Французский законный язык
| Старонормандский язык | |
| Страны: | |
|---|---|
| Регионы: | |
| Общее число говорящих: |
— |
| Классификация | |
| Категория: | |
| Письменность: | |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Французский законный язык (фр. Le Français du loi, англ. Law French) — исчезнувший рабочий язык английской (позднее также общебританской) юриспруденции ХI—ХVIII вв., основанный на англо-нормандском варианте старонормандского языка. На поздних этапах своего существования французский законный язык самоизолируется, отрывается от англо-нормандской речи, носители которой переходят на собственно английский язык, превращаясь в своего рода «письменный извод» делопроизводства, терминологический синтез романских, классических латинских, латинизированных, классических французских элементов при всё более усиливающемся влиянии живой английского речи. Французский законный язык, таким образом, пришёл на смену классической латыни, из которой он, будучи романским по происхождению, собственно и развился. Английский язык, германский по происхождению, воспринял значительное количество своей современной юридической терминологии из французского законного языка.
Содержание
Происхождение
Употребление
Он использовался в судах Англии и Уэльса после нормандского завоевания Англии Вильгельмом I Завоевателем. В ходе колониальной экспансии англичан в Ирландии, французский законный язык распространился также в районе Дублина (территория Пейла). Помимо юриспруденции и судопроизводства, французский законный язык, в XV—XVI веках превратившийся в англо-нормандский гибрид, продолжал оставаться практически единственным языка преподавания в британских университетах, а также в дебатах, как студенческих, так и правительственных. Учитывая что Франция, население которой в три раза превышало британское, продолжала оставаться соседом и крупнейшим торговым партнёром (а также и политическим соперником) Англии, французский язык оставался главным иностранным языком на островах на протяжении всего средневекового периода, включая и новое время. О былом престиже франц. зак. языка в Великобритании свидетельствуют многочисленные словари и самоучители, выпущенные в данный период.
Хронология. Распространение. Расцвет и упадок
В судах Великобритании применение французского законного языка продолжалось на протяжении нескольких веков. Наиболее древними документами на этом языке являются Les Provisions d’Oxford 1258 год и Casus Placitorum (1250—1270 гг.). До начала XIV века позиции французского законного языка были сильны, поскольку его разговорный вариант — англо-нормандский язык — использовался в качестве повседневного языка высшими классами наряду с французским языком, являясь также основным языком художественной литературы. В течение XIV столетия французский язык стал уступать в употреблении английскому: Акт Парламента 1363 года признал, что судопроизводство должно осуществляться на английском языке. С этого времени французский законный язык потерял статус разговорного. Тем не менее, данное постановление носило скорее рекомендательный характер, и относилось к повседневному общению, а не к письменной речи. Поэтому французский законный язык оставался широко употребляемым британскими юристами на протяжении XV—XVIII веков, постепенно превратившись в необычную смесь романской терминологии и английских грамматики и базисной лексики. В таком виде язык сохранял за собой официальный юридический статус в Британской империи до 1731 г.
Пример текста
Пример французского законного текста с сильным влиянием английского языка (1688 г.).
|
Richardson, C. J. de C. B. [at] Assizes [at] Salisbury in [Summer] 1631, fuit assault per Prisoner la condemne pur Felony; que puis son condemnation ject un Brickbat a le dit Justice, que [narrowly mist]. Et pur ceo immediate[ly] fuit Indictment [drawn] pur Noy envers le Prisoner, et son dexter manus ampute et fixe al Gibbet, sur que luy mesme immediatement [hange] in presence de Court. | 
|
Учитывая дату публикации текста (1688), можно смело утверждать что к этому времени язык также проник в американские колонии Великобритании. Косвенным доказательством тому служит употребления нормандского позывного междометия «oyez!» (букв. «послушайте!») перед началом судебных заседаний в штате Северная Каролина в современной англифицированной форме oh yes! oh yes! oh yes! (народная этимология).
