Фрагмопласт

Фрагмопла́ст (от греч. φραγμος — перегородка и греч. πλαστος — вылепленный, оформленный) — специфическая структура растительной клетки, формирующаяся в ходе позднего цитокинеза. Представляет собой систему коротких микротрубочек, микрофиламентов и элементов эндоплазматического ретикулума (ЭПР), собирающихся перпендикулярно плоскости деления клетки в анафазе и телофазе митоза. Во фрагмопласте закладывается пектиновая клеточная пластинка, разделяющая материнскую клетку надвое.

Первоначально фрагмопласт имеет цилиндрическую форму и формируется из бывшего веретена деления между двумя дочерними ядрами, пока вокруг них вновь собирается ядерная мембрана. Клеточная пластинка сначала формируется как дисковидная структура между двумя половинами фрагмопласта. Пока новые элементы клеточной пластинки добавляются в её растущие концы, микротрубочки фрагмопласта уходят из центра и перемещаются к концам растущей пластинки. Так эти две структуры совместно растут, пока не достигнут плазматической мембраны делящейся клетки. Если в клетке присутствовала фрагмосома, то фрагмопласт и клеточная пластинка будут расти через пространство, прежде занимаемое фрагмосомой. Они достигнут клеточной стенки делящейся клетки точно в местах, ранее занимаемых препрофазной лентой.

Микротрубочки и актиновые филаменты фрагмопласта направляют везикулы и материал клеточной стенки к растущим концам клеточной пластинки. Возможно, актиновые филаменты также направляют фрагмопласт к позиции, занимаемой бывшей препрофазной лентой растительной клетки. Пока клеточная пластинка растёт, она захватывает сегменты гладкого ЭПР, которые потом обеспечивают соединение посредством плазмодесм между двумя дочерними клетками.

Фрагмопласт можно наблюдать только у высших растений (то есть мхов и сосудистых растений) и у некоторых водорослей, в частности, из отдела харофитовых. Другие водоросли в ходе цитокинеза используют другой комплекс микротрубочек — фикопласт.

Отрывок, характеризующий Фрагмопласт

В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.