Форуги, Мохаммед Али
| Мохаммед Али Форуги перс. محمدعلی فروغی ذكاءالملک | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1 ноября 1925 — 13 июня 1926 | |||
| Предшественник: | Реза-хан | ||
| Преемник: | Мостоуфи оль-Мемалек | ||
| 18 сентября 1933 — 3 декабря 1935 | |||
| Монарх: | Реза Пехлеви | ||
| Предшественник: | Мохбер эс Салтане | ||
| Преемник: | Махмуд Джам | ||
| 27 августа 1941 — 9 марта 1942 | |||
| Монарх: | Реза Пехлеви; Мохаммед Реза Пехлеви | ||
| Предшественник: | Али Мансур | ||
| Преемник: | Али Сохейли | ||
| Рождение: | 1877 Тегеран | ||
| Смерть: | 26 ноября 1942 Тегеран | ||
Мохаммед Али Форуги (перс. محمدعلی فروغی ذكاءالملک; 1877—1942) — иранский государственный деятель, учёный.
Родился в Тегеране в купеческой семье из Исфахана. Его предок, Мирза Абутураб представлял Исфахан в Муганской степи во время коронации Надир-шаха. Его дед, Мохаммад Мехди Арбаб Исфахани, был в числе самых влиятельных торговцев Исфахана и весьма начитан в истории и географии. Его отец Мохаммад Хосейн Форуги был шахским переводчиком с арабского и французского языков, а также поэтом и издателем газеты «Тарбият». Форуги получил образование в Дар ул-Фунуне в Тегеране.
В 1907 г. умер его отец, и Форуги унаследовал титул Зока оль-Мольк. В том же году Форуги стал деканом Колледжа Политических Наук. В 1909 г. он занялся политикой в качестве члена Меджлиса от Тегерана. Впоследствии он стал спикером палаты, затем министром в нескольких кабинетах, а также трижды премьер-министром. В 1912 г. был назначен председателем иранского Верховного Суда. Во время второго премьерства был отставлен в 1935 г. из-за отца его зятя, Мухаммеда Вали Азади, предполагаемого участника бунта в Мешхеде против реформ, осуществляемых Реза-шахом.
Однако позже Форуги возвратил доверие шаха. Будучи премьер-министром, содействовал провозглашению Мохаммеда Резы Пехлеви шахиншахом после того, как его отец, Реза Шах, был 16 сентября 1941 г. вынужден отречься от престола и сослан союзными войсками Великобритании и Советского Союза во время Второй мировой войны. После падения кабинета он стал министром Двора, затем назначен послом в США, но умер в Тегеране в возрасте 65 лет, не успев вступить в должность.
Автор книг «История Ирана», «История философии в Европе» и др., подготовил научные издания персидских классиков (Хайяма, Саади, Хафиза). Почётный член АН СССР c 18.11.1942 г.[1].
Напишите отзыв о статье "Форуги, Мохаммед Али"
Примечания
Литература
- Afshar, Iraj. [www.iranicaonline.org/articles/forugi-mohammad-ali FORŪGĪ, MOḤAMMAD-ʿALĪ ḎOKĀʾ-AL-MOLK] // Encyclopaedia Iranica. — London et al., 1999. — Т. X. — P. 108-112.
Отрывок, характеризующий Форуги, Мохаммед Али
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
