Фохт, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Фохт
нем. Carl Vogt

Карл Фохт (1817—1895)
Страна:

Германский союз, Германская империя

Научная сфера:

зоология, палеонтология, философия

Известные ученики:

Александр Александрович Герцен

Известен как:

представитель вульгарного материализма

Карл Фохт или Карл Фогт (нем. Carl Vogt; 5 июля 1817, Гисен5 мая 1895, Женева) — немецкий естествоиспытатель, зоолог, палеонтолог, врач (значительную часть карьеры работал в Швейцарии и во Франции). Известен также как философ, представитель вульгарного материализма (философские взгляды Фохта излагаются в его естественно-научных работах).





Биография

Воспитывался в Гиссене, где отец его занимал кафедру медицины, и тут же получил первое университетское образование, слушая с 1833 года лекции по медицине и занимаясь в химической лаборатории Либиха. В 1835 году, когда отец его был приглашён профессором в Берн, Фохт также перешёл на этот университет; занимаясь под руководством Валентина анатомическими и физиологическими изысканиями — в 1839 был удостоен степени доктора медицины. Вскоре после этого Фохт переселился в Нёвшатель и вместе с Дезором и Агассисом произвёл ряд изысканий в области зоологии и геологии во вновь учреждённой Агассисом зоолого-геологической лаборатории. Главным предметом изысканий в этот период его жизни служили истории развития, анатомии и палеонтологии рыб, история развития повитухи, происхождение так назыв. красного снега (причиной которого он видел в присутствии тихоходок и одного вида коловраток) и, наконец, геология и в особенности происхождение ледников. С 1844 по 1846 гг. жил в Париже, а отчасти и в Ницце, продолжая свои исследования по зоологии и геологии; здесь он написал свои известные «Физиологические письма», переведённые почти на все европейские языки, и учебник геологии и палеонтологии, составленный первоначально по лекциям Эли де Бомона.

В 1847 году, будучи в Ницце, он получил приглашение занять кафедру зоологии в родном городе Гиссене, но уже в следующем году был принуждён бежать в Швейцарию: приняв самое живое участие в революционных событиях 1848 (был депутатом левого крыла в Национальном собрании во Франкфурте и одним из пяти регентов Империи), был уволен от службы и в конце концов был приговорён к смерти. В этот период деятельности Фохт напечатал имевший громадный успех научно-популярный труд «Океан и Средиземное море», заключающий в себе результаты исследований, произведённых во время первого его пребывания во Франции и на берегу Средиземного моря. В этом сочинении, как и в своих «Физиологических письмах», Фохт впервые проявил выдающийся талант в изображении природы в научно-популярном виде. В Берне, куда бежал из Германии Фохт, он прожил недолго и с 1850 по 1852 гг. вновь занялся изучением фауны Средиземного моря в Ницце и в то же время составил отличный для своего времени учебник зоологии под заглавием «Зоологические письма»; в 1852 получил приглашение читать лекции по зоологии в Женеве, а после смерти Пикте (Pictet) занял кафедру зоологии, сравнительной анатомии и палеонтологии. Здесь после долгого периода странствований оставался до своей смерти, занимаясь сначала зоологическими исследованиями, затем антропологией, а в восьмидесятых годах вернулся вновь к чисто зоологическим работам. В этот период научной деятельности появились его «Лекции о человеке», в которых он выступил ярым защитником полифилетического происхождения человека и вызвал живую полемику статьёй о микроцефалах; в последние годы жизни предпринял ещё два капитальных труда, а именно естественную историю млекопитающих и учебник сравнительной анатомии. Занимал пост ректора Женевского университета. Фохт, рано обративший внимание на важное значение онтогенетических изысканий, был ревностным поклонником дарвинизма, хотя в частностях его взгляды иногда и расходились с мнениями Дарвина; он считается одним из усерднейших немецких передовых бойцов за идею материализма в естественных науках. Был блестящим преподавателем и оратором как в области науки, так и в своей политической деятельности, принимая горячее участие во всех общественных и государственных делах.

Основные труды

Из многочисленных работ наиболее выдающиеся:

  • «Zur Anatomie der Amphibien» (Берн, 1839);
  • «Beiträge zur Neurologie der Reptilien» (Берн, 1840);
  • «Embryologie des Salmones» (сост. 1-й том соч. Л. Агассиса, «Histoire naturelle des Poissons d’eau douce de l’Europe centrale», Нёвшатель, 1842);
  • «Untersuchungen über die Entwicklungsgeschichte der Geburtshelferkröte (Alytes obstetricans)» (Солотурн, 1842);
  • «Im Gebirg und auf den Gletschern» (там же, 1843);
  • «Anatomie des Salmones» (вместе с Агассисом, «Mem. Soc. Sc. Nat.», Нёвшатель, 1845);
  • «Lehrbuch der Geologie und Petrefactenkunde» (2 т., Брауншвейг, 1846, 5 изд. 1879);
  • «Recherches sur l’embryogénie des Mollusques gastéropodes» («Ann. Sc. Nat.» 1846);
  • «Physiologische Briefe» (3 отд., Штутгарт, 1845—1846; 4-е изд. Гиссен, 1874);
  • «Ocean und Mittelmeer» (2 т., Франкфурт, 1848);
  • «Zoologische Briefe» (2 т., там же, 1851);
  • «Naturgeschichte der lebenden und untergegangenen Thiere etc.» (2 т., там же, 1851);
  • «Untersuchungen über die Thierstaaten» (там же, 1851);
  • «Bilder aus dem Thierleben» (там же, 1852);
  • «Mémoire sur les Hectocotyles etc.» (вместе с Верани, «Ann. Sc. Nat», 1852);
  • «Köhlerglaube und Wissenschaft. Eine Streitschrift gegen Rudolph Wagner» (4-е изд., Гиссен, 1856);
  • «Mémoire sur les Syphonophores de la mer de Nice» («Mem. Inst. Genevois», 1853);
  • «Altes und Neues aus Thier- und Menschenleben» (Франкфурт, 1859);
  • «Die Künstliche Fischzucht» (Лпц., 1859; 2-е изд. 1875);
  • «Vorlesungen über nützliche und schädliche Thiere» (там же, 1865);
  • «Vorlesungen über den Menschen» (2 т., Гиссен, 1864);
  • «Mémoires sur les microcéphales ou hommes singes» («Mém. Inst. nat. Genevois», 1867);
  • «Atlas der Zoologie» (33 табл., Лпц., 1875);
  • «Die Herkunft der Eingeweidewürmer des Menschen» (Базель, 1877);
  • «Die Säugethiere in Wort und Bild» (Мюнхен, 1883);
  • «Lehrbuch der praktischen vergleichenden Anatomie» (вместе с Э. Юнгом, 2 т., Брауншвейг, 1888—1894);
  • «Aus meinem Leben, Erinnerungen und Rückblicke» (Штутгарт, 1895). Большинство сочинений, за исключением монографий, переведено на русский язык.

Труды, посвящённые Карлу Фогту

Напишите отзыв о статье "Фохт, Карл"

Примечания

Отрывок, характеризующий Фохт, Карл

– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.


В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом: