Франсуа Антуан Абенек (Хабенек, Габенек, фр. François-Antoine Habeneck; 22 января 1781, Мезьер — 8 февраля 1849, Париж) — французский скрипач, композитор и дирижёр.
Биография
Франсуа Антуан Абенек родился 22 января 1781 года в Мезьере. Сын скрипача немецкого происхождения, Абенек игре на скрипке учился у своего отца, продолжил образование в Парижской консерватории у Пьера Байо в 1800—1804 годах; одновременно работал скрипачом в театре «Опера-комик». По окончании консерватории был принят первой скрипкой в оркестр Парижской оперы. В 1806—1815 годах Абенек дирижировал ученическим оркестром консерватории; в 1821—1824 годах был художественным директором, а затем до 1846 года — первым капельмейстером Парижской оперы[1].
В 1828 году Абенек основал и возглавил Оркестр концертного общества Парижской консерватории и оставался на этом посту до своей смерти. Под его руководством Хабенека оркестр стал одним из лучших симфонических коллективов в Европе[1]; спустя полвека после смерти дирижёра Феликс Вейнгартнер писал: «Когда после своего первого путешествия в Париж, Вагнер занял место капельмейстера в Дрездене, он уже знал, благодаря Габенеку, до какого совершенства может дойти оркестровое исполнение при добросовестном руководстве»[2]. При этом в оркестре Абенека наряду с известными музыкантами выступали и студенты консерватории.
В качестве дирижёра Абенек был пропагандистом музыки Бетховена во Франции — в частности, первый концерт Оркестра концертного общества Парижской консерватории ознаменовался первым в стране исполнением Героической симфонии. Он был также первым исполнителем нескольких сочинений Гектора Берлиоза.
В 1825—1848 годах Абенек был профессором Парижской консерватории по классу скрипки; его учениками были, в частности, Дельфен Аляр, Эдуар Лало и Юбер Леонар. Абенек является также автором методического пособия «Méthode théorique et pratique de violon» (1835).
Абенеку-композитору принадлежат два скрипичных концерта, ряд других произведений скрипичного репертуара, песни, а также опера «Аладин, или Волшебная лампа» (Aladin ou La lampe merveilleuse), поставленная в Париже в 1822 году.
Франсуа Антуан Абенек умер 8 февраля 1849 года в городе Париже.
Напишите отзыв о статье "Абенек, Франсуа-Антуан"
Примечания
- ↑ 1 2 Хабенек Ф. А. / Рацер Е. Я. // Симон — Хейлер. — М. : Советская энциклопедия : Советский композитор, 1981. — (Музыкальная энциклопедия : [в 6 т.] / гл. ред. Ю. В. Келдыш ; 1973—1982, т. 5).</span>
- ↑ Вейнгартнер Ф. [web.archive.org/web/20131014113423/dirigent.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=264:vejngartner-o-dirizhirovanii&catid=2:biblioteka-dirighera О дирижировании] // Гинзбург Л. М. Дирижерское исполнительство: Практика. История. Эстетика. — М.: 1975.
</ol>
Литература
|
---|
| </div> | </table></td></tr></table>
Отрывок, характеризующий Абенек, Франсуа-АнтуанСолдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»
|