Франсуа (герцог Алансонский и Анжуйский)

Эркюль Франциск Валуа
Отец:	Генрих II
Мать:	Екатерина Медичи, королева Франции

Эркюль Франсуа (Франциск) де Валуа (фр. Hercule François de Valois, duc d’Anjou et d’Alençon, 18 марта 1555, Сен-Жермен-ан-Ле — 10 июня 1584, Шато-Тьерри) — французский принц, герцог Алансонский и Шато-Тьерри, граф Першский, Мантский и Мёланский (1566—1584), герцог д’Эврё и граф де Дре (1569—1584), затем герцог Анжуйский, Беррийский, Туреньский и граф Мэнский (1576—1584), пэр Франции.

Биография

Младший сын короля Франции Генриха II и Екатерины Медичи.

До вступления на престол брата, герцога Анжуйского (Генрих III), носил титул герцога Алансонского, а затем именовался герцогом Анжуйским. Стоял во главе политических группировок, враждебных французским королям. Так, он участвовал в заговоре против Карла IX, но был прощен потому, что предал своих соратников графа Ж. Б. де Ла Моля и графа Аннибала де Коконнаса, казненных в 1574 году. Он помогал протестантам, затем участвовал в войне против них, выступал против Филиппа II во главе восставших фламандцев, был провозглашён герцогом Брабантским и графом Фландрским, но вскоре был изгнан самими фламандцами. Умер 10 июня 1584 года от туберкулёза.

Ранние годы

Очаровательный ребенок, он, к несчастью, в возрасте 8 лет перенёс оспу, оставившую рубцы на его лице. Его рябое лицо и слегка искривлённый позвоночник не слишком соответствовали имени, данному при рождении — Эркюль, то есть «Геркулес». При конфирмации он сменил имя на Франсуа в честь своего брата Франциска II, короля Франции.

Современники приписывали Франсуа Алансону и остальным двум его братьям интимную связь с собственной сестрой Маргаритой, более известной как Маргарита де Валуа, супруга Генриха IV.

В 1574 году Франсуа составил заговор с целью освобождения Генриха Наваррского, находившегося в луврском плену. Заговор был раскрыт. Чтобы заслужить прощение брата, Карла IX, Франсуа выдал двух своих сообщников — графа Аннибала де Коконаса и графа Жозефа де Ла Моля. Оба были казнены, а Франсуа — прощён.

В 1574 году после смерти его старшего брата короля Франции Карла IX Валуа (1560—1574) и восшествия на королевский престол другого его брата Генриха III Валуа (1574—1589) Франсуа стал наследником королевского трона.

В 1576 году он принял имя герцога Анжу, Турени и Берри.

В том же году в ходе Французских религиозных войн между католиками и гугенотами Франсуа встает на сторону вождя протестантов Генриха Наваррского, вместе с ним ведёт военные действия против своего брата Генриха III и 6 мая 1576 года добивается подписания «Эдикта в Болье», провозгласившего примирение католиков и гугенотов и признание за последними права на свободу вероисповедания.

В 1579 году по призыву Вильгельма Оранского Франсуа поддерживает восставших фламандцев в борьбе против короля Испании Филиппа II, становится сувереном Объединённых провинций Нидерландов, герцогом Брабантским и графом Фландрским. 29 сентября 1580 года Генеральные штаты Нидерландов подписали с герцогом конвенцию в Плесси-ле-Тур, по которой Франсуа получал титул «Протектора Свободы Нидерландов» и становился их сувереном.

Сватовство к Елизавете I

В то же самое время в 1579 году стали предприниматься шаги к его женитьбе на королеве Англии Елизавете I Тюдор. Франсуа де Валуа был фактически лишь одним из множества претендентов на её руку. Ему было 26 лет, а Елизавете — 47. Вопреки такой разнице в возрасте они скоро стали очень близки, и Елизавета стала называть его «своим лягушонком». Вопрос, действительно ли Елизавета I Тюдор всерьёз рассматривала перспективу брака с герцогом Алансонским до сих пор вызывает споры. Очевидно, что она испытывала к нему самые нежные чувства, понимая, что он, скорее всего, станет её последним поклонником. Она каждое утро сама приносила ему говяжий бульон и подарила расшитый драгоценностями берет, чтобы он носил его до тех пор, пока она не преподнесёт ему свою корону. Однако английский народ был настроен против этого брака. Раздавались громкие голоса протеста против его католического вероисповедания, против его принадлежности к французской нации и против его матери Екатерины Медичи. Английские протестанты предостерегали, что «сердце английского народа будет уязвлено таким браком… каждый знает, что этот человек — сын Иезавели наших дней…».

