Францбургская капитуляция

Францбургская капитуляция (нем. Franzburger Kapitulation) — договор подписанный 10 (20) ноября 1627 года, обусловивший капитуляцию герцогства Померания перед войсками Священной Римской империи во время Тридцатилетней войны. Был подписан герцогом Померании Богуславом XIV и Гансом Георгом фон Арним-Бойценбургом, командовавший оккупационными силами, входившими в имперскую армию, возглавляемую Альбрехтом фон Валленштейном.

Предыстория

Померанское герцогство перешло в протестантизм в 1534 году. В Священной Римской империи оно входило во внутренне расколотый Верхнесаксонский округ, который после начала Тридцатилетней войны, изначально бывшей конфликтом между католиками и протестантами, объявил в 1620 году о своём нейтралитете. В 1624 году курфюршество Саксония перешло на сторону императора, но Бранденбург и Померания сохраняли нейтралитет, однако из опасения перед мощью Католической лиги отвергли союз, предложенный протестантской Данией.

В 1625 году имперская армия под руководством Альбрехта фон Валленштейна оккупировала находящиеся в Нижней Саксонии княжества-епископства Магдебург и Хальберштадт, попутно оккупировав и разграбив верхнесаксонские графства Хонштайн и Вернигероде. Эта армия поддерживала армию Католической лиги, которой командовал Тилли.

В качестве контрмеры датские силы под командованием Эрнста фон Мансфельда в том же 1625 году оккупировали бранденбургские регионы Альтмарк и Пригниц к юго-западу от Померании, но в 1626 году были разбиты имперскими войсками в битве у моста Дессау. За исключением курфюршества Саксония, рассматривавшегося Валленштайном как фактический член Католической лиги, после нейтрализации Дании государства Верхнесаксонского округа были оккупированы и опустошены имперскими войсками. Формально округ сохранял нейтралитет.

В ноябре 1626 года шведы стали рекрутировать войска в Померании несмотря на несогласие герцога. В феврале 1627 года шведские войска пересекли Померанию чтобы вступить на территорию Речи Посполитой, с которой они воевали. В июле имперские войска пересекли территорию герцогства в районе Пиритца. Чтобы избежать ожидаемой оккупации, герцог Богислав XIV предложил в октябре 60 тысяч талеров, а затем сумма была поднята до 200 тысяч талеров, но Альбрехт фон Валленштайн вместо этого приказал Гансу-Георгу фон Арниму оккупировать померанские порты и конфисковать все суда.

Империи пришлось оккупировать Померанию по стратегическим соображениям: нужно было обезопасить южное побережье Балтийского моря от датского короля Кристиана IV, чьё морское господство на Балтике империя не могла оспорить.

Условия

По условиям договора Померании пришлось принять на постой имперские войска (два десятка многонациональных полков, насчитывавших 31 тысячу пехоты и 7540 кавалеристов). Войска размещались во всех городах и деревнях, за исключением доменов Померанского дома, поместий рыцарей, домов духовенства, членов магистратов и учёных, а также герцогских резиденций Дамм, Кёслин, Штеттин и Вольгаст. Условия капитуляции накладывали ограничения на армию — она не могла вмешиваться в вопросы торговли, транспорта или ремесла, заниматься грабежами или насилием, свободно пользоваться оружием. Герцогство должно было еженедельно выплачивать по 407 рейхсталеров на роту и дополнительно 2580 рейхсталеров соответствующему персоналу.

Реализация

Города Анклам, Деммин, Грайфсвальд и Кольберг получили имперские гарнизоны, в прочих городах были размещены мелкие подразделения. Кавалерия размещалась в основном в деревнях — как по причине уменьшения проблем с обслуживанием лошадей, так и в связи с более низким процентом дезертирства по сравнению с пехотой.

Размещение войск следовало обычной практике (хоть и не прописанной в тексте капитуляции): собственники жилья и территории должны были обеспечивать солдат постелью, уксусом и солью, а также бесплатно предоставлять им кухню и тёплую жилую комнату. За еду, теоретически, следовало платить; солдаты должны либо компенсировать расходы, либо покупать свои продукты в специально организованных складах.

