоенность Форрестол выражал по поводу роста советского влияния.

Гибель

28 марта 1949 в связи с психическим кризисом Форрестол был снят с должности и пять дней спустя помещён в национальный военно-морской медицинский центр. Официально было объявлено, что у бывшего министра «нервное и психическое истощение», но его врач капитан Джордж Рэйнс поставил ему диагноз «депрессия». Во время болезни Форрестол повторял: «Русские идут, русские идут. Они везде. Я видел русских солдат». Журналист Д. Пирсон полагал развитие у Форрестола паранойи.

Возможной причиной его проблем стало несоответствие положения с его характером. Довольно скрытный человек, заявлявший, что его стиль мрак и неизвестность, оказался, как любой политик, под прицелом критики журналистов, таких как уже упомянутые Д. Пирсон и В. Винчел.

Форрестол шёл на поправку, он вернул потерянные 5,5 килограмм веса, но 22 мая его тело нашли на крыше третьего этажа под окнами кухни 16 этажа, находившейся напротив его комнаты. Спустя несколько часов окружной следователь округа Монтгомери объявил, что это самоубийство. В предсмертной записке был отрывок из трагедии Софокла «Аякс». Военно-морское ведомство сверило почерк в записке с почерком Форрестола.

Результаты расследования, готовые по неофициальным данным 31 мая, были опубликованы только 12 октября 1949 и содержали лишь короткое описание фактов. Так, говорилось лишь, что смерть Форрестола наступила в результате падения с 16 этажа, а возможные причины падения не указывались.

Другие версии гибели Форрестола

С самого начала возникли сомнения, что произошло самоубийство. Они основывались на том, что руководство флота скрыло протоколы следствия. В 1966 году в книге Корнелла Симпсона «Смерть Джеймса Форрестола» эти сомнения были развиты и проанализированы, однако книга так и не стала достоянием широкого круга читателей. Сомнения усилила в 2004 году публикация исследований флота, неофициально названных «докладом Виллкатса» (адмирал Мортон Д. Виллкатс, глава национального военно-морского медицинского центра, курировал следствие). В них высказывается предположение, что текст трагедии Софокла мог быть написан не рукой Форрестола, а также сообщается факт наличия в постели экс-министра осколков стекла.

Среди возможных убийц Форрестола назывался широкий диапазон кандидатур: от советской агентуры до людей правительства США, которое не хотело допускать разглашения им информации об НЛО. По этому поводу в 1994 году был снят фильм «НЛО: Операция прикрытия» / «Roswell».

Сам Форрестол предполагал за собой слежку израильских спецслужб. Впоследствии оказалось, что слежка имела место, поскольку Израиль опасался, что США заключит тайный договор с арабскими странами. В 1946 году, по данным британской разведки, произошло спланированное организацией Иргун неудачное покушение на британского министра иностранных дел; возможно, с Форрестолом ей удалось достичь успеха.

Образ Джеймса Форрестола в кино

• Флаги наших отцов / Flags of Our Fathers (2006; США) режиссёр Клинт Иствуд, в роли Джеймса Форрестола Майкл Кампсти.

Литература

• Townsend Hoopes and Douglas Brinkley, Driven Patriot, the Life and Times of James Forrestal ISBN 0-7366-2520-8 (1992) (англ.)
• Cornell Simpson The Death of James Forrestal (Western Islands Publishers, 1966) (англ.)
• Arnold Rogow, James Forrestal, A Study of Personality, Politics, and Policy (MacMillan, 1963) (англ.)
• Walter Millis ed., The Forrestal Diaries (New York: Viking, 1951) (англ.)
• Jeffrey M. Dorwart, Eberstadt and Forrestal, A National Security Partnership, 1909—1949 (College Station, Texas: Texas A&M University Press 1991) (англ.)
• Yergin, Daniel. Shattered Peace: The Origins of the Cold War and the National Security State. — Boston: Houghton Mifflin, 1977. — 526 p. — ISBN 0-395-24670-9. (англ.)

Ссылки

• David Martin, [www.dcdave.com/article4/021110.html Who Killed James Forrestal?] (англ.)
• [www.defenselink.mil/specials/secdef_histories/bios/forrestal.htm Биография на сайте Министерства обороны США] (англ.)

Отрывок, характеризующий Форрестол, Джеймс

– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.


15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.