Сурбаран, Франсиско де

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Франсиско де Сурбаран»)
Перейти к: навигация, поиск
Франсиско де Сурбаран
Francisco de Zurbarán

Предполагаемый автопортрет Сурбарана. Деталь картины «Апостол Лука-живописец перед Распятием» (1630—1639, Прадо)
Место рождения:

Фуэнте-де-Кантос, Эстремадура

Жанр:

религиозная живопись

Учёба:

Хуан де Роэлас

Стиль:

севильская школа живописи

Работы на Викискладе

Франси́ско де Сурбара́н (исп. Francisco de Zurbarán, крещён 7 ноября 1598, Фуэнте-де-Кантос, Эстремадура — 27 августа 1664, Мадрид) — испанский художник, представитель севильской школы живописи.





Биография

Сурбаран родился в городке Фуэнте-де-Кантос (провинция Эстремадура). Учился в Севилье, в школе Хуана де Роэласа.

В 16171618 годах Сурбаран жил и работал в небольшом городке Эстремадуры — Льерене, затем вернулся в Севилью и до 1633 года непрерывно жил там.

В 1622 году он уже был известным мастером, получал заказы для храмов и монастырей. В 16261627 годах по контракту с орденом доминиканцев он пишет 21 картину на религиозные сюжеты, в том числе знаменитую картину «Христос на кресте». В 16281630 годах Сурбаран пишет цикл картин о святом Педро Ноласко и цикл картин о жизни св. Бонавентуры.

В 1631 году Сурбаран создаёт одно из лучших своих творений — картину «Апофеоз св. Фомы Аквинского», которая была признана шедевром ещё современниками живописца.

В 1634 году художник совершил путешествие в Мадрид, где получил титул придворного живописца. В Мадриде при работе над украшением недавно построенного дворца Буэн-Ретиро мастер отошёл от религиозной тематики — им был написан цикл из десяти полотен, изображающих подвиги Геркулеса (ныне в музее Прадо), а также историко-монументальное полотно «Оборона Кадиса».

Изучение работ великих итальянских живописцев и общение с другими видными мастерами, работавшими в столице, обогатило творчество художника. После возвращения в Севилью он написал прекрасную серию картин для монастыря в Хересе — наиболее известны «Благовещение», «Рождество» и «Поклонение волхвов».

Постепенно его слава росла, вновь основываемые в Южной Америке монастыри наряду с испанскими охотно заказывали у Сурбарана картины. На конец тридцатых годов приходится пик творческой активности и популярности художника.

В поздний период творчества Сурбаран обращается к лирическим образам Христа и Богоматери в детстве — «Мадонна с младенцем», «Отрочество Мадонны».

В 16581664 годах Сурбаран жил в Мадриде. Его популярность шла на спад; несмотря на поддержку друга Диего Веласкеса он, забытый заказчиками, испытывал материальные трудности.

Умер Сурбаран в Мадриде 27 августа 1664 года.

Творчество

В самом начале своей деятельности поставив себе за правило писать не иначе, как с натуры, Сурбаран не отступал от этого правила в течение всей своей жизни. Композиция в его картинах при правильности рисунка по большей части несложная и заключает в себе очень немного фигур, отличающихся благородством, поставленных в естественные, простые позы и прекрасно задрапированных. В колорите и светотени Сурбаран подражал Микеланджело да Караваджо (вследствие чего был прозван «испанским Караваджо»), сообщая переднему плану поразительную рельефность через сопоставление сильного света с глубокими тенями.

В период творческого расцвета Сурбаран удачно сочетал монументальность и суровость образов (главным образом святых), с их внутренней выразительностью. В 1650-х годах в его картинах появились черты лиричности и эмоциональной взволнованности.

Известные картины

Напишите отзыв о статье "Сурбаран, Франсиско де"

Примечания

Ссылки

  • [www.youtube.com/watch?v=_qiXAQK9zrY#t=789 Картины Франсиско де Сурбарана на сюжеты из жизни Святого Франциска Ассизского]
  • [www.allpaintings.org/v/Baroque/Francisco+de+Zurbaran/?g2_page=5 Francisco de Zurbaran Сайт посвященный художнику (англ. язык)]

Отрывок, характеризующий Сурбаран, Франсиско де

Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.