Валленштейн пообещал императору Фердинанду II, что будет содержать армию сам. На практике это означало, что армия кормилась и оплачивалась за счёт контрибуций или грабежа оккупированных территорий. Так как старшие офицеры часто удерживали те доли контрибуций, которые должны были передаваться низшим чинам, то солдаты удовлетворяли свои нужды за счёт местного населения.

Помимо неудобств от условий капитуляции, расквартирование войск приводило к более частым эпидемиям, высокому количеству мусора и уменьшению количества природных ресурсов. К 7 мая 1628 года Померания выплатила в качестве контрибуции 466 981 рейхсталер — вдвое больше годового дохода всего Верхнесаксонского округа. Саксонский курфюрст Иоганн Георг I, считавший Верхнесаксонский округ своей сферой влияния, резко критиковал практику Валленштайна, но безрезультатно.

Единственным городом, не починившимся герцогскому приказу о капитуляции, стал Штральзунд, долгое время наслаждавшийся независимостью в качестве ганзейского города. Он обратился за помощью к Дании и Швеции и получил её от обоих. Валленштейн осадил город, и в июле 1628 года лично командовал несколькими неудачными приступами. Поняв, что Штральзунд стал его первой серьёзной неудачей, он снял осаду и разгромил Кристиана IV возле Вольгаста. Тогда Штральзунд заключил союз с шведским королём Густавом II Адольфом, став его плацдармом на имперской территории и обеспечив вступление Швеции в Тридцатилетнюю войну.

В феврале 1629 года герцог Богуслав XIV попросил облегчить условия оккупации, и хотя император Фердинанд II ободрил герцога, никаких изменений не последовало. Вместо этого в марте вышел Реституционный эдикт, провозгласивший рекатолизацию протестантских государств Империи. Заключённый в мае Любекский мир, положивший конец боевым действиям между императором и датским королём, также не привёл к облегчению или завершению оккупации.

После того, как при посредничестве Франции в сентябре 1629 года было заключено Альтмаркское перемирие между Швецией и Речью Посполитой, Швеция приготовилась к вторжению в Священную Римскую империю. Вторжение началось с высадки войск Густава Адольфа на острове Узедом весной 1630 года, в то время как одновременная атака на Рюген и прилегающую часть материка гарнизона Штральзунда обеспечила его фланг. В результате Францбургская капитуляция была заменена померанско-шведским альянсом, подтверждённым Штеттинским договором.

Литература

• С. В. Веджвуд «Тридцатилетняя война» — Москва: «АСТ», 2012. ISBN 978-5-17-075923-1

Отрывок, характеризующий Францбургская капитуляция

В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.

Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
Видно, Пфуль, уже всегда готовый на ироническое раздражение, нынче был особенно возбужден тем, что осмелились без него осматривать его лагерь и судить о нем. Князь Андрей по одному короткому этому свиданию с Пфулем благодаря своим аустерлицким воспоминаниям составил себе ясную характеристику этого человека. Пфуль был один из тех безнадежно, неизменно, до мученичества самоуверенных людей, которыми только бывают немцы, и именно потому, что только немцы бывают самоуверенными на основании отвлеченной идеи – науки, то есть мнимого знания совершенной истины. Француз бывает самоуверен потому, что он почитает себя лично, как умом, так и телом, непреодолимо обворожительным как для мужчин, так и для женщин. Англичанин самоуверен на том основании, что он есть гражданин благоустроеннейшего в мире государства, и потому, как англичанин, знает всегда, что ему делать нужно, и знает, что все, что он делает как англичанин, несомненно хорошо. Итальянец самоуверен потому, что он взволнован и забывает легко и себя и других. Русский самоуверен именно потому, что он ничего не знает и знать не хочет, потому что не верит, чтобы можно было вполне знать что нибудь. Немец самоуверен хуже всех, и тверже всех, и противнее всех, потому что он воображает, что знает истину, науку, которую он сам выдумал, но которая для него есть абсолютная истина. Таков, очевидно, был Пфуль. У него была наука – теория облического движения, выведенная им из истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей истории войн Фридриха Великого, и все, что встречалось ему в новейшей военной истории, казалось ему бессмыслицей, варварством, безобразным столкновением, в котором с обеих сторон было сделано столько ошибок, что войны эти не могли быть названы войнами: они не подходили под теорию и не могли служить предметом науки.