Франскевич-Лайе, Александр Станиславович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Франскевич-Лайе, Александр»)
Перейти к: навигация, поиск
Александр Франскевич-Лайе
Дата рождения:

1 сентября 1961(1961-09-01) (62 года)

Место рождения:

Минск, СССР

Профессия:

кинорежиссёр, сценарист, продюсер, актёр

Карьера:

1981 – наст. время

Александр Франскевич-Лайе — кинорежиссёр, сценарист, продюсер, актёр.





Биография

Александр Франскевич-Лайе родился 1 сентября 1961 года в Минске. В 1980 году поступил в ГИТИС на актёрский факультет[1]. По окончании ГИТИС, вплоть до 1987 года, работал в театре «Современник». В дальнейшем стал кинорежиссёром, сценаристом и продюсером.

Как режиссёр известен фильмами «Слепой-2», «В июне 41-го», «Смертельная схватка», «Сёмин», «Месть», «Случайные знакомые», «Не покидай меня», «Тонкий лёд».

Образование

  • В 1990—1994 гг. учился в Польской академии телевидения на режиссёрском факультете. Его студенческими работами были короткометражные художественные фильмы: «Муха», «Двое», «Эксперимент».
  • 1997—1999 гг. — Академия кино и телевидения в Кёльне, Германия (аспирантура на факультете «Режиссёр кино и телевидения»).
  • 1999—2001 гг. — педагогическая деятельность по режиссуре в звании доцента в Германии.

Фильмография

Роли в кино

Режиссёрские работы

Сценарные работы

Продюсерские работы

Документальное кино

  • 1996-1997 — «Чернобыльская осень», «Внук Сталина» (режиссёр, сценарист, продюсер)

Признание и награды

  • Премия ФСБ России 2015 за лучшие произведения литературы и искусства о деятельности органов федеральной службы безопасности.
  • Номинант премии ТЭФИ 2008 года за фильм «В июне 41-го».
  • Специальный приз Президента Беларуси «За сохранение и развитие традиций духовности в киноискусстве» за фильм «В июне 41-го».

Напишите отзыв о статье "Франскевич-Лайе, Александр Станиславович"

Примечания

  1. [kino-cccp.net/publ/20-1-0-1523 Советские фильмы, Биографии - фильмографии]

Ссылки

  • www.kinopoisk.ru/name/307186/

Отрывок, характеризующий Франскевич-Лайе, Александр Станиславович

– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.