Фрай, Ширли

Ширли Фрай
Гражданство	США США
Дата рождения	30 июня 1927(1927-06-30) (96 лет)
Место рождения	Акрон, Огайо, США
Вес	56 кг
Начало карьеры	1941
Завершение карьеры	1957
Рабочая рука	правая
Одиночный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1957)
Франция	победа (1951)
Уимблдон	победа (1956)
США	победа (1956)
Парный разряд
Турниры серии Большого шлема
Австралия	победа (1957)
Франция	победа (1950—1953)
Уимблдон	победа (1951—1953)
США	победа (1951—1954)
Завершила выступления

Ши́рли Фрай-И́рвин (англ. Shirley Fry-Irvin; р. 30 июня 1927, Акрон, Огайо) — американская теннисистка-любительница, один из лидеров женского тенниса в первой половине 1950-х годов.

• Первая ракетка мира 1956 года по версии газеты «Daily Telegraph»
• Победительница четырёх турниров Большого шлема в одиночном разряде; обладательница карьерного Большого шлема в одиночном разряде (выиграла все турниры Большого шлема в разные годы)
• Победительница 12 турниров Большого шлема в женском парном разряде (11 из них — с Дорис Харт); обладательница карьерного Большого шлема в женском парном разряде
• Победительница Уимблдонского турнира в смешанном парном разряде 1956 года
• Член Международного зала теннисной славы с 1970 года

Биография

Отец Ширли Фрай, Лестер, был горячим сторонником здорового образа жизни и привлёк всех четырёх своих детей к занятиям спортом с самого раннего детства. Все его дети побеждали в спортивных соревнованиях в своём родном Акроне и его окрестностях, но только Ширли достигла более значительных успехов. В альбоме, подаренном ей в девять лет, отец написал пожелание: «Цель — Уимблдон к 1945 году». Хотя выполнению плана в срок помешала Вторая мировая война, в дальнейшем мечта Лестера Фрая всё же сбылась.

В 14 лет Ширли Фрай уже участвовала в основной сетке чемпионата США среди взрослых, став самой молодой его участницей до 1979 года, когда её рекорд побила Кэти Хорват. В 15 лет она уже дошла до четвертьфинала. В 1943 году она выиграла чемпионат США среди девушек в парах, а в 1944 и 1945 годах — в одиночном разряде. Уже в 1943 году она стала чемпионкой США на крытых кортах как в одиночном, так и в парном разряде, а с 1944 года вошла в десятку сильнейших теннисисток США.

Внешние видеофайлы
Эпизоды финала чемпионата Франции 1951 года (из собрания Национального аудиовизуального института Франции)
	[www.ina.fr/sport/tennis/video/I00005720/finale-dames-a-roland-garros-victoire-shirley-fry-opposee-a-hart.fr.html Ширли Фрай побеждает Дорис Харт]

Продвижению Ширли Фрай к более высоким достижениям долгое время мешало острое соперничество со стороны более взрослых и опытных соперниц. Тем не менее в 1948 году она дошла до финала Открытого чемпионата Франции в одиночном и женском парном разряде. В 1950 году она завоевала свой первый титул на турнирах Большого шлема: в паре с Дорис Харт она победила в Париже, а на Уимблдоне и в чемпионате США они уступили маститым Луизе Браф и Маргарет Осборн-Дюпон, для которых это были, соответственно, четвёртая и девятая совместные победы на этих турнирах. Однако уже в следующем году Фрай и Харт превзошли своих именитых соперниц, выиграв все три турнира большого шлема, в которых участвовали (за исключением чемпионата Австралии). Кроме того, они дважды встретились в финалах турниров Большого шлема в одиночном разряде: Фрай победила во Франции, а затем на Уимблдоне Харт взяла разгромный реванш. На чемпионате США Фрай встретилась в финале с юной Морин Коннолли — восходящей звездой женского тенниса и будущей обладательницей Большого шлема — и сумела навязать ей борьбу, выиграв второй сет со счётом 6:1, но всё же в итоге уступила.

