Вторжение на Джерси (1779)

Вторжение на Джерси
Основной конфликт: Англо-французская война (1778—1783)
англ. «Джерсийцы угощают французов пороховым чаем» 1779, неизвестный художник, гравюра на дереве
Дата	1 мая 1779
Место	остров Джерси: • залив Сент-Уэн • залив Сент-Брелад бухта Канкаля
Итог	Победа британцев
Противники
Великобритания Великобритания Франция Франция
Командующие
Мозес Корбет Мариот Арбатнот Джеймс Уолес Карл Генрих Нассау-Зиген Филипп де Рюлькур
Силы сторон
Джерси: • 78-й шотландский пехотный полк • островная милиция Военно-морской флот: • эскадра Арбатнота (13 вымпелов) • эскадра Уолеса (корабль 4-класса «Эксперимент» и 2 фрегата) Корпус «де Нассау»: • 1500—6000 человек на 5 фрегатах, нескольких куттерах, бомбардирах и 50 десантных лодках Канкаль: • Береговые батареи • гарнизон форта • местная милиция
Потери
1 ополченец 15—18 десантников флагман «Даная» 2 фрегата 1 куттер множество малых судов

Вторжение на Джерси 1779 года (англ. Invasion of Jersey) — первая попытка захвата Францией острова Джерси в Ла-Манше во время англо-французской войны (1778—1783). Предпринята 1 мая 1779 года французским частным морским десантным корпусом под командованием полковника собственного полка принца Карла Генриха Нассау-Зигена. Британские сухопутные войска и островная милиция под командованием лейтенант-губернатора острова майора Мозеса Корбета (англ. Moses Corbet) успешно её отразили в тот же день, а 12 мая десантная флотилия была уничтожена в бухте Канкаля ответным рейдом британского королевского флота.

Причины

С провозглашением в 1776 году незваисимости США, Франция и Испания приняли решение тайно поддержать восставшие колониии против метрополии, открыто не обостряя отношений с ней. Для этого обе страны вложили по 1 000 000 франков в торговый дом «Родриго Горталес и К°», созданный известным драматургом и публицистом Пьером де Бомарше специально для прикрытия военных поставок в Северную Америку.

Это успешное в целом предприятие отправляло повстанцам через Французскую Луизиану один за другим конвои с оружием, боеприпасами и военным снаряжением, которое Бомарше было разрешено закупать в правительственных арсеналах, что приносило ему огромные барыши. До объявления войны Великобритания ничего с этим открыто поделать не могла. Однако многочисленные приватиры с подконтрольного ей острова Джерси, лежащего всего в 14 милях от французского побережья, вносили существенный хаос в торговое судоходство, простирая зону своих действий на всю Северную Атлантику, и заставляли торговый дом «Родриго Горталес и К°» вкладывать значительные средства в охрану своих конвоев. Нейтрализовать эту опасность взялся близкий друг Бомарше — известный авантюрист принц Карл Генрих Нассау-Зиген, служивший тогда полковником и владельцем Королевского полка немецкой кавалерии. Он предложил собственный план захвата Джерси, с которым, крайне заинтересованное, Французское правительство согласилось.

Подготовка вторжения

В декабре 1778 года принц получил разрешение от Людовика XVI сформировать на средства Бомарше и возглавить небольшой частный морской десантный корпус. Названный им в собственную честь «Добровольческий корпус де Нассау» (фр. Corps des volontaires de Nassau), он состоял из пехоты, артиллерии и кавалерии и носил форму, отличную от формы французской армии. В заместители себе Нассау-Зиген выбрал самозванного барона Филиппа де Рюлькура, авантюриста и солдата-наёмника на французской службе. В начале апреля 1779 года принц сдал командование Королевским полком немецкой кавалерии, чтобы сосредоточиться на подготовке к военным действиям корпуса, численность которого составила по разным источникам 3000—6000 человек.

