Фрадкина, Сарра Яковлевна

Сарра Яковлевна Фрадкина
Дата рождения:	26 декабря 1917(1917-12-26)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	13 июня 2000(2000-06-13) (82 года)
Место смерти:	Пермь
Страна:	СССР СССР Россия Россия
Научная сфера:	литература, филология, английский язык.
Место работы:	Пермский государственный национальный исследовательский университет
Учёная степень:	кандидат филологических наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Киевский университет им. Т. Г. Шевченко
Награды и премии:

Са́рра Я́ковлевна Фра́дкина (26 декабря 1917 год — 13 июня 2000 год) — советский и российский учёный-филолог, кандидат филологических наук, профессор, заведующая [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet/kafedry/kafedra-russkoj-literatury кафедрой русской литературы] историко-филологического факультета (1952, 1956–1957), филологического факультета (1965–1967, 1976–1981) Пермского университета, один из основателей [www.psu.ru/nauka/nauchnye-shkoly/tipologiya-mirovogo-literaturnogo-protsessa научной школы «Типология мирового литературного процесса»]. Создатель учебных пособий «Русская советская литература периода Великой Отечественной войны: Метод и герой», «Традиции русской классики в советской литературе 1940–1980-х гг.».

Жена историка Л. Е. Кертмана.

Биография

В 1937 году окончила филологический факультет Киевского государственного университета им. Т. Г. Шевченко.

С 1937 по 1941 год работала в качестве ассистента кафедры литературы Киевского государственного университета.

С 1940 по 1942 год преподавала в Актюбинском пединституте.

В 1941 году эвакуировалась в г. Казань.

С 1941 по 1944 год работала ассистентом в Казанском университете.

С 1941 по 1945 год — аспирант Казанского университета; также преподавала в Казанском университете и пединституте.

В 1945 году окончила аспирантуру в Киевском университете им. Т. Г. Шевченко, работала старшим преподавателем на кафедре русской литературы филологического факультета.

В 1945 году переехала в г. Пермь.

В 1946 году присвоена учёная степень кандидата филологических наук.

С 1950 до 1998 года работала на историко-филологическом, с 1960 — на филологическом факультете Пермского университета на [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet/kafedry/kafedra-russkoj-literatury/o-kafedre кафедре русской литературы] (с 1 сентября 1950 — ст. преподаватель, с 8 декабря 1952 — доцент, с 25 ноября 1987 — профессор).

В 1952 году, а также с 29 августа 1956 по 1 сентября 1957 — и. о. зав. [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet/kafedry/kafedra-russkoj-literatury кафедрой русской литературы] историко-филологического факультета Пермского университета.

С 25 октября 1965 по 1 сентября 1967 и с 7 сентября 1976 по 24 февраля 1981 — зав. кафедрой русской литературы филологического факультета Пермского университета.

Из книги «Первый на Урале»:

Заведование кафедры переходило из рук в руки, дольше других эти обязанности исполняли приглашённые преподаватели, которые, как правило, надолго, не задерживались и только доцент С. Я. Фрадкина, прибывшая из Киевского университета, осталась постоянным сотрудником кафедры, неоднократно принимала на себя и пятидесятые, и в последующие годы функции заведующей.

В 1960 году — стала одним из основателей новой [www.psu.ru/nauka/nauchnye-shkoly/tipologiya-mirovogo-literaturnogo-protsessa научной школы «Типология мирового литературного процесса»] в Пермском государственном университете.

Из книги «Первый на Урале»:

Кафедра вышла на всесоюзный уровень в шестидесятые — семидесятые годы благодаря работам Р. В. Коминой по проблеме стилевых направлений в советской литературе, С. Я Фрадкиной — по истории литературы периода Великой Отечественной войны, монографиями о В. Пановой, К. Симонове.

В 1997 году присвоено звание профессора.

В 1983 году окончила факультет преподавателей вузов страны в Московском государственном университете по специальности «История русской литературы XX века и история советской литературы».

31 августа 1998 — уволена в связи с уходом на пенсию.

Научная деятельность

Научные интересы связаны с изучением традиций русской классики в литературе ХХ в., литературного процесса 1940-1980-х гг. Среди работ — монографии «Творчество К. Симонова», «В мире героев В. Пановой», глава о послевоенной литературе в III томе «Истории русской советской литературы» (ИМЛИ РАН); учебные пособия «Русская советская литература периода Великой Отечественной войны: Метод и герой», «Традиции русской классики в советской литературе 1940–1980-х гг.».

В Пермском университете читала курсы истории советской литературы на [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet филологическом] и [www.psu.ru/fakultety/istoriko-politologicheskij-fakultet историческом факультетах], лекции по истории русской литературы для учителей города и области. Разработала несколько спецкурсов: «Традиции русской классики в советской литературе 1940–1980-х гг.»; «Творчество Маяковского»; «К. Симонов и война».