В следующие два года Фрай и Харт, как и в 1951 году, выигрывали по три турнира Большого шлема в парах, но одиночные турниры Фрай больше не покорялись — последним крупным успехом был в 1952 году выход в финал в Париже, где она уступила своей постоянной партнёрше. В итоге она начала сомневаться, способна ли она ещё побеждать в одиночном разряде, и в 1954 году объявила о завершении активной карьеры. Она нашла работу в газете «St. Petersburg Times» во Флориде и продолжала играть в теннис ради поддержания тонуса. Однако вскоре она поняла, что её тянет обратно к соревнованиям. Решение о возвращении было принято.

Уже в феврале 1955 года Фрай победила Дорис Харт в турнире, проходившем в Университете Майами, а летом дошла до полуфинала на Уимблдоне, где в матче с Луизой Браф растянула лодыжку и выбыла из строя на несколько месяцев. Новое возвращение состоялось осенью 1955 и в начале 1956 года, когда Фрай приняла участие в десяти турнирах в странах Карибского бассейна и во Флориде и выиграла девять из них. Во второй половине 1956 года Ширли Фрай выиграла свои второй и третий турниры Большого шлема — Уимблдон и чемпионат США — и закончила год в статусе неофициальной первой ракетки мира (согласно ежегодному рейтингу газеты «Daily Telegraph». В конце года она отправилась в Австралию, где на одном из турниров столкнулась с бизнесменом Карлом Ирвином, с которым была знакома по прежним соревнованиям, которые он судил. Они поженились в Новом Южном Уэльсе вскоре после того, как Ширли выиграла свой третий подряд и четвёртый в общей сложности турнир Большого шлема — чемпионат Австралии, завершив завоевание карьерного Большого шлема (победы во всех четырёх турнирах, одержанные в разные годы). Она стала третьей в истории теннисисткой, победившей во всех четырёх турнирах, после Коннолли и Харт, и одной из немногих за всю историю, кому удалось это сделать и в одиночном, и в парном разрядах (наряду с Харт, Маргарет Смит-Корт, Мартиной Навратиловой и Сереной Уильямс).

После свадьбы Ширли объявила, что не будет защищать чемпионское звание на Уимблдоне и в чемпионате США в одиночном разряде и сосредоточится на игре в смешанных парах. Вскоре, уже беременной, на проходном турнире в Рокдейле (Австралия) она проиграла 18-летней сопернице. Ближе к осени она вторично и окончательно заявила об уходе из активных соревнований. Позже, в конце 60-х годов, пройдя операцию локтя, она участвовала в соревнованиях ветеранов, выиграв национальный чемпионат в этой возрастной категории в паре с Бетти Пратт. Она также работала теннисным тренером в течение трёх десятилетий после окончания активной карьеры и зачехлила ракетку только в 1990 году из-за проблем с коленом. От Карла Ирвина у неё было четверо детей.

В 1970 году имя Ширли Фрай-Ирвин было включено в списки Международного зала теннисной славы. В 1995 году она, как выпускница Роллинз-колледжа (который окончила в 1949 году), была включена в списки женского Зала студенческой теннисной славы.

Участие в финалах турниров Большого шлема за карьеру (32)

Одиночный разряд (8)

Победы (4)

Год	Турнир	Соперница в финале	Счёт в финале
1951	Чемпионат Франции	Дорис Харт	6-3, 3-6, 6-3
1956	Уимблдонский турнир	Анджела Бакстон	6-3, 6-1
1956	Чемпионат США	Алтея Гибсон	6-3, 6-4
1957	Чемпионат Австралии	Алтея Гибсон	6-3, 6-4

Поражения (4)

Год	Турнир	Соперница в финале	Счёт в финале
1948	Чемпионат Франции	Нелли Адамсон	2-6, 6-0, 0-6
1951	Уимблдонский турнир	Дорис Харт	1-6, 0-6
1951	Чемпионат США	Морин Коннолли	3-6, 6-1, 4-6
1952	Чемпионат Франции (2)	Дорис Харт	4-6, 4-6

Женский парный разряд (19)

Победы (12)

