Фотченков, Пётр Семёнович

Пётр Семëнович Фотченков
Дата рождения	1902(1902)
Дата смерти	1941(1941)
Место смерти	около села Подвысокое УССР (ныне Новоархангельский район, Кировоградская область, Украина)
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	бронетанковые войска
Звание
Командовал	8-я танковая дивизия 4-го механизированного корпуса 6-й армии
Сражения/войны	Гражданская война в Испании, Польский поход РККА, Великая Отечественная война (Битва под Уманью)
Награды и премии

Пётр Семёнович Фотченков (1902 год, с. Александровка Вяземского района Смоленской обл. — август 1941 года, около с. Подвысокое Новоархангельского района Кировоградской области Украины) — полковник, командир 8-й танковой дивизии 4-го механизированного корпуса 6-й армии.

Биографические данные

Русский. Рабочий. Образование: начальное. В РККА с 1918 года. Военное образование: Командные пехотные курсы в 1922 году, Артиллерийское отделение Киевской объединенной школы командиров в 1926 году, Военная академия механизации и моторизации РККА им. Сталина (ВАММ) в 1937 году, занимал должность командира роты слушателей Военной академии.

Член ВКПб с 1925 года. Участник гражданской войны в Испании в 1936—1937 годах. Служил заместителем командира интернационального танкового полка по строевой части (комиссаром полка-?). Был командиром 2-го сводного танкового полка. Полк находился в подчинении 12-й интернациональной бригады, которой командовал генерал Лукач (Матэ Залка). В сражении под Сарагосой получил двойное ранение.

Как это произошло, вспоминает подполковник Рюмик М. Е., который в Испании был водителем танка:

«В одном из танковых сражений под Сарагосой 23 февраля 1937 года мой танк БТ-7 был поврежден снарядом противника. Командир полка полковник Фотченков П. С., который находился в нашем танке, был тяжело ранен в лицо и обе руки. Я и командир башни Александр Кущев оказали ему первую медицинскую помощь, затем устранили повреждение танка и продолжили бой.

Командир полка, будучи тяжело ранен, приказал нам выполнить поставленную ранее задачу — прорвать вражеское кольцо и выручить наших болгарских братьев по оружию, попавших в беду. Кольцо было прорвано, и 15 болгарских танкистов были спасены. Но наш танк фашисты все-таки успели поджечь. Командир башни был убит сразу, а командира полка мне с трудом удалось спасти, вытащить из горящего танка и укрыть в одной из воронок.

За спасение командира полка и 15 болгарских танкистов я был награждён орденом Красного Знамени»

.

После возвращения из Испании Фотченков П. С. окончил Военную академию механизации и моторизации РККА им. Сталина.

Командовал 24-й легкотанковой бригадой в 1939 году, участвуя в Освободительном походе в Западную Украину.

С 4 июня 1940 по 19 июля 1940 года — командир 12-й танковой дивизией в составе 8-го механизированного корпуса 26-й армии Киевского Особого военного округа. Затем с 19 июля 1940 года — командир 8-й танковой дивизии 4-го механизированного корпуса.

Участник Великой Отечественной войны с июня 1941 года. В первые два дня войны 8-я танковая дивизия вместе со всем 4-м механизированным корпусом сражалась районе Яворов — Немиров, где в ходе стычек с немецкой пехотой было потеряно 19 танков Т-34. Про потери других типов танков в докладе командира дивизии Фотченкова ничего не сказано, но в оперативное подчинение командира 15-го механизированного корпуса дивизия поступила, имея на вооружении 65 танков. Во время боя 28 июня в районе Топорув — Лопатин 8-я танковая дивизия потеряла ещё 12 танков. После этого отошла и приняла участие в многодневном сражении у Бердичева. В конце июля — начале августа 1941 года оказался в окружении, в так называемом Уманском котле, под командой полковника Фотченкова П. С. оставалось 4 танка.

Воевавший под командованием П. Фотченкова Д. Корнев писал:

«Он для меня остался неумирающим и непобежденным. Взгляд зоркий, и ласковый, и требовательный. В моей памяти он как комиссар Фурманов или герой Щорс из гражданской войны»

.

Военный корреспондент, известный поэт Е. Долматовский, принимавший участие в сражении под Уманью, в своей военно-исторической документальной повести «Зелёная брама» писал:

Трагична судьба пламенного комдива. В официальных источниках (архив Министерства обороны СССР) зафиксировано, что Фотченков попал в плен. Правда, нет сведений о том, что кто-либо видел его в плену. Не числится он и в немецких списках военнопленных. Немногие оставшиеся в живых ветераны, сражавшиеся рядом с Фотченковым в Зелёной браме, утверждают, что он погиб при первой попытке вывести из окружения штаб группы Понеделина. Об этом рассказывал мне, в частности, генерал Я. И. Тонконогов, писали очевидцы. Легенда утверждает, что последний танк, за фрикционами которого находился комдив-8, кавалер орденов Ленина и Красной Звезды, комиссар интербригады в Испании, рухнул в воды Синюхи и ушел на дно. Может быть, танк ещё будет обнаружен и поднят: река глубокая, исследование дна не производилось

— Е. Долматовский. Зелëная брама: Документальная легенда об одном из первых сражений Великой Отечественной войны. М.: Политиздат, 1989. С. 102—104

.

Данные о пленении Фотченкова были отменены в 1946 году приказом ГУК НКО от 16 марта 1946 года за № 0675. Место захоронения П. Фотченкова в настоящее время — неизвестно.

Награды

• Орден Ленина (02.03.1938)
• Медаль «За отвагу» (14.11.1938)
• Орден Красной Звезды (22.02.1939)
• Юбилейная медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии»

См. также

• Сражение под Уманью

Литература

• Долматовский Е. Зеленая брама: Документальная легенда об одном из первых сражений Великой Отечественной войны. М.: Политиздат, 1989. С. 102.

Ссылки

• [archive.is/5rfcA] Биографии. Фотченков Петр Семенович

Отрывок, характеризующий Фотченков, Пётр Семёнович

Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.