Награды

• Медаль «В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина».
• Медаль "Ветеран труда".
• Почётный знак «За отличные успехи в области высшего образования СССР».

Избранные работы

• Фрадкина С. Я. Образ Кирилла Извекова в романах К. Федина «Первые радости» и «Необыкновенное лето» (особенности типизации героя). // Ученые записки ПГУ. Пермь, 1960, вып. 4. Л. л. С. 2–7.
• Фрадкина С. Я. В мире героев Веры Пановой: творческий портрет писательницы. Пермь: Кн. изд-во, 1961. 251 с.
• Фрадкина С. Я. Рядом с героями «Кружилихи» // Вечерняя Пермь.1985. 1–11 марта.
• Фрадкина С. Я. «Чувствую к Перми самое сердечное отношение…»// Урал.1985. № 3.
• Фрадкина С. Я. Творчество Константина Симонова // Изд. Наука, 1968.
• Фрадкина С. Я. Русская советская литература периода Великой Отечественной войны: метод и герой. Пермь, 1975.
• Фрадкина С. Я. Проблемы типологии литературного процесса // Межвузовский сборник научных трудов. Пермь: Пермский государственный университет, 1981.
• Фрадкина С. Я. Эволюция типа героя и конфликта в поэмах А. Т. Твардовского // Проблемы типологии литературного процесса. Сборник научных трудов. Пермь, 1981. Л. л. 46 об. — 51 об.
• Фрадкина С. Я. Эстетический идеал А. Фадеева и воссоздание им социалистического образа жизни в произведениях о Великой Отечественной войне // Проблемы типологии литературного процесса. Межвуз. сб. науч. трудов. Пермь, 1983.
• Фрадкина С. Я. Традиции классики и их роль в развитии советской литературы 1940–1980-х годов (по материалам прозы о Великой Отечественной войне)". Учебное пособие по спецкурсу. Пермь, 1984.
• Фрадкина С. Я. Традиции классики в прозе о Великой Отечественной войне // Филологические науки, 1985, № 2. Л. л. С. 5–8.
• Фрадкина С. Я. Чехов и его влияние на современную английскую литературу. Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Киев, 1946.
• Фрадкина С. Я. Жанровое и стилевое многообразие советской лирики периода Великой Отечественной войны. Ст. в сборнике Свердловск, 1963. С. 30-33.

Источники и ссылки

1. [agarh.permkrai.ru/af/index.php?act=opis&fund=538&opis=185566 Документы научной и служебной деятельности, биографические, переписка Фрадкиной С. Я.]
2. [www.psu.ru/fakultety/filologicheskij-fakultet/kafedry/kafedra-russkoj-literatury/o-kafedre Кафедра русской литературы Пермского университета].
3. [www.psu.ru/nauka/nauchnye-shkoly/tipologiya-mirovogo-literaturnogo-protsessa Научная школа «Типология мирового литературного процесса»].
4. [www.psu.ru/news-archive/year-2008/prezentatsiya-knigi-svecha-gorela Презентация книги о С. Я. Фрадкиной «Свеча горела»].
5. Фрадкина Сарра Яковлевна // [www.psu.ru/files/docs/ob-universitete/smi/knigi-ob-universitete/prof_psu.pdf Профессора Пермского государственного университета: (1963–2001)] / Гл. ред. В. В. Маланин. Пермь: Изд-во Перм. ун-та, 2001. 419 с. С. 386.

Отрывок, характеризующий Фрадкина, Сарра Яковлевна

– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.


Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
– Боже мой, Боже мой, всё одно и то же. Ах, куда бы мне деваться? Что бы мне с собой сделать? – И она быстро, застучав ногами, побежала по лестнице к Фогелю, который с женой жил в верхнем этаже. У Фогеля сидели две гувернантки, на столе стояли тарелки с изюмом, грецкими и миндальными орехами. Гувернантки разговаривали о том, где дешевле жить, в Москве или в Одессе. Наташа присела, послушала их разговор с серьезным задумчивым лицом и встала. – Остров Мадагаскар, – проговорила она. – Ма да гас кар, – повторила она отчетливо каждый слог и не отвечая на вопросы m me Schoss о том, что она говорит, вышла из комнаты. Петя, брат ее, был тоже наверху: он с своим дядькой устраивал фейерверк, который намеревался пустить ночью. – Петя! Петька! – закричала она ему, – вези меня вниз. с – Петя подбежал к ней и подставил спину. Она вскочила на него, обхватив его шею руками и он подпрыгивая побежал с ней. – Нет не надо – остров Мадагаскар, – проговорила она и, соскочив с него, пошла вниз.
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.