Франк Реюньона

Франк Реюньона
Franc  (фр.)
5 франков 1955 года
Коды и символы
Символы	Fr (мн. Frs)
Производные и параллельные единицы
Дробные	Сантим (1⁄100)
Монеты и банкноты
Монеты	1, 2, 5, 10, 20, 50, 100 франков
Банкноты	5, 10, 20, 50, 100, 500, 1000, 5000 франков
История
Введена	1873 год
Хроника	Французский франк (1873—1945) Франк КФА (1945—1974)
Начало изъятия	01.01.1975
Валюта-преемник	Французский франк
Производство монет и банкнот
Эмиссионный центр	Банк Реюньона Центральная касса Заморской Франции Центральная касса экономического сотрудничества Эмиссионный институт заморских департаментов Франции
	[www.iedom.fr www.iedom.fr]

Франк Реюньона (фр. Franc) — денежные знаки во франках (сначала французских, затем франках КФА), выпускавшиеся в 1873—1974 годах для французского владения Реюньон. Официально не назывались «франком Реюньона», однако обращались, как правило, только на его территории.

История

В ранний колониальный период использовались в обращении все попадавшие на остров монеты. В 1719—1766 годах использовались денежные знаки Французской компании Индий. В 1779—1781 для острова Бурбон (название острова до 1793 года) чеканились биллонные монеты в 3 су. С 1766 года периодически выпускались бумажные боны администрации колонии в су турнуа и ливрах турнуа, иногда — с надписью «Иль-де-Франс и Бурбон». Номинал местных денежных знаков постепенно возрастал. Выпуск был начат в 1766 году купюрой в 40 су турнуа, а в 1790 году была выпущена купюра в 10 000 ливров.

В 1803 году все местные денежные знаки изъяты из обращения. Законом 1803 года законным платёжным средством в колонии объявлен французский франк, однако до 1820 года продолжал использоваться колониальный ливр. В 1820 году французский франк стал единственным законным платёжным средством, но иностранные монеты использовались в обращении до 1879 года.

В 1851 году создан частный Банк Реюньона, получивший право выпуска банкнот. Банк начал выпуск банкнот в 1873 году. В 1884 и 1886 годах выпускались также боны колониального казначейства. Периодически Банк Реюньона, кроме банкнот, выпускал также боны мелких номиналов и чеки на предъявителя.

В 1944 году право выпуска банкнот было передано Центральной кассе Свободной Франции (переименованной в том же году в Центральную кассу Заморской Франции), выпустившей банкноты общего для заморских территорий образца.

Декретом французского правительства от 26 декабря 1945 года в качестве денежной единицы французских владений в Западной и Экваториальной Африке введён франк КФА (colonies françaises d’Afrique — французских колоний в Африке). Декрет распространялся и на Реюньон. Банкноты, а с 1948 года и монеты для Реюньона выпускала Центральная касса Заморской Франции, а с 1958 года — Центральная касса экономического сотрудничества.

В 1959 году эмиссионные функции передаются Эмиссионному институту заморских департаментов Франции.

1 января 1975 года вместо франка КФА введён французский франк, обмен производился в соотношении: 50 франков КФА = 1 французский франк. Банкноты Эмиссионного института с надпечатками новых номиналов некоторое время продолжали использоваться в обращении.

С 1 января 2002 года в обращении — евро.

Монеты

В 1920 году выпущены алюминиевые монеты восьмиугольной формы в 5, 10 и 25 сантимов. Находились в обращении до 1941 года.

Парижский монетный двор чеканил монеты для Реюньона:

• 1 франк — в 1948, 1964, 1968, 1969, 1971, 1973 годах,
• 2 франка — в 1948, 1968—1971, 1973 годах,
• 5 франков — в 1955, 1969—1973 годах,
• 10 франков — в 1955, 1962, 1964, 1969—1973 годах,
• 20 франков — в 1955, 1960—1962, 1964, 1969—1973 годах,
• 50 франков — в 1962, 1964, 1969, 1970, 1973 годах,
• 100 франков — в 1964, 1969—1973 годах.

Банкноты

Выпускались банкноты:

• Колониального казначейства Реюньона — 50 сантимов, 1, 2, 3 франка,
• Банка Реюньона — 5, 10, 50 сантимов, 1, 2, 5, 25, 100, 500 франков,
• Центральной кассы Заморской Франции с надпечаткой «Реюньон» — 5, 10, 20, 50, 100, 500, 1000, 5000 франков,
• Эмиссионного института заморских департаментов с надпечаткой «Реюньон» — 100, 500, 1000, 5000 франков.

Чеки на предъявителя Банка Реюньона выпускались номиналами в 100, 500, 1000, 5000 франков.

В 1975 году на банкноты Эмиссионного института наносились надпечатки: на 500 франков — 10 новых франков, на 1000 франков — 20 новых франков, на 5000 франков — 100 новых франков.

Литература

• Cuhaj G., Michael T., Miller H. Standard Catalog of World Coins 1901-2000. — 39-е изд. — Iola: Krause Publications, 2011. — 2345 с. — ISBN 978-1-4402-1172-8.
• Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1368—1960. — 12-е изд. — Iola: Krause Publications, 2008. — 1223 с. — ISBN 978-0-89689-730-4.
• Cuhaj G.S. Standard Catalog of World Paper Money. General Issues 1961—Present. — 17-е изд. — Iola: Krause Publications, 2011. — 1112 с. — ISBN 978-1-4402-1584-1.

Ссылки

• [www.iedom.fr/iedom/historique-des-billets-378.html Сайт Эмиссионного института заморских департаментов, раздел Historique de billets]

Отрывок, характеризующий Франк Реюньона

Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.