Экс де Лашез, Франсуа д'
| Франсуа д'Экс де Лашез | |
| François d'Aix de La Chaise | |
 Гравюра 1893 г. | |
| Псевдонимы: |
Пер-Лашез |
|---|---|
| Школа: | |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
Франсуа́ д’Экс, сеньор де Лаше́з (фр. François d'Aix de La Chaise; 25 августа 1624 года, замок Экс в департаменте Луара — 20 января 1709 года, Париж) — французский иезуит, духовник Людовика XIV. Был более известен как папаша Лашез (Пер-Лашез, père Lachaise); давший своё имя самому большому парижскому кладбищу, поначалу бывшему просто Восточным кладбищем французской столицы.
Биография
Монах-иезуит, 34 года служил исповедником королю Людовику XIV; был сторонником г-жи де Ментенон. В церковных делах Людовик XIV оказывал ему безграничное доверие, которое Лашез употреблял на пользу своего ордена; протестанты называли его главным виновником отмены нантского эдикта; янсенисты считали его врагом своих воззрений; в споре между Фенелоном и Боссюэ Лашез обнаружил симпатию к первому.
В 1705 году король подарил Лашезу вблизи Парижа имение Мон-Луи, обращённое впоследствии в кладбище Пер-Лашез.
Уже состарившийся, монах несколько раз просил своего подопечного освободить его от службы, получив положительный ответ только в год своей смерти. На его место королевского духовника был назначен другой иезуит — Летелье́ (1643—1719).
Труды
После Лашеза остались труды по философии, богословию и нумизматике.
Напишите отзыв о статье "Экс де Лашез, Франсуа д'"
Ссылки
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
- Лашез, Франсуа // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий Экс де Лашез, Франсуа д'
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.
