Форт Ино

Крепость
Форт Ино (Николаевский)
Вид на командно-дальномерный пост
Страна	Россия
Сельское поселение	Полянское
Строительство	1909—1916 годы
Состояние	руины

Форт Ино (Николаевский) — одно из основных фортификационных сооружений, защищавших Санкт-Петербург с моря и суши (в составе Кронштадтской позиции Морской крепости Императора Петра Великого). Строился в 1909—1916 годах для защиты от возможной атаки флота Германской империи. Разрушен в 1921 году в соответствии с Тартуским мирным договором. Находился на полуострове Инониеми (северное побережье Финского залива), недалеко от деревни Ино (ныне Приветнинское).

История

Строительство

В 1909 году Генштаб утвердил план, по которому в 60 км западнее Санкт-Петербурга в месте сужения Финского залива — пролив Стирсудден — создавалась передовая минно-артиллерийская позиция. Её ядром стали два новых береговых форта, каждый из которых был способен успешно вести артиллерийскую дуэль с линейным флотом и препятствовать тралению мин. На южном берегу залива на прибрежной возвышенности у деревни Красная Горка было начато строительство форта Алексеевский, на северном берегу на мысу у поселка Ино (Приветнинское) — форта Николаевский. Их передовые батареи на мысу Серая Лошадь на южном берегу и у поселка Пумала (Пески) на северном были вынесены ещё на 6 км западнее.

Форты «Николаевский» и «Алексеевский» проектировались с учётом самых современных достижений российской инженерной мысли и носили ряд основных черт так называемого «Русского форта» выдающегося фортификатора К. И. Величко. Существенным отличием проекта форта «Ино» от классического форта К. И. Величко было наличие крупнокалиберной артиллерии (собственно, с этой целью он и строился). Причем орудия калибра 305 мм применялись в береговых укреплениях впервые.

На территории, отведённой форту, располагались дачи, это была Финляндия. Добровольно в казну свои дачи передали лишь Милюков А. С. и художник Матэ В. В. Первые две были оборудованы под служебные помещения строителей, а дача Валентина Серова была снесена при строительстве железной дороги к форту. Отчуждение земли обошлось казне в 418379 рублей. Кроме финских крестьянских подворий, там располагались участки Завьялова, Маркова Константина Валентиновича, Невзорова, Матэ, жены Куропаткина А. Н., жены Милюкова М. С., Иванова, Барышникова Ал. Ал., Введенского, Лебедева, Боброва Виктора Никаноровича на участке которого и на его средства была построена церковь в п. Ино, участки Волковых М. В. и В. И. Волков М. В. был подрядчиком на строительстве форта. Дачи использовались для проживания гарнизона форта. Земельного участка Валентина Серова на территории форта не значилось.

В разное время с 1909 по 1918 г. производителями работ на форте были военные инженеры подполковник Смирнов, капитан Лобанов, капитан Поплавский, капитан (затем подполковник) Будкевич, подполковник Красовский, инженер Розенталь.

В форте было две береговые батареи на четыре 152-мм пушки Канэ (на флангах), батарея на восемь 254-мм орудий и батарея на восемь 279-мм гаубиц, которые стреляли на 15-18 км. Вокруг орудий был целый подземный городок, покрытый двухметровым слоем бетона, рассчитанный на попадание крупнокалиберных снарядов корабельной артиллерии. Там были снарядные погреба, казармы, железная дорога для доставки снарядов к орудиям, командные и наблюдательный пункты. Позиции были прикрыты 3-метровым бетонным бруствером. Форт был окружен стрелковым валом с бетонными опорными пунктами и приспособлен для круговой обороны.

Кроме строительства батарей и оборонительных сооружений, проектом предусматривалось возведение построек для проживания гарнизона форта в мирное время и гавани, ограниченной двумя молами — восточным и юго-западным. Гавань оборудовалась тремя подъемными кранами: двумя грузоподъемностью по 1 т и одним — 32 т. Предусматривалось строительство железнодорожной ветки протяженностью 3 км, проложенной по юго-западному молу и далее вдоль всех батарей.

