Франкенштейн (фильм, 1931)
| Франкенштейн | |
| Frankenstein | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер | |
| Автор сценария |
Джон Л. Балдерстон |
| В главных ролях | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
71 мин. |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Франкенштейн» (англ. Frankenstein, 1931) — классический фильм ужасов Джеймса Уэйла, экранизация одноименного романа Мэри Шелли и написанной по его мотивам пьесы Пегги Уэблинг. Считается одной из вершин хоррора, а образ монстра Франкенштейна, воплощённый Борисом Карлоффым, стал каноническим[1][2][3].
Сюжет
В своей лаборатории, оборудованной в старой башне, молодой учёный Генри Франкенштейн (Колин Клайв) проводит эксперименты, результатом которых должно стать создание живой материи из неживой. Он совмещает части тел, которые вместе со своим горбатым ассистентом Фрицем (Дуайт Фрай) выкрал из могил и снял с виселиц, и собирает из них ужасное огромное существо (Борис Карлофф). Остаётся вложить в черепную коробку мозг. Фриц должен украсть его из лаборатории медицинского факультета в университете. Однако бестолковый помощник вместо мозга выдающегося учёного приносит мозг преступника. Франкенштейн, не зная об этом, помещает дефектный мозг в черепную коробку своего создания.
Невеста Франкенштейна Элизабет (Мэй Кларк), обеспокоенная тем, что её жених скрывается даже от неё, просит профессора Вальдмана (Эдвард ван Слоун) повлиять на его бывшего ученика. Они отправляются в старую башню, где размещена лаборатория Франкенштейна, и оказываются там незадолго до того, как тот начинает свой главный эксперимент. Во время грозы через мёртвое тело пропускают ток высокого напряжения, полученный от удара молнии. Чудовище начинает двигаться, оно живёт! «Теперь я понимаю, что значит быть Богом!» — восклицает в экстазе Франкенштейн.
Учёный держит чудовище запертым в подвале. Садист Фриц издевается над созданием, дразня его горящим факелом. Монстр в отчаянии и ярости разрывает оковы и убивает Фрица. Только благодаря сильнодействующему успокаивающему, применённому доктором Вальдманом, чудовище удаётся усыпить. Франкенштейн подавлен. Доктор Вальдман убеждает его, что чудовище крайне опасно. Франкенштейн обещает отказаться от дальнейших экспериментов. Уже в день своей свадьбы он узнаёт, что доктор Вальдман задушен в лаборатории, а чудовище бежало.
На берегу реки маленькая девочка Мария (Мэрилин Харрис) играет со своим новым другом — чудовищем. Они собирают цветы, бросают их в воду и смотрят, как они плывут по течению. Когда цветы заканчиваются, чудовище простодушно бросает девочку в воду, полагая, что она тоже поплывёт, однако девочка тонет. Убитый горем отец приносит в деревню тело своей дочери. Свадьба превращается в охоту — жители деревни под руководством Франкенштейна отправляются искать чудовище. Внезапно Генри сталкивается лицом к лицу со своим «творением». Чудовище сбивает его с ног и относит бесчувственное тело к ветряной мельнице. Франкенштейн приходит в себя. Разгорается жестокая борьба. Чудовище выбрасывает свою жертву с верхнего яруса, а местные жители поджигают мельницу. В огромном костре чудовище погибает.
В ролях
- Колин Клайв — Генри Франкенштейн
- Борис Карлофф — Монстр
- Мэй Кларк — Элизабет
- Фредерик Керр — барон Франкенштейн
- Эдвард ван Слоун — доктор Вальдман
- Джон Болс — Виктор Моритц
- Дуайт Фрай — Фриц
- Лионел Бельмор — бургомистр
Съёмки
Первоначально планировалось, что роль Чудовища сыграет Бела Лугоши, а фильм будет ставить Роберт Флори. Однако Флори быстро выбыл из проекта, а приглашённый вместо него Джеймс Уэйл быстро разошёлся с Лугоши во взглядах на постановку. После первых же проб Лугоши отказался от участия в фильме, заявив, что роль без слов ему неинтересна и что он не хочет подолгу гримироваться. В итоге Уэйл нашёл для этой роли Бориса Карлоффа, чья работа в фильме стала классической и сделала актёра новой звездой фильмов ужасов.
Роль Чудовища предлагалась также Джону Кэррадайну, однако он отклонил её, посчитав свой уровень мастерства слишком высоким, чтобы играть монстров.
Карлофф сам предложил мастеру по гриму Джеку Пирсу убрать из его рта боковой зубной протез, чтобы щёки монстра были более впалыми. Каждое утро Карлоффу предстояло гримироваться в течение трёх с половиной часов; на снятие грима после съёмок уходило ещё полтора часа. Грим и костюм Чудовища весили вместе около 24 килограммов. Образ Чудовища, созданного Карлоффым, невольно прикрепил к актеру образ физически крепкого человека, хотя в реальности актёр имел довольно субтильное сложение.
