Франкоонтарийцы
| Численность и ареал | |
|---|---|
|
Всего: 488 800 (2006 г.) | |
| Язык | |
| Религия | |
| Входит в | |
| Родственные народы |
французы, квебекцы, франкоманитобцы, акадцы, франкоальбертцы, брейоны, кажуны, канадские метисы |
Франко-онтарийцы (фр. Franco-ontariens, также разговорн. Ontarois) — вторая (после квебекцев) по величине субэтническая группа франкоканадцев. Франко-онтарийцы (то есть франкоязычные уроженцы провинции Онтарио) проживают, как и следует из названия, в основном в канадской провинции Онтарио, где их насчитывается около 480 тыс. человек, или около 4,4 % населения и являются крупнейшим этно-лингвистическим меньшинством провинции (2001). Перепись населения в Канаде 2006 года, учла 488,8 тыс. франко-онтарийцев (4,1 % населения провинции). Численность этой группы продолжает сокращаться.
Географически франко-онтарийцы сосредоточены на востоке провинции, в полосе Садбери — Пемброк — Оттава — Монреальское шоссе. На территории Оттавы франко-онтарийцы сконцентрированы в районах Ванье и Орлеан, в меньшей мере в Сэнди-Хилл и Лоуэртауне. Кроме того, многие жители соседнего с Оттавой города Гатино (Квебек) имеют постоянную работу в Оттаве и тоже воспринимают себя как часть франко-онтарийской общины.
Содержание
Этнолингвистика и факторы идентификации
Франко-онтарийцы имеют довольно сложную идентификацию. Хотя законодательно это нигде не закреплено, но чтобы считаться франко-онтарийцем в полном смысле этого слова необходимо: 1) иметь французский язык в качестве родного 2) быть рождённым в провинции Онтарио 3) иметь преимущественно европейскую родословную, как правило связанную с Квебеком и квебекцами или, шире Новой Францией. Согласно этим трём формулировкам, взятым вместе в ходе общеканадской переписи 2001 года, в провинции проживало 493 тыс. франко-онтарийцев (составляющих 4,4 % населения провинции) в 2006 году — 488,8 тыс. (4,1 % населения). Франко-онтарийцами обычно не считают выходцев из стран Франкофонии типа Гаити, Алжира, Марокко, Конго и др., иммигранты из которых обычно владеют французским лучше, чем английским.
Ассимиляционные процессы во франко-онтарской среде
Сложнее дело обстоит с уже ассимилировавшимися франко-онтарийцами, которые хотя и родились в Онтарио и имеют французское происхождение, но полностью перешли на английский язык (например, Аврил Лавинь). Если учитывать эту группу в составе франко-онтарийцев, их число значительно бы возросло (по переписи 2001 года о своём преимущественно французском происхождении заявили 1,236 млн онтарийцев (около 11 % населения). Таким образом, современные франкофоны Онтарио составляют только около 40 % их числа, что свидетельствует о мощной ассимиляции франкофонов англофонами, поощрявшейся провинциальным и федеральным правительством на протяжении более чем 2 веков, и не закончившейся в наши дни. Так, среди франко-онтарийцев с родным французским (493 тыс.) только 58 % (300 тыс.) (по данным 2006 года, перепись) по-прежнему пользовалась исключительно или в основном французским языком в большинстве повседневных ситуаций, 42 % (около 200 тыс.) в основном перешла на английский язык (хотя около 60 % из этой группы, то есть порядка 120 тыс. человек заявили что пользуются французским всё ещё достаточно часто). Таким образом, число реальных франкофонов, важных как отдельного рыночного сегмента в 12-миллионной провинции невелико, около 350 тыс. человек (300 тыс. в 2006), то есть около 2,5 %, что значительно ниже уровня начала прошлого века, когда франкофоны составляли около 10 % населения Онтарио. Но это по-прежнему самое крупное языковое меньшинство провинции, чей язык в настоящее время имеет хотя бы некоторое официальное признание если не на провинциальном уровне (официальным в Онтарио является английский язык), то хотя бы на федеральном и на местном (в некоторых специально утверждённых муниципалитетах). Тем не менее, для сравнения, количество жителей Онтарио, использующих китайский язык, хотя он и не пользуется официальным статусом, вероятно, уже превзошло количество носителей французского.
История и дискриминация
Франко-онтарийцы, как и французы вообще, появились на территории Онтарио ещё давно — в конце 17 века, поднимаясь вверх по рекам Оттава и Святого Лаврентия, но заселить эту суровую территорию тогда они так и не смогли, хотя в соседнем Квебеке довольно многочисленное постоянное франкоязычное население успело сформироваться. Лоялисты и прочие британские, а затем и международные поселенцы разместились на территории Онтарио в конце XVIII века. Франкоканадцы появляются в Онтарио в больших количествах в конце XIX века в качестве наёмных рабочих на предприятиях по переработке древесины. Будучи католиками и имея высокий естественных прирост, они часто вызывали негативные реакции у местного протестантского англоязычного населения. В 1912 году правительство издало закон, называемый 17-я поправка, который запретил образование на французском языке. Протестуя против британского расизма, шовинизма и империализма, франко-онтарийцы начали издавать свою газету на французском языке «Ле Друа».
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Франкоонтарийцы"
Отрывок, характеризующий Франкоонтарийцы
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
