Эррера, Франсиско (старший)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Франсиско Эррера Старший»)
Перейти к: навигация, поиск
Франсиско Эррера

Исцеление св. Бонавентуры св. Франциском. 1628

Франси́ско Эрре́ра Ста́рший (исп. Francisco Herrera el Viejo; 1576, Севилья — 1656, Мадрид) — испанский живописец[1]. Считается основателем севильской живописной школы. Первый учитель Диего Веласкеса. Сын Эрреры Франсиско тоже стал художником[2].





Биография

Франсиско Эррера жил и работал в Севилье. Изучал итальянское искусство.

Суровость и необузданность характера Эрреры, бывшая причиной того, что в конце концов от него ушли все его ученики и даже члены семейства, отражались отчасти и в его произведениях; тем не менее он владел правильным рисунком, прекрасно изображал нагое тело, отлично группировал фигуры, умел придавать головам выразительность и своим мастерством светотени положил начало развитию этого элемента живописи в севильской школе. Будучи заподозрен — справедливо ли, или ошибочно — в выделке фальшивых монет, он укрылся в иезуитском монастыре св. Герменегильда, где оставался до тех пор, пока король Филипп IV, проездом через Севилью, в 1624 году, не помиловал его[2].

В 1650 году переехал в Мадрид. Писал религиозные и жанровые полотна. Занимался гравюрой и медальерным искусством[2].

Напишите отзыв о статье "Эррера, Франсиско (старший)"

Примечания

  1. Энциклопедия для детей: Т. 7. Искусство. Ч. 2. Архитектура, изобразительное и декоративно-прикладное искусство XVII—XX веков. / Глав. ред. М. Аксёнов. — М.: Аванта+, 2004. — 656 с.: ил.
  2. 1 2 3 Эррера, испанские художники // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

Литература


Отрывок, характеризующий Эррера, Франсиско (старший)

Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…