Вторжение

19 апреля 1779 года в Сен-Мало 1500 легионеров корпуса «де Нассау» погрузились на суда десантной флотилии, которая помимо флагмана — 32-пушечной «Данаи» под командованием капитана де Шамбертрана (фр. de Chambertrand), насчитывала ещё четыре фрегата, несколько куттеров и бомбардирских катеров, а также около 50 плоскодонных десантных лодок водоизмещением 4—20 тонн. В тот же день принц Нассау-Зиген приказал отплывать и взял курс на Джерси, но ему пришлось укрыться на острове Сезембр и пережидать неблагоприятную погоду до 30 апреля.

Рано утром 1 мая, не смотря на проливной дождь и сильный встречный ветер, флотилия принца, намеревавшегося coup de main захватить остров, была замечена в трёх лигах от берега залива Сент-Уэн (джерс. Saint Ouën). Однако британский лейтенант-губернатор майор Мозес Корбет сорвал этот план, перебросив стремительным маршем к месту высадки 400 пехотинцев и 40 кавалеристов 78-й шотландского пехотного полка и местной милиции. Преподобный Ле Сир дю Парк (фр. le Sire du Parcq), ректор прихода Сент-Уэн, также сумел быстро доставить несколько приходских полевых орудий, хотя их пришлось с большим трудом тащить на позиции через прибрежные пески.

Подойдя на расстояние выстрела, куттеры и бомбардиры корпуса «де Нассау» дали по защитникам побережья несколько залпов крупной картечью, однако промахнулись, убив лишь две овцы, пасшихся неподалёку. Второй командующий корпуса «де Нассау» барон де Рюлькур с несколькими судами сумел всё же высадиться, и сразу провозгласил остров суверенной территорией Нормандского герцогства. Одна из его десантных лодок была потоплена ответным огнём береговой артиллерии, и увлекла на дно 15—18 человек, но 20 смогли добрались на берега. Начавшийся вскоре отлив вынудил крупные суда отойти на глубину. Оставшись без их огневой поддержки и обескураженные первыми потерями, шкиперы малых транспортов, не смотря на численное превосходство над противником, не решились последовать примеру барона и тоже стали отходить. Де Рюлькуру ни чего не оставалось, как вернуться к своим. Потери оборонявшихся ограничились одним ополченцем по имени Томас Пикот (англ. Thomas Picot), смертельно ранеными при разрыве ствола собственной пушки.

Суда нападавших ещё некоторое время крейсировали в одной лиге от берега. Майор Корбет предполагал, что французы повторят попытку, как только позволит прилив, и ожидал в полной боеготовности. Однако принц Нассау-Зиген решил попытать счастья в другом месте и около трёх часов по полудни увёл свою флотилию в залив Сент-Брелад (джерс. Saint Brélade). Увидев и на его побережье развёрнутые по тревоге части джерсийской милиции, решимостью англичан стойко защищаться, французы ретировались.

Ответный рейд англичан

На следующий день, 2 мая 1779 года, британская эскадра адмирала Мариота Арбатнота — 13 вымпелов, охранявшая конвой из около 400 торговых судов, следующий в Нью-Йорк с подкреплениями и военными грузами для колониальных войск, повстречала в Ла-Манше приватир, посланный майором Корбетом в Англию с сообщением о нападении. Адмирал направил транспорты в Торбей, а сам поспешил с боевыми кораблями островитянам на выручку. Выяснив, по прибытии на Джерси 4 мая, что высадка десанта провалилась и острову ничего не грозит, он отрядил сэра Джеймс Уолес капитана 50-пушечного корабля «Эксперимент» в сопровождении двух 42-пушечных фрегатов в погоню за нападавшими, а сам вернулся к конвою.

