Франкоканадцы

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Франко-канадцы»)
Перейти к: навигация, поиск
Франкоканадцы
Численность и ареал

Всего: 10 421 365
Канада Канада
США США

Язык

французский, английский

Религия

католицизм

Родственные народы

французы

Этнические группы

квебекцы, франкоонтарийцы, акадцы, франкоальбертцы, брейоны

Франкокана́дцы (фр. Canadiens français) — одна из двух основных культурно-языковых групп современной Канады численностью свыше 7 миллионов человек (около четверти населения страны). Франкоканадцы распадаются на несколько культурно-языковых подгрупп, только одна из которых — квебекцы — преобладает в составе провинции Квебек. В остальных регионах, как и в целом в Канаде, большинство населения составляют англоканадцы. Большинство франкоканадцев исповедует католичество, родным для большинства из них является французский язык, официальный статус которого на федеральном уровне закреплён на территории всей Канады. История франкоканадцев как этноса насчитывает более 400 лет, наполненных борьбой за выживание в условиях ассимиляции и довольно жёсткой дискриминации[1].





История

Новая Франция в 1540—1760 годах

Начало формирования франкоканадского этноса было положено французской колонизацией Северной Америки, начавшейся ещё в конце XVI века. Колыбелью Новой Франции стала долина реки Святого Лаврентия, где сформировалась полуфеодальная система синьорий и началась французская колонизация. По указу короля в Новой Франции разрешалось селиться только католикам, поэтому в 1600—1700 годах население колонии практически не росло, что также объяснялось суровым климатом. Французские протестанты — гугеноты — вынуждены были селиться в британских владениях, где быстро ассимилировались.

Некоторое оживление во французской Канаде наметилось на рубеже XVIII века, в том числе и благодаря значительной метисации французских поселенцев с индейскими женщинами. Дочери короля, прибывшие в Канаду из Франции после особого королевского указа, также сыграли огромную роль в формировании полноценного генофонда франкоканадского этноса. Так или иначе, рождаемость, стимулируемая католической церковью, возросла многократно, и к 1750-м годам в Канаде проживало около 60 000 франкоканадцев. Франкоканадцы стали, вероятно, самым плодовитым европеоидным этносом, который когда-либо существовал на Земле. Согласно статистике, их численность за два с половиной столетия увеличилась с 60 тыс. до 7 млн (а считая эмигрантов в США и их потомков — до 12 млн) только за счёт естественного прироста.

Акадия

Во многом сходной, но более трагичной оказалась судьба другой группы французских поселенцев — акадийцев, поселенцев в Акадии (современные Новая Шотландия и Нью-Брансуик). Там к 1713 году численность франкоязычного населения достигла 10 тыс. человек. Однако, около 75 % из них были изгнаны британцами и поселились в Луизиане, их дома были сожжены или розданы английским и немецким колонистам. В Луизиане их потомки составили основу кажунов и креолов. В Канаде уцелела лишь небольшая группа акадийцев в северных заболоченных районах провинции Нью-Брансуик, где они в настоящее время составляют 33 % населения (порядка 235 тыс. человек).

Британская оккупация и дискриминация

Колониальное соперничество в Америке между Англией и Францией, а также численное превосходство британских колоний привели к падению французского режима и британской оккупации Канады. Сначала оккупированной оказалась Акадия, а вслед за ней — и Квебек. Французские поселенцы оказались в трудном положении: колонию покинули французские войска и администрация, оставив крестьян и католическое духовенство, взявшее на себя роль блюстителей нации. Франкоканадское население оказалось на дне социальной лестницы, так как все более или менее значимые должности были захвачены англичанами, делавшими всё возможное для ассимиляции франкофонов. Многочисленные проявления расизма и дискриминации, особенно языковой, стали обычными явлениями. Несмотря на многочисленные обещания, в том числе и официальные документы, гарантирующие использование французского, его вытеснение продолжалось. Британское правительство стимулировало и иммиграцию англофонов-лоялистов из США и Британии.

К 1850 году численность англофонов сравнялась с числом франкоканадцев, а затем и превзошла её. Англофоны преобладали в Верхней Канаде (современная провинция Онтарио), а франкофоны — в Нижней Канаде (современная провинция Квебек). Англофоны делали всё возможное, чтобы не допустить формирования франкоканадского поселения на территории других провинций, особенно на западе страны. Так, в провинции Манитоба развернулась кровавая борьба за вытеснение франко-индейских метисов белыми колонистами из Онтарио. Героическое Восстание на Ред-Ривер, возглавляемое Луи Риелем, было подавлено, а он сам казнён, несмотря на протесты Квебека. В англоязычной Канаде большой популярностью пользовался и Ку-Клукс-Клан. Тем временем, в конце XIX — начале XX века начали вводится меры по запрету на употребление французского в образовательных учреждения страны, в том числе печально знаменитая Семнадцатая поправка, запретившая французский в школах Онтарио.