В действительности, в своём возрасте Елизавета боялась необходимости рожать детей и прагматично заявила, что идея о замужестве была не самой разумной. Однако она продолжала любовную игру с Алансоном в течение 3 месяцев. В конце концов все эти игры потеряли смысл, и Елизавета распрощалась со своим «лягушонком». Алансон вернулся в Нидерланды. 10 февраля 1582 года Вильгельм встретил его во Флиссингене. В честь этих событий королева написала грустное и нежное стихотворение «На отъезд Месье», дающую повод согласиться с мнением, что она все-таки испытывала нежность к Алансону.

В Нидерландах

Герцог Франсуа Алансонский объявил себя сувереном Объединенных провинций Нидерландов, герцогом Брабантским, графом Фландрским. Алансон не пользовался большой популярностью среди голландцев, по-прежнему воспринимавших католическую Францию как врага. Провинции Зеландия и Голландия отказались признать Франсуа своим сувереном, и Вильгельм Оранский подвергался серьёзной критике за свою профранцузскую политику. Когда французские отряды анжуйцев вошли в страну в конце 1582 года, Вильгельму казалось, что его положение улучшилось, так же, как герцог Пармский (Александр Фарнезе) считал, что теперь Нидерланды будут возвышены. Однако сам Алансон не был удовлетворён своей ограниченной властью и решил силой взять Антверпен, Брюгге, Дюнкерк и Остенде.

Антверпенская авантюра

18 января 1583 года Франсуа принял решение лично командовать взятием Антверпена. Пытаясь обмануть жителей Антверпена, Алансон просил впустить войска в город, чтобы приветствовать его жителей парадом. Никто не поддался на обман. Как только отряды вошли в город, ворота Антверпена захлопнулись, и горожане принялись осыпать французов с крыш и из окон камнями, палками и прочими тяжелыми предметами. Затем городской гарнизон открыл смертоносный огонь по неприятелю. Только нескольким французам, включая самого Алансона, удалось бежать. Свыше 1500 солдат погибли от рук разъяренных жителей Антверпена.

Смерть

Антверпен обозначил конец военной карьеры Алансона. Его мать, Екатерина Медичи, в письме к нему говорила: «лучше… тебе было умереть в юности. Тогда ты бы не стал причиной смерти стольких отважных благородных людей».

Другой удар постиг его, когда Елизавета I после этой бойни официально разорвала свою помолвку с ним. Положение Алансона после этих событий уже было невозможно поправить, и в июне того же года он покинул страну. Его бегство также дискредитировало Вильгельма, который тем не менее продолжал поддерживать Алансона.

Вскоре Алансон ощутил серьёзное недомогание, которое, по его словам, могло быть малярией. Екатерина Медичи вернула его в Париж, где он в феврале 1584 года помирился с братом, королём Генрихом III. Генрих даже заключил в объятия брата, которому когда-то дал знаменитое прозвище «le petit magot» («обезьянка»). 10 июля того же года 29-летний Франсуа д'Алансон скончался в Шато-Тьерри.

Смерть Алансона означала, что гугенот Генрих Наваррский стал вероятным наследником престола, что только подлило масла в огонь Французских религиозных войн.

Образ в литературе

Франциск выведен Александром Дюма в трилогии, посвящённой истории Франции XVI века — «Королева Марго», «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять». В произведениях, писатель представил там Франсуа человеком порочным, слабым, но при этом коварным и двуличным. В конце романа «Графиня де Монсоро» он предаёт и убивает (вернее приказывает добить) рыцаря де Бюсси, за что в финале «Сорока пяти» его отравляет Диана де Монсоро, возлюбленная де Бюсси. Личности и Бюсси и Дианы — исторические, и роман между ними, вероятно, имел место, но убийство герцогом Анжуйским первого и его собственная смерть от руки Дианы — романтический вымысел писателя (в действительности де Бюсси убили слуги графа де Монсоро). Что касается графини де Монсоро, то её подлинное имя — Франсуаза. Вопреки версии Дюма, она и не думала мстить за гибель Бюсси; после его убийства она вскоре помирилась с мужем и жила с ним долго и счастливо.
В романе «Графиня де Монсоро» Дюма цитирует подлинную эпиграмму того времени:

Господа, не глядите косо На Франсуа и его два носа: Ведь по праву и по обычаю Два носа под стать двуличию. Неизвестный автор

Литература

• Francis de Crue, Le Parti des Politiques au lendemain de la Saint-Barthélemy. La Molle et Coconat, Paris, Librairie Plon, 1892, 368 p.
• Mack P. Holt, The Duke of Anjou and the Politique Struggle during the Wars of Religion, Cambridge University Press, collection " Cambridge Studies in Early Modern History ", 1986, 246 p.
• Jacqueline Boucher, " Autour de François, duc d’Alençon et d’Anjou, un parti d’opposition à Charles IX et Henri III ", Henri III et son temps : actes du Colloque international du Centre de la Renaissance de Tours, octobre 1989, Paris, Librairie philosophique J. Vrin, 1992, pp. 121–131.
• Frédéric Duquenne, L’entreprise du duc d’Anjou aux Pays-Bas de 1580 à 1584. Les responsabilités d’un échec à partager, Lille, Presses universitaires du Septentrion, collection " Histoire et civilisation ", 1998, 296 p.
• Jean-François Maillard, " Monsieur, frère du roi, mécène ", Henri III mécène des arts, des sciences et des lettres, Paris, Presses de l’Université Paris-Sorbonne (PUPS), 2006, pp. 263–272.