Грамматика
Судьи и юристы Великобритании — почти исключительно англофоны — перестроили французский законный язык на свой лад. Поскольку в позднеанглийском языке начался распад категории рода, наиболее характерная черта французского законного языка — утрата данной ранее существовавшей категории. Поэтому на письме появились смешанные и почти абсурдные формы типа «une home» («мужчина с артиклем женского рода») и «un feme» (женщина с артиклем мужского рода) при современном французском стандарте «un homme» и «une femme». Орфография французского законного языка на начальном этапе своего существования отличалась от современной французской. Причиной этого были разные диалектные базы этих идиомов. В основе орфографии французского законного языка лежал более консервативный диалект полуострова Нормандии, а в основе современного французского языка — диалект Иль-де-Франс, в частности, Парижа. К примеру, в вышеуказанных хрониках понятие принадлежности королю передаётся нормандским сочетанием «del rey» (идентично современной испанской норме), в то время как после 1330 г. употребительным становится написание «du roy», а затем и вовсе «du roi», в соответствии с нормой Парижа. И всё же подобная «консолидация» не имела системного характера, а потому в основной своей массе романские заимствования в современном английском продолжают сохранять именно нормандский характер. Типичный пример расхождения — «mortgage» (от нормандского «мёртвый груз») и современное франц. «hypothèque» ипотека (греч. заимствование), которое англичанам уже не знакомо.
Лексика
И всё же в целом французский законный язык XIV—XVII веков приобрёл практически универсальный характер, поскольку использовавшие его юристы старались совместить в нём черты англо-саксонского, французского, латинского и нормандского языков. Особым богатством отличалась лексика, в которой в том числе и благодаря игре лексических дублетов появлялись самые детализированные юридически понятия, отсутствовавшие в англо-саксонском. Примером могут служить слова типа «avoeson» > соврем. англ. «advowson» [æd’vauz(ə)n] (патронат, право распределять приходы, бенефиции в англиканской церкви); neife «крепостная» (воcxoдящ. к лат. «nativa» «коренная жительница»), ныне историзм; essoyne/essone/соврем «essoin» — уважительная причина неявки в суд | глаг. : приводить суду уважительную причину неявки; признавать причину неявки в суд уважительной.
Фразы, сохранившиеся в употреблении при английском королевском дворе до наших дней
Как свидетельство былой популярности франц. зак. яз. в Великобритании, Британский парламент и сегодня употребляет следующие символические устойчивые нормандские выражения в своём делопроизводстве (обратите внимание на нормандскую орфографию):
- «Soit baillé aux communes». «Да будет послан (билль) в Палату Общин (на рассмотрение)».
- «A ceste Bille les Seigneurs sont assentus». Если Лорды одобрили Билль, принятый Палатой Общин, то на нём напишут данную фразу, означающую буквально «за этим биллем сеньоры (лорды) уселись»
- «A ceste Bille avecque des amendements les Seigneurs sont assentus». Если Билль при этом будет изменён, то Лорды после «Bille» добавят «avecque des amendements», то есть с поправками.
- «Ceste Bille est remise aux Seigneurs avecque des raisons»
- «La Reyne le veult». «Этого желает королева».
- «La Reyne remercie ses bons sujets, accepte leur bénévolence, et ainsi le veult». «Королева благодарит своих добрых подданных, принимает их добрую волю и посему так повелевает».
- «Soit fait comme il est desiré». «Да будет сделано так, как он (король) пожелал».
Современная британская юридическая терминология
Ряд терминов сохранился в британской юридической традиции (включая страны, ныне независимые от Британии — Канаду, Австралию, ЮАР и др.) Хотя термины внешне выглядят как французские, они нередко непонятны или неверно интерпретируются носителями французского языка. Так, термин voir dire (проверка судом непредвзятости или компетентности участника судебного процесса) воспринимается франкофонами (например, в Канаде) как «быть свидетелем сказанного», между тем как он представляет собой нормандскую фразу «истинно сказать» (фр. vrai dire).
См. также
Напишите отзыв о статье "Французский законный язык"
Литература
- Select Charters illustrative of English Constitutional History (9th ed., ed. H.C.F. Davis) (Oxford, 1913)
- W.F. Dunham (ed.), The Casus Placitorum and Cases in the King’s Courts 1272—1278 (Selden Society, vol. 69) (London, 1952)
- The Eyre of Northamptonshire, 3-4 Edward III, A.D. 1329—1330 (Selden Society, vol. 97-8) (London, 1983)
Ссылки
- [books.google.com/books?vid=0psGKvbTizsSdhDQ&id=fD0BAAAAQAAJ&printsec=titlepage#PRA2-PA361,M1 Английские судьи после нормандского завоевания] (англ.)