Эмиграция в США

Несмотря на тяжёлые условия во время британской оккупации, франкоканадцы продолжали оберегать свою культуру и язык от исчезновения. La survivance (выживание) стало смыслом существования франкоканадского этноса, особенно в Квебеке. Даже в Манитобе продолжали сохраняться очаги франкоканадского поселения (в частности, современный Сен-Бонифас в пригороде Виннипега).

В самом Квебеке число франкоканадцев росло быстрыми темпами, и во все времена они составляли свыше 75 % населения. Однако, вскоре в долине реки Святого Лаврентия начала ощущаться нехватка земли, а в других провинциях к франкоканадцам были враждебно настроены местные власти. Оставался только один выход — эмиграция в США, где к тому времени началось стремительное развитие промышленности, особенно — в Новую Англию. В 1860—1940 годах свыше 900 тыс. человек эмигрировало в США, хотя от четверти до одной трети из них впоследствии вернулось обратно.

Кроме этого, значительная часть франкоканадцев, мигрирующих из долины р. Св. Лаврентия, осела в приграничном с США квебекском регионе Эстри (Восточные Кантоны), где франкоканадцы не только не ассимилировалась, но и постепенно оттеснили местное англоязычное население на периферию социальной и культурной жизни региона.

Тихая революция

С конца 1960-х франкоканадцы, особенно квебекцы, пережили цепь политических и экономических трансформаций, которые превратили их в современный народ с официально признанным языком и культурой. Монополия англо-квебекцев и американцев постепенно сошла на нет.

Субэтнические группы франкоканадцев

  • Франко-онтарцы — около 7 % их общего числа, 500 тыс. человек, 4,5 % населения Онтарио.
  • Квебекцы — около 85 % их общего числа, свыше 6 млн человек, 81,5 % населения Квебека.
  • Акадцы — около 3 % их общего числа, около 235 тыс. человек, 33,2 % населения Нью-Брансуика.

А также:

Стремление к независимости

В 1960-х1970-х гг. леворадикальный Фронт освобождения Квебека вел вооружённую борьбу за национальное освобождение франкоканадского населения Квебека.

Общественно-политические движения дважды выносили вопрос о независимости Квебека на референдум, но оба раза проигрывали его (в последний раз, однако, против независимости высказалось всего 50,3 %, а за — 49,7 % (в том числе 60 % самих франкоязычных квебекцев). В настоящее время по-прежнему около 40 % населения поддерживает идею независимого Квебека.

Демография

Наибольшее число франкоканадцев проживают в провинции Квебек.

За пределами Квебека большое количество франкофонов проживает в следующих городах:

Во всех перечисленных городах франкофоны составляют меньшинство. В то же время, в ряде городов англоязычных провинций, таких, как Эдмундстон и Кларенс-Рокленд, франкофоны составляют большинство, хотя в абсолютном исчислении их количество невелико.

Знаменитые франкоканадцы

Напишите отзыв о статье "Франкоканадцы"

Примечания

  1. [vigile.net/Des-excuses-pour-un-genocide Des excuses pour un génocide culturel ?]

Ссылки

  • [www.snacadie.org/SNA/index.cfm Акадийская национальная ассоциация] (фр. Société Nationale de l'Acadie)
  • [www.franco-manitobain.org/ Официальный сайт франкофонов Манитобы] (фр. Site officiel des francophones du Manitoba)
  • [www.afo.franco.ca/ Франкоканадская ассоциация Онтарио] (фр. Association canadienne-française de l'Ontario)
  • [fesfo.ca/ Федерация франко-онтарской молодёжи] (фр. Fédération de la jeunesse franco-ontarienne)
  • [www.culturel.sk.ca/ Культурное сообщество франко-саскачеванцев] (фр. Conseil culturel fransaskois)
  • [www.lefranco.ab.ca/ «Льо Франко» — сайт франко-альбертцев]
  • [www.ccafcb.com/ Культурное и художественное франкоязычное товарищество Британской Колумбии] (фр. Société culturel et artistique francophone de la Colombie-Britannique)
  • [www.afy.yk.ca/ Ассоциация франко-юконцев] (фр. Association franco-yukonnaise)