Ссылки

• [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLAND,%20Kings%201066-1603.htm#_Toc159664209 KINGS of ENGLAND (TUDOR)] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 15 апреля 2010. [www.webcitation.org/61BOZY8i1 Архивировано из первоисточника 24 августа 2011].

Отрывок, характеризующий Франсуа (герцог Алансонский и Анжуйский)

На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.
После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.
Во втором акте были картины, изображающие монументы и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и стали играть в басу трубы и контрабасы, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди стали махать руками, и в руках у них было что то вроде кинжалов; потом прибежали еще какие то люди и стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье. Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что то металлическое, и все стали на колена и запели молитву. Несколько раз все эти действия прерывались восторженными криками зрителей.
Во время этого акта Наташа всякий раз, как взглядывала в партер, видела Анатоля Курагина, перекинувшего руку через спинку кресла и смотревшего на нее. Ей приятно было видеть, что он так пленен ею, и не приходило в голову, чтобы в этом было что нибудь дурное.
Когда второй акт кончился, графиня Безухова встала, повернулась к ложе Ростовых (грудь ее совершенно была обнажена), пальчиком в перчатке поманила к себе старого графа, и не обращая внимания на вошедших к ней в ложу, начала любезно улыбаясь говорить с ним.
– Да познакомьте же меня с вашими прелестными дочерьми, – сказала она, – весь город про них кричит, а я их не знаю.
Наташа встала и присела великолепной графине. Наташе так приятна была похвала этой блестящей красавицы, что она покраснела от удовольствия.
– Я теперь тоже хочу сделаться москвичкой, – говорила Элен. – И как вам не совестно зарыть такие перлы в деревне!
Графиня Безухая, по справедливости, имела репутацию обворожительной женщины. Она могла говорить то, чего не думала, и в особенности льстить, совершенно просто и натурально.
– Нет, милый граф, вы мне позвольте заняться вашими дочерьми. Я хоть теперь здесь не надолго. И вы тоже. Я постараюсь повеселить ваших. Я еще в Петербурге много слышала о вас, и хотела вас узнать, – сказала она Наташе с своей однообразно красивой улыбкой. – Я слышала о вас и от моего пажа – Друбецкого. Вы слышали, он женится? И от друга моего мужа – Болконского, князя Андрея Болконского, – сказала она с особенным ударением, намекая этим на то, что она знала отношения его к Наташе. – Она попросила, чтобы лучше познакомиться, позволить одной из барышень посидеть остальную часть спектакля в ее ложе, и Наташа перешла к ней.
В третьем акте был на сцене представлен дворец, в котором горело много свечей и повешены были картины, изображавшие рыцарей с бородками. В середине стояли, вероятно, царь и царица. Царь замахал правою рукою, и, видимо робея, дурно пропел что то, и сел на малиновый трон. Девица, бывшая сначала в белом, потом в голубом, теперь была одета в одной рубашке с распущенными волосами и стояла около трона. Она о чем то горестно пела, обращаясь к царице; но царь строго махнул рукой, и с боков вышли мужчины с голыми ногами и женщины с голыми ногами, и стали танцовать все вместе. Потом скрипки заиграли очень тонко и весело, одна из девиц с голыми толстыми ногами и худыми руками, отделившись от других, отошла за кулисы, поправила корсаж, вышла на середину и стала прыгать и скоро бить одной ногой о другую. Все в партере захлопали руками и закричали браво. Потом один мужчина стал в угол. В оркестре заиграли громче в цимбалы и трубы, и один этот мужчина с голыми ногами стал прыгать очень высоко и семенить ногами. (Мужчина этот был Duport, получавший 60 тысяч в год за это искусство.) Все в партере, в ложах и райке стали хлопать и кричать изо всех сил, и мужчина остановился и стал улыбаться и кланяться на все стороны. Потом танцовали еще другие, с голыми ногами, мужчины и женщины, потом опять один из царей закричал что то под музыку, и все стали петь. Но вдруг сделалась буря, в оркестре послышались хроматические гаммы и аккорды уменьшенной септимы, и все побежали и потащили опять одного из присутствующих за кулисы, и занавесь опустилась. Опять между зрителями поднялся страшный шум и треск, и все с восторженными лицами стали кричать: Дюпора! Дюпора! Дюпора! Наташа уже не находила этого странным. Она с удовольствием, радостно улыбаясь, смотрела вокруг себя.
– N'est ce pas qu'il est admirable – Duport? [Неправда ли, Дюпор восхитителен?] – сказала Элен, обращаясь к ней.
– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.