Тем временем, потерпев неудачу, принц Нассау-Зиген, и не думал отступаться. Разместив десант на острове Сезембр, он в течение нескольких дней крейсировал с крупными судами своей эскадры вдоль побережья Нормандии и Бретани, выжидая удобного момента для новой атаки. 12 мая сэр Уолес настиг его в бухте Канкаля — французские суда попыталась укрыться под защиту береговых батарей. Капитаны фрегатов английской эскадры не решились приблизиться на дистанцию их огоня, но сэр Уолес рискнул в одиночку вступить в артиллерийскую дуэль с фортом. Подавив меткой стрельбой его орудия, комендоры «Эксперимента» вынудили французов бросить свои суда. Англичане направили к ним абордажные команды, однако подоспевшие сухопутные войска и силы местной милиции открыли беспрерывную ружейную и артиллерийскую стрельбу по нападавшим. Сэру Уолесу удалось благополучно вывести из под огня свою эскадру вместе с трофеями — флагманским фрегатом «Даная» и двумя меньшими призовыми судами. Уходя, англичане сожгли оставшиеся два фрегата, один 16-пушечный куттер и множество малых кораблей. Уцелели лишь 10-пушечный куттер «Оса» (фр. Guêpe) и 20-пушечный корабль «Шлюз» (фр. Ecluse). Таким образом, принц Нассау-Зиген лишился большей части своей десантной флотилии и шансов на реванш.

Последствия

Эта неудачная военная авантюра имела, тем не менее, благоприятный, хотя и неожиданный, эффект для американских колоний и, воевавших на их стороне, французских добровольцев. Вернувшись к своему конвою адмирал Арбатнот, получил от английской разведки сведения о готовящейся к выходу из Бреста французской эскадре из 25 кораблей и запросил в Адмиралтействе подкреплений, опасаясь за судьбу транспортов. Ожидание их прибытия в Торбее задержало его в пути более, чем на месяц, что заметно ухудшило положение лоялистов, остро нуждавшихся в военной помощи из метрополии.

По возвращении, принц попытался реформировать корпус «де Нассау», с тем, чтобы взять реванш за поражение на Джерси. Однако быстро осознал, что организация новой экспедиции и содержание войска численностью до 6000 человек грозит ему разорением и поспешил избавиться от этого бремени. Часть своих добровольцев он отправил с очередной французской экспедицией воевать за независимость США, 1300 солдат уступил королю, а оставшиеся достались другому амбициозному французскому военному шевалье де Монморанси-Люксембургу. За собой принц оставил лишь военное имущество двух пехотных и одного артиллерийского батальонов, которые 15 августа 1779 года передал в состав береговых гарнизонов под команду лейтенант-полковника д’Айме (фр. d’Ayme), после чего отбыл поправлять здоровье на бельгийский курорт Спа.

Де Монморанси-Люксембург переименовал свое личное войско в Легион де Люксембург (фр. Légion de Luxembourg, иначе — добровольцы де Люксембург) и назначил командиром бывшего заместителя принца Нассау-Зигена — барона де Рюлькура в звании лейтенант-полковник. Двумя годами позже де Люксембург и де Рюлькур организовали вторую попытку захватить остров Джерси, в ходе которой барон был смертельно ранен.

Память

Место, на котором преподобный ле Сир дю Парк установил свои орудия в заливе Сент-Уэн, было признано настолько удачным в военном отношении, что на нём в 1787 году была развёрнута постоянная батарея береговой обороны из трёх 24-фунтовых пушек, названная в его честь «Батарея Дю Парка» (англ. Du Parcq's Battery). Позднее, в 1835 году британцы построили там мартелло эллиптической формы — так называемую башню Льюиса (англ. Lewis Tower), которая ныне является туристической достопримечательностью, открытой для посещения.