Год	Турнир	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1950	Чемпионат Франции	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	1-6, 7-5, 6-2
1951	Чемпионат Франции (2)	Дорис Харт	Берил Бартлетт Барбара Скофилд	10-8, 6-3
1951	Уимблдонский турнир	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	6-3, 13-11
1951	Чемпионат США	Дорис Харт	Патрисия Каннинг-Тодд Нэнси Чаффи	6-4, 6-2
1952	Чемпионат Франции (3)	Дорис Харт	Хейзел Редик-Смит Джулия Уипплингер	7-5, 6-1
1952	Уимблдонский турнир (2)	Дорис Харт	Луиза Браф Морин Коннолли	8-6, 6-3
1952	Чемпионат США (2)	Дорис Харт	Луиза Браф Морин Коннолли	10-8, 6-4
1953	Чемпионат Франции (4)	Дорис Харт	Морин Коннолли Джулия-Энн Сампсон	6-4, 6-3
1953	Уимблдонский турнир (3)	Дорис Харт	Морин Коннолли Джулия-Энн Сампсон	6-0, 6-0
1953	Чемпионат США (3)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	6-2, 7-9, 9-7
1954	Чемпионат США (4)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	6-4, 6-4
1957	Чемпионат Австралии	Алтея Гибсон	Мэри Бевис-Хоутон Фэй Мюллер	6-2, 6-1

Поражения (7)

Год	Турнир	Партнёр	Соперницы в финале	Счёт в финале
1948	Чемпионат Франции	Мэри Арнольд-Прентисс	Патрисия Каннинг-Тодд Дорис Харт	4-6, 2-6
1949	Чемпионат США	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	4-6, 8-10
1950	Уимблдонский турнир	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	4-6, 7-5, 1-6
1950	Чемпионат США (2)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	2-6, 3-6
1954	Уимблдонский турнир (2)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	6-4, 7-9, 3-6
1955	Чемпионат США (3)	Дорис Харт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	3-6, 6-1, 3-6
1956	Чемпионат США (4)	Бетти Пратт	Луиза Браф Маргарет Осборн-Дюпон	3-6, 0-6

Смешанный парный разряд (5)

Победа (1)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1956	Уимблдонский турнир	Вик Сейксас	Алтея Гибсон Гарднар Маллой	2-6, 6-2, 7-5

Поражения (4)

Год	Турнир	Партнёр	Соперники в финале	Счёт в финале
1951	Чемпионат США	Мервин Роуз	Дорис Харт Фрэнк Седжмен	3-6, 2-6
1952	Чемпионат Франции	Эрик Стёрджесс	Дорис Харт Фрэнк Седжмен	8-6, 3-6, 3-6
1953	Уимблдонский турнир	Энрике Мореа	Дорис Харт Вик Сейксас	7-9, 5-7
1955	Чемпионат США (2)	Лью Хоуд	Дорис Харт Вик Сейксас	7-9, 1-6

Литература

• Shirley Fry // Bud Collins' Tennis Encyclopedia / Bud Collins, Zander Hollander (Eds.). — Detroit, MI: Visible Ink Press, 1997. — P. 402—403. — ISBN 1-57859-000-0.

Ссылки

• [www.tennisfame.com/hall-of-famers/shirley-fry-irvin Ширли Фрай-Ирвин] на сайте Международного зала теннисной славы  (англ.)
• [web.wm.edu/tenniscenter/irvin.html Ширли Фрай-Ирвин] на сайте женского Зала студенческой теннисной славы  (англ.)
• [www.sportspundit.com/tennis/players/5321-shirley-fry-irvin Ширли Фрай-Ирвин] на сайте Sports Pundit  (англ.)

Отрывок, характеризующий Фрай, Ширли

– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.
– Так вот кого мне жалко – человеческого достоинства, спокойствия совести, чистоты, а не их спин и лбов, которые, сколько ни секи, сколько ни брей, всё останутся такими же спинами и лбами.
– Нет, нет и тысячу раз нет, я никогда не соглашусь с вами, – сказал Пьер.


