Фоча-Устиколина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фоча-Устиколина
босн. и хорв. Foča-Ustikolina, серб. Фоча-Устиколина
Герб
Флаг
Страна

Босния и Герцеговина

Статус

Община

Входит в

Боснийско-Подринский кантон, Федерация Боснии и Герцеговины

Административный центр

Устиколина

Дата образования

1991

глава общины

Зияд Куновац

Официальные языки

хорватский, боснийский

Население (2011)

4000

Национальный состав

боснийцы

Площадь

180 км²

Телефонный код

(+387) 38

Почтовые индексы

73 250

[www.foca-ustikolina.ba/ Официальный сайт]

Община Фоча-Устиколина (босн. и хорв. Opština Foča-Ustikolina, серб. Општина Фоча-Устиколина) — боснийская община, расположенная в восточной части Федерации Боснии и Герцеговины. Административным центром является город Устиколина.





Население

По данным переписи населения 1991 года, в общине проживали 5274 человека. По оценке на 2011 год, население составляет 4000 человек. По состоянию на 2005 год 99% населения составляли боснийцы.

Образование

В селе Яблука расположена крупнейшая средняя школа в общине.

Экономика

Население общины занято преимущественно сельским хозяйством, небольшое число работает в административных учреждениях и на некоторых предприятиях. Община Фоча-Устиколина является одной из наиболее отстающих в экономическом развитии общин Боснии и Герцеговины.

Напишите отзыв о статье "Фоча-Устиколина"

Литература

  • Савезни завод за статистику и евиденцију ФНРЈ и СФРЈ, попис становништва 1948, 1953, 1961, 1971, 1981. и 1991. године.

Ссылки

  • [www.fzs.ba/saopcenja/2009/14.2.1.pdf Saopćenje Federalnog saveza za statistiku 9. septembar 2009. godine]

Отрывок, характеризующий Фоча-Устиколина

Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.