Внешний вид Чудовища до премьеры фильма держали в строжайшем секрете. Если Карлоффу приходилось днем передвигаться в гриме по территории студии за пределами павильона, на голову ему надевали наволочку с отверстиями для глаз. Обеды ему приносили из столовой прямо на съёмочную площадку.
Карлофф опасался сниматься в сценах, когда над ним сверкают электрические разряды. В этих сценах его подменял, закрыв лицо, создатель электрической машинерии для фильма Кен Стрикфаден. Кстати, созданная им аппаратура сохранилась и позже была использована при съёмках пародийной комедии Мела Брукса «Молодой Франкенштейн» (Young Frankenstein, 1974).
Сцена, в которой Чудовище бросает девочку в воду, была вырезана из прокатной версии фильма по требованию цензуры как слишком жестокая. В дальнейшем фильм также подвергся ряду сокращений. Эти цензурные правки приводили к логическому пробелу — лишенный сцены убийства фильм преподносил всеобщую ненависть жителей деревни к Созданию неестественно заочно, без всяких на то существенных оснований, исключая разве что его отталкивающий внешний вид (что со временем стало объектом пародии в малобюджетных фильмах, телевидении и мультипликации). Однако удалённые материалы сохранились, и версия, которая в настоящее время издаётся на видеоносителях, практически полностью соответствует первоначальному монтажу.
Фильм, по мнению продюсеров, получился настолько страшный, что они настояли на добавлении вступительного эпизода, в котором Эдвард ван Слоун предупреждал зрителей, что слабонервным лучше покинуть зал, а кто останется, тот пусть в случае чего пеняет на себя.
В списке действующих лиц и исполнителей в начале фильма вместо имени Карлоффа против роли Чудовища помещён большой вопросительный знак. Имя Карлоффа как исполнителя этой роли указано в финальных титрах.
Создатель грима и образа монстра Джек Пирс для работы изучал древние техники погребения и анатомию, а срезанная макушка головы появилась из-за того, что Пирс считал, будто так Франкенштейну будет удобнее напрямую пересаживать мозг своему чудовищу.[4] Созданные им грим и образ чудовища защищены специальным патентом и будут находиться в исключительном распоряжении Universal Pictures до 2026 года.
Значение
Фильм стал одним из самых успешных фильмов так называемой классической серии фильмов ужасов и породил грандиозную кинематографическую традицию, которая продолжается по сей день и насчитывает сотни художественных и телевизионных фильмов.
В романе Шелли не описывается способ, которым Франкенштейн оживляет Чудовище: Франкенштейн описывает конечный результат своей работы прямо с ходу, минуя какие-либо подробности, лишь мельком оговариваясь о вспышке молнии за окном. В эпоху немого кино в визуальном отображении пугающих изобретений было сильно влияние стивенсоновских "Джекилла и Хайда": в короткометражной экранизации 1910 года Чудовище зарождалось в котле с химикатами. По некоторым сохранившимся описаниям, в утраченном фильме 1915-го «Жизнь без души» Оно оживлялось при помощи вводимого в кровь некоего химического раствора (что роднит сюжет с идеей "Реаниматора" Говарда Лавкрафта). Однако сцена оживления с помощью электричества, впервые использованная в фильме Уэйла, мгновенно вошла в традицию и впоследствии все другие экранизации отталкивались именно от неё. Среди других сценарных находок этого фильма — тема донорского мозга, которая также начисто отсутствует в романе, но оказала огромное влияние на дальнейшее киноразвитие этого сюжета.
Прямые продолжения
В 1935 году Джеймс Уэйл поставил фильм «Невеста Франкенштейна» (Bride of Frankenstein) — прямое продолжение этого фильма и также один из самых успешных фильмов ужасов в истории кинематографа.
Цикл был продолжен фильмами «Сын Франкенштейна» (Son of Frankenstein, 1939), «Призрак Франкенштейна» (The Ghost of Frankenstein, 1942), а также «сборными ужастиками» (в которых участвовали несколько монстров из разных фильмов) «Франкенштейн встречает человека-волка» (Frankenstein Meets the Wolf Man, 1943), «Дом Франкенштейна» (House of Frankenstein, 1944), «Дом Дракулы» (House of Dracula, 1945) и комедийной пародией «Эббот и Костелло встречают Франкенштейна» (Abbott and Costello Meet Frankenstein, 1948).
Напишите отзыв о статье "Франкенштейн (фильм, 1931)"
Примечания
Ссылки
- [barros.rusf.ru/article200.html С.Бережной. «Отягощенные злом: Тема Франкенштейна в кинематографе XX века»]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Франкенштейн (фильм, 1931)
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