Вечером князь Андрей и Пьер сели в коляску и поехали в Лысые Горы. Князь Андрей, поглядывая на Пьера, прерывал изредка молчание речами, доказывавшими, что он находился в хорошем расположении духа.
Он говорил ему, указывая на поля, о своих хозяйственных усовершенствованиях.
Пьер мрачно молчал, отвечая односложно, и казался погруженным в свои мысли.
Пьер думал о том, что князь Андрей несчастлив, что он заблуждается, что он не знает истинного света и что Пьер должен притти на помощь ему, просветить и поднять его. Но как только Пьер придумывал, как и что он станет говорить, он предчувствовал, что князь Андрей одним словом, одним аргументом уронит всё в его ученьи, и он боялся начать, боялся выставить на возможность осмеяния свою любимую святыню.
– Нет, отчего же вы думаете, – вдруг начал Пьер, опуская голову и принимая вид бодающегося быка, отчего вы так думаете? Вы не должны так думать.
– Про что я думаю? – спросил князь Андрей с удивлением.
– Про жизнь, про назначение человека. Это не может быть. Я так же думал, и меня спасло, вы знаете что? масонство. Нет, вы не улыбайтесь. Масонство – это не религиозная, не обрядная секта, как и я думал, а масонство есть лучшее, единственное выражение лучших, вечных сторон человечества. – И он начал излагать князю Андрею масонство, как он понимал его.
Он говорил, что масонство есть учение христианства, освободившегося от государственных и религиозных оков; учение равенства, братства и любви.
– Только наше святое братство имеет действительный смысл в жизни; всё остальное есть сон, – говорил Пьер. – Вы поймите, мой друг, что вне этого союза всё исполнено лжи и неправды, и я согласен с вами, что умному и доброму человеку ничего не остается, как только, как вы, доживать свою жизнь, стараясь только не мешать другим. Но усвойте себе наши основные убеждения, вступите в наше братство, дайте нам себя, позвольте руководить собой, и вы сейчас почувствуете себя, как и я почувствовал частью этой огромной, невидимой цепи, которой начало скрывается в небесах, – говорил Пьер.
Князь Андрей, молча, глядя перед собой, слушал речь Пьера. Несколько раз он, не расслышав от шума коляски, переспрашивал у Пьера нерасслышанные слова. По особенному блеску, загоревшемуся в глазах князя Андрея, и по его молчанию Пьер видел, что слова его не напрасны, что князь Андрей не перебьет его и не будет смеяться над его словами.
Они подъехали к разлившейся реке, которую им надо было переезжать на пароме. Пока устанавливали коляску и лошадей, они прошли на паром.
Князь Андрей, облокотившись о перила, молча смотрел вдоль по блестящему от заходящего солнца разливу.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросил Пьер, – что же вы молчите?
– Что я думаю? я слушал тебя. Всё это так, – сказал князь Андрей. – Но ты говоришь: вступи в наше братство, и мы тебе укажем цель жизни и назначение человека, и законы, управляющие миром. Да кто же мы – люди? Отчего же вы всё знаете? Отчего я один не вижу того, что вы видите? Вы видите на земле царство добра и правды, а я его не вижу.
Пьер перебил его. – Верите вы в будущую жизнь? – спросил он.
– В будущую жизнь? – повторил князь Андрей, но Пьер не дал ему времени ответить и принял это повторение за отрицание, тем более, что он знал прежние атеистические убеждения князя Андрея.
– Вы говорите, что не можете видеть царства добра и правды на земле. И я не видал его и его нельзя видеть, ежели смотреть на нашу жизнь как на конец всего. На земле, именно на этой земле (Пьер указал в поле), нет правды – всё ложь и зло; но в мире, во всем мире есть царство правды, и мы теперь дети земли, а вечно дети всего мира. Разве я не чувствую в своей душе, что я составляю часть этого огромного, гармонического целого. Разве я не чувствую, что я в этом огромном бесчисленном количестве существ, в которых проявляется Божество, – высшая сила, как хотите, – что я составляю одно звено, одну ступень от низших существ к высшим. Ежели я вижу, ясно вижу эту лестницу, которая ведет от растения к человеку, то отчего же я предположу, что эта лестница прерывается со мною, а не ведет дальше и дальше. Я чувствую, что я не только не могу исчезнуть, как ничто не исчезает в мире, но что я всегда буду и всегда был. Я чувствую, что кроме меня надо мной живут духи и что в этом мире есть правда.