В 1912 году в форте начали строить две четырёхорудийные батареи 305-мм орудий — башенную и открытую. Башенная представляла собой бетонное сооружение с двумя двухорудийными башнями. Внутри — казематы, орудийные погреба, казармы, подземная железная дорога, по которой на вагонетках возили снаряды, электрический подъемник. Было устроено пароводяное отопление. К 1916 году обе батареи были боеготовы. Вокруг были устроены бетонированные траншеи с укрытиями для пушек и пехоты, соединенные с башенной батареей подземными потернами.

По проекту наименьший гарнизон укрепления устанавливался в 2 роты крепостной артиллерии и 2 роты пехоты, но в случае необходимости на форту можно было разместить до 2 батальонов артиллеристов и 1 батальон пехотинцев. К началу Первой мировой войны гарнизон укомплектовали по штатам военного времени. Артиллеристов стало 2000 человек, столько же пехоты, более 500 других военнослужащих (минеры, саперы, казаки и т. д.) и ополченцев. В январе 1917 года гарнизон состоял уже из 5500 человек.

К 1.01.1917 года все артиллерийские батареи форта были закончены и находились в боевой готовности.

События 1918 года

Октябрьская революция, развал армии, мобилизации практически лишили форт гарнизона.

В декабре 1917 года Великое княжество Финляндское обрело независимость. Граница между новыми государствами пролегла по старой административной границе Великого княжества с оставлением Печенги у России, так как она была передана Великому княжеству Финляндскому в 1864 году условно. Для решения вопроса по этой территории и официальной демаркации границы была создана Особая комиссия. Однако удалось сформировать только её финляндскую часть — российская не была сформирована из-за начавшейся в Финляндии в конце января 1918 года гражданской войны.

Революция началась в Хельсинки под руководством Социал-демократической партии и Организации профсоюзов. Созданное революционное правительство — Совет народных уполномоченных — во главе с Куллерво Маннером сразу установило дружественные отношения с Советской Россией. По предложению СНУ была создана смешанная комиссия по подготовке проекта советско-финляндского договора. В состав комиссии вошли: с советской стороны — А. Л. Шейнман, В. М. Смирнов, А. В. Шотман, и К. Шишко, с финляндской стороны — Э. Гюллинг, Э. Валпас, О. Токой и К. Арьянне. И уже 1 марта в Петрограде договор «О дружбе и братстве» между РСФСР и Финляндской социалистической рабочей республикой (названа так в тексте договора по предложению В. Ленина) был заключён. По договору предусматривалась взаимная передача территорий — форт Ино должен был быть передан Советской России в обмен на область Петсамо (Печенга) с незамерзающим портом на севере.

Однако революция в Финляндии потерпела поражение, и сторонам пришлось всё начинать сначала.

Комендант Кронштадтской крепости К. М. Артамонов в донесении Военному руководителю обороны Петрограда А. В. Шварцу 24 апреля 1918 года писал, что вся крепость имеет только 150 боеспособных защитников.

В январе-феврале 1918 года, когда только начала формироваться рабоче-крестьянская Красная Армия сестрорецкий отряд красногвардейцев (сотня А. Паншина) с С. П. Восковым нёс сторожевую охрану на форту Ино в Финляндии. Старая армия беспорядочно демобилизовывалась, оставляя форт на произвол судьбы. Отряд из Сестрорецка застал форт почти пустым. Только небольшая часть революционных матросов задерживала беспорядочное бегство деморализованных солдат.

24 апреля финские войска осадили форт Ино. Преследуя финскую Красную гвардию, отступающую к советским границам, белофины и немцы окружили его и предложили начать переговоры о немедленной сдаче. Но осаждённые, имеющие сильное вооружение, большое количество боеприпасов и продовольствия, отказались сдаться без приказа Советского правительства.

Офицер царской армии комендант крепости пытался доказать, что защита форта отрядом из 200 красноармейцев — пустая затея. Но его не поддержали, за исключением 6 паникёров. Хуже было дело, когда апрельским вечером, захватив с собой план форта, комендант сбежал к белофинам.