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Французский законный язык
В то время как это происходило в Петербурге, французы уже прошли Смоленск и все ближе и ближе подвигались к Москве. Историк Наполеона Тьер, так же, как и другие историки Наполеона, говорит, стараясь оправдать своего героя, что Наполеон был привлечен к стенам Москвы невольно. Он прав, как и правы все историки, ищущие объяснения событий исторических в воле одного человека; он прав так же, как и русские историки, утверждающие, что Наполеон был привлечен к Москве искусством русских полководцев. Здесь, кроме закона ретроспективности (возвратности), представляющего все прошедшее приготовлением к совершившемуся факту, есть еще взаимность, путающая все дело. Хороший игрок, проигравший в шахматы, искренно убежден, что его проигрыш произошел от его ошибки, и он отыскивает эту ошибку в начале своей игры, но забывает, что в каждом его шаге, в продолжение всей игры, были такие же ошибки, что ни один его ход не был совершенен. Ошибка, на которую он обращает внимание, заметна ему только потому, что противник воспользовался ею. Насколько же сложнее этого игра войны, происходящая в известных условиях времени, и где не одна воля руководит безжизненными машинами, а где все вытекает из бесчисленного столкновения различных произволов?
После Смоленска Наполеон искал сражения за Дорогобужем у Вязьмы, потом у Царева Займища; но выходило, что по бесчисленному столкновению обстоятельств до Бородина, в ста двадцати верстах от Москвы, русские не могли принять сражения. От Вязьмы было сделано распоряжение Наполеоном для движения прямо на Москву.
Moscou, la capitale asiatique de ce grand empire, la ville sacree des peuples d'Alexandre, Moscou avec ses innombrables eglises en forme de pagodes chinoises! [Москва, азиатская столица этой великой империи, священный город народов Александра, Москва с своими бесчисленными церквами, в форме китайских пагод!] Эта Moscou не давала покоя воображению Наполеона. На переходе из Вязьмы к Цареву Займищу Наполеон верхом ехал на своем соловом энглизированном иноходчике, сопутствуемый гвардией, караулом, пажами и адъютантами. Начальник штаба Бертье отстал для того, чтобы допросить взятого кавалерией русского пленного. Он галопом, сопутствуемый переводчиком Lelorgne d'Ideville, догнал Наполеона и с веселым лицом остановил лошадь.
– Eh bien? [Ну?] – сказал Наполеон.
– Un cosaque de Platow [Платовский казак.] говорит, что корпус Платова соединяется с большой армией, что Кутузов назначен главнокомандующим. Tres intelligent et bavard! [Очень умный и болтун!]
Наполеон улыбнулся, велел дать этому казаку лошадь и привести его к себе. Он сам желал поговорить с ним. Несколько адъютантов поскакало, и через час крепостной человек Денисова, уступленный им Ростову, Лаврушка, в денщицкой куртке на французском кавалерийском седле, с плутовским и пьяным, веселым лицом подъехал к Наполеону. Наполеон велел ему ехать рядом с собой и начал спрашивать:
– Вы казак?
– Казак с, ваше благородие.
«Le cosaque ignorant la compagnie dans laquelle il se trouvait, car la simplicite de Napoleon n'avait rien qui put reveler a une imagination orientale la presence d'un souverain, s'entretint avec la plus extreme familiarite des affaires de la guerre actuelle», [Казак, не зная того общества, в котором он находился, потому что простота Наполеона не имела ничего такого, что бы могло открыть для восточного воображения присутствие государя, разговаривал с чрезвычайной фамильярностью об обстоятельствах настоящей войны.] – говорит Тьер, рассказывая этот эпизод. Действительно, Лаврушка, напившийся пьяным и оставивший барина без обеда, был высечен накануне и отправлен в деревню за курами, где он увлекся мародерством и был взят в плен французами. Лаврушка был один из тех грубых, наглых лакеев, видавших всякие виды, которые считают долгом все делать с подлостью и хитростью, которые готовы сослужить всякую службу своему барину и которые хитро угадывают барские дурные мысли, в особенности тщеславие и мелочность.
Попав в общество Наполеона, которого личность он очень хорошо и легко признал. Лаврушка нисколько не смутился и только старался от всей души заслужить новым господам.
Он очень хорошо знал, что это сам Наполеон, и присутствие Наполеона не могло смутить его больше, чем присутствие Ростова или вахмистра с розгами, потому что не было ничего у него, чего бы не мог лишить его ни вахмистр, ни Наполеон.
Он врал все, что толковалось между денщиками. Многое из этого была правда. Но когда Наполеон спросил его, как же думают русские, победят они Бонапарта или нет, Лаврушка прищурился и задумался.
Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d'Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l'interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d'une sorte d'ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu'a lui, a travers les steppes de l'Orient. Toute sa loquacite s'etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d'admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l'avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu'on rend aux champs qui l'ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l'oiseau qu'on rendit aux champs qui l'on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.
Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