См. также

Отрывок, характеризующий Франкоканадцы

– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.
Смотритель, смотрительша, камердинер, баба с торжковским шитьем заходили в комнату, предлагая свои услуги. Пьер, не переменяя своего положения задранных ног, смотрел на них через очки, и не понимал, что им может быть нужно и каким образом все они могли жить, не разрешив тех вопросов, которые занимали его. А его занимали всё одни и те же вопросы с самого того дня, как он после дуэли вернулся из Сокольников и провел первую, мучительную, бессонную ночь; только теперь в уединении путешествия, они с особенной силой овладели им. О чем бы он ни начинал думать, он возвращался к одним и тем же вопросам, которых он не мог разрешить, и не мог перестать задавать себе. Как будто в голове его свернулся тот главный винт, на котором держалась вся его жизнь. Винт не входил дальше, не выходил вон, а вертелся, ничего не захватывая, всё на том же нарезе, и нельзя было перестать вертеть его.
Вошел смотритель и униженно стал просить его сиятельство подождать только два часика, после которых он для его сиятельства (что будет, то будет) даст курьерских. Смотритель очевидно врал и хотел только получить с проезжего лишние деньги. «Дурно ли это было или хорошо?», спрашивал себя Пьер. «Для меня хорошо, для другого проезжающего дурно, а для него самого неизбежно, потому что ему есть нечего: он говорил, что его прибил за это офицер. А офицер прибил за то, что ему ехать надо было скорее. А я стрелял в Долохова за то, что я счел себя оскорбленным, а Людовика XVI казнили за то, что его считали преступником, а через год убили тех, кто его казнил, тоже за что то. Что дурно? Что хорошо? Что надо любить, что ненавидеть? Для чего жить, и что такое я? Что такое жизнь, что смерть? Какая сила управляет всем?», спрашивал он себя. И не было ответа ни на один из этих вопросов, кроме одного, не логического ответа, вовсе не на эти вопросы. Ответ этот был: «умрешь – всё кончится. Умрешь и всё узнаешь, или перестанешь спрашивать». Но и умереть было страшно.
Торжковская торговка визгливым голосом предлагала свой товар и в особенности козловые туфли. «У меня сотни рублей, которых мне некуда деть, а она в прорванной шубе стоит и робко смотрит на меня, – думал Пьер. И зачем нужны эти деньги? Точно на один волос могут прибавить ей счастья, спокойствия души, эти деньги? Разве может что нибудь в мире сделать ее и меня менее подверженными злу и смерти? Смерть, которая всё кончит и которая должна притти нынче или завтра – всё равно через мгновение, в сравнении с вечностью». И он опять нажимал на ничего не захватывающий винт, и винт всё так же вертелся на одном и том же месте.
Слуга его подал ему разрезанную до половины книгу романа в письмах m mе Suza. [мадам Сюза.] Он стал читать о страданиях и добродетельной борьбе какой то Аmelie de Mansfeld. [Амалии Мансфельд.] «И зачем она боролась против своего соблазнителя, думал он, – когда она любила его? Не мог Бог вложить в ее душу стремления, противного Его воле. Моя бывшая жена не боролась и, может быть, она была права. Ничего не найдено, опять говорил себе Пьер, ничего не придумано. Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И это высшая степень человеческой премудрости».
Всё в нем самом и вокруг него представлялось ему запутанным, бессмысленным и отвратительным. Но в этом самом отвращении ко всему окружающему Пьер находил своего рода раздражающее наслаждение.
– Осмелюсь просить ваше сиятельство потесниться крошечку, вот для них, – сказал смотритель, входя в комнату и вводя за собой другого, остановленного за недостатком лошадей проезжающего. Проезжающий был приземистый, ширококостый, желтый, морщинистый старик с седыми нависшими бровями над блестящими, неопределенного сероватого цвета, глазами.
Пьер снял ноги со стола, встал и перелег на приготовленную для него кровать, изредка поглядывая на вошедшего, который с угрюмо усталым видом, не глядя на Пьера, тяжело раздевался с помощью слуги. Оставшись в заношенном крытом нанкой тулупчике и в валеных сапогах на худых костлявых ногах, проезжий сел на диван, прислонив к спинке свою очень большую и широкую в висках, коротко обстриженную голову и взглянул на Безухого. Строгое, умное и проницательное выражение этого взгляда поразило Пьера. Ему захотелось заговорить с проезжающим, но когда он собрался обратиться к нему с вопросом о дороге, проезжающий уже закрыл глаза и сложив сморщенные старые руки, на пальце одной из которых был большой чугунный перстень с изображением Адамовой головы, неподвижно сидел, или отдыхая, или о чем то глубокомысленно и спокойно размышляя, как показалось Пьеру. Слуга проезжающего был весь покрытый морщинами, тоже желтый старичек, без усов и бороды, которые видимо не были сбриты, а никогда и не росли у него. Поворотливый старичек слуга разбирал погребец, приготовлял чайный стол, и принес кипящий самовар. Когда всё было готово, проезжающий открыл глаза, придвинулся к столу и налив себе один стакан чаю, налил другой безбородому старичку и подал ему. Пьер начинал чувствовать беспокойство и необходимость, и даже неизбежность вступления в разговор с этим проезжающим.
Слуга принес назад свой пустой, перевернутый стакан с недокусанным кусочком сахара и спросил, не нужно ли чего.
– Ничего. Подай книгу, – сказал проезжающий. Слуга подал книгу, которая показалась Пьеру духовною, и проезжающий углубился в чтение. Пьер смотрел на него. Вдруг проезжающий отложил книгу, заложив закрыл ее и, опять закрыв глаза и облокотившись на спинку, сел в свое прежнее положение. Пьер смотрел на него и не успел отвернуться, как старик открыл глаза и уставил свой твердый и строгий взгляд прямо в лицо Пьеру.
Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.