24.04.1918 года при подготовке сдачи форта замки с орудий были сняты и увезены в Кронштадт, батареи подготовлены к взрыву. Москва опасалась, что защита форта может привести к разрыву Брестского мира.

5.05.1918 года Германия потребовала передать форт Финляндии.

Отряд держал оборону пока от Кронштадта на подмогу не пробились ледокол и военный корабль вместе с правительственной комиссией, предложившей взорвать форт, чтобы не оставлять сильно укреплённую военную базу противнику.

Во второй половине мая наступили последние дни форта Ино. Когда отряд покидал его берега, яркие языки пламени пожирали деревянные постройки, кухни, казармы. Находясь далеко от берега красноармейцы услышали несколько мощных взрывов. Укрепления форта не достались врагам.

— А. И. Давыденко. Сестрорецк. Очерки по истории города. Л., 1962, с. 111—112

14 мая 1918 года в 23.30 башенные батареи форта Ино подорваны личным составом, а сам форт захвачен финнами, о чём Артамонов К. А. написал в своём рапорте.

Уничтожение

По условиям Тартуского договора, финны обязаны были уничтожить все укрепления форта Ино. Орудия форта впоследствии использовались в системе береговых укреплений Финляндии — например, 305/52-мм орудия были установлены в броневой башне (с недостроенной 14" батареи Мякилуото) на о-ве Куйвассаари.

В составе СССР

В советское время на форту была построена 152 мм батарея, но в начале 1960 года её утилизировали.

До середины 1980 годов закрытый режим территории. Въезд только был по пропускам. Это было связано с тем, что в районе форта были воинские части, погранзастава, и в большей степени потому, что в районе бывшего форта Ино в послевоенные годы существовал испытательный полигон высокой секретности. По рассказам старожилов, обслуживавших этот комплекс подземных сооружений, в нём проводились опыты по выявлению влияния жёсткой радиации на животных. Затем полигон ликвидировали, но доступ на форт был закрыт. До конца XX века форт Ино занимала воинская часть и ЦНИИ МО РФ.

XXI век

До настоящего времени остаётся опасность взрыва оставшихся под завалами снарядов. Всё поросло лесом. Металл по возможности демонтирован. Хорошо сохранились огромные рвы опорных пунктов № 1 и 2, у опорных пунктов № 7 и 8 виден чётко обозначенный гласисообразный профиль позиций. Сохранилась лестница бывшей дачи Куропаткина А. Н., переоборудованная в годы первой мировой войны под временный госпиталь. Лестница ведёт к заливу. Чистый песок, огромные валуны, на горизонте цепочка танкеров-накопителей, выполняющих роль плавучих нефтеперевалочных баз.

Фотографии

• Укрытие для выкатного орудия.jpg

  Укрытие для выкатного орудия

• Развалины форта Ино.jpg

  Развалины форта

• Форт Ино1.jpg
• Форт Ино14.jpg
• Форт Ино4.jpg
• Форт Ино5.jpg
• Форт Ино7.jpg
• Форт Ино2.JPG
• Форт Ино3.JPG
• Форт Ино6.JPG
• Форт Ино8.JPG
• Форт Ино9.JPG
• Форт Ино10.JPG
• Форт Ино11.JPG
• Форт Ино12.JPG

  Пляж

• Форт Ино13.JPG

  Цепочка нефтеналивных судов

• Форт Ино Дача Куропаткина2.jpg

  форт Ино Дача Куропаткина

• Форт Ино Дача Куропаткина1.JPG

  Лестница дачи Куропаткина

Ссылки

• [www.around.spb.ru/fort/ino/ino1.php Михаленя К. К. — Форт Ино. Строительство и разрушение (часть 1)]
• [www.aroundspb.ru/fort/ino/ino2.php Михаленя К. К. — Форт Ино. Строительство и разрушение (окончание)]
• [www.around.spb.ru/fort/ino/ino1-3.gif Карта-схема форта]
• [www.nortfort.ru/ino/ Форт Ино на Северных Крепостях]
• [piter.tv/event/fort_INO/ Форт Ино, репортаж Piter.TV]

Отрывок, характеризующий Форт Ино

«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.