См. также

• Штурм Джерси
• Англо-французская война (1778—1783)

Литература

Книги

• Англо-французские войны // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
• Рене де Кастр. Бомарше / Переводчик: И. Сосфенова. — М. : Молодая гвардия, 2003. — 432 с. — (Жизнь замечательных людей). — ISBN 5-235-02565-2.</span>
• Скрицкий Н. В. Георгиевские кавалеры под Андреевским флагом : Русские адмиралы — кавалеры ордена Святого Георгия I и II степеней. — М. : ЗАО Центрполиграф, 2002. — 527 с. — («Россия забытая и неизвестная»). — ISBN 5–9524–0053–1.</span>
• Franc̜ois Alexandre Aubert de La Chenaye-Desbois. [books.google.com/books?id=2h8VAAAAQAAJ Dictionnaire de la noblesse, …] : [фр.] / Chez Antoine Boudet. — Seconde édition. — Paris : Libraire-Imprimeur du Roi, rue saint Jaques, 1778. — Vol. XII. — 934 p.</span>
• The Rev. Philip Falle. [books.google.com/books?id=L5c4AAAAMAAJ An Account of the Island of Jersey] : With an Appendix of Records, &o : [англ.] / Notes and illustrations by the Rev. Edward Durell. — Jersey : Richard Giffard, 1837. — 480 p.</span>
• David Syrett. [books.google.com/books?id=eEfsS5QKeFQC The Royal Navy in European Waters During the American Revolutionary War] : [англ.]. — illustrated. — Columbia, South Carolina, USA : University of South Carolina Press, 1998. — 217 p. — Studies in maritime history. — ISBN 1-57003-238-6.</span>
• [www.jerseyheritage.org/media/PDF-Reports/Lewis_Tower.pdf Lewis's Tower Conservation Statement] : [англ.]. — Jersey : Jersey Heritage Trust, 2006. — 72 p.</span>
• Louise Downie, Doug Ford. [books.google.com/books?id=J_RsLwEACAAJ 1781] : The Battle of Jersey and The Death of Major Peirson : [англ.]. — Jersey : Jersey Heritage Trust, 2012. — 62 p. — ISBN 978-0-9562079-7-5.</span>
• James A. Lewis. [books.google.com/books?id=M5md9tZ3JycC Neptune's Militia] : The Frigate South Carolina During the American Revolution : [англ.]. — illustrated. — Kent, OH, USA : Kent State University Press, 1999. — 235 p. — Studies in maritime history. — ISBN 0-87338-632-9.</span>
• Rev. Alban E. Ragg. A Popular History of Jersey : [англ.]. — Jersey : Walter Guiton, 1895. — [www.theislandwiki.org/index.php/Popular_History_of_Jersey_Chapter_22 Chapter 22 : Battle of Jersey 1 - The landing].</span>

Статьи

• <cite id="LG11976" style="font-style:normal;">[www.london-gazette.co.uk/issues/{{{1}}}/pages/2 №11976, стр. 2] (англ.) // London Gazette : газета. — L., 1779. — Fasc. 11976. — P. 2.
• An old Jersey militiaman. [books.google.com/books?id=1YQAAAAAYAAJ French attacks on Jersey, in 1779 and 1781] : [англ.] // The Guernsey and Jersey Magazine / Jonotan Duncan. — L., 1837. — Vol. III (June). — P. 370—373.</span>

Ссылки

• [www.guernsey-society.org.uk/donkipedia/index.php5?title=Baron_de_Rullecourt Baron de Rullecourt] (англ.). Jersey: Guernsey Society (27 December 2015). Проверено 3 июля 2016.
• Dr. phil. Robert Fecher. [www.fecher-autographen.de/France/Reign-of-Louis-XVI-1774-1789/::40.html?XTCsid=c0e02af75139311d417c450b27b1cae3 Product no.: 3260] Details (фр.). Kleinostheim: Scripta Historica (8 décembre 2012). — Историческая справка к лоту № 3260: Удостоверение г-на Алексиса Луи Шарля де Фонтено, члена дворянской роты добровольческого корпуса «де Нассау» от 7 мая 1779 года за подписью принца Нассау-Зигена. Проверено 11 июля 2016.

Отрывок, характеризующий Вторжение на Джерси (1779)

Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.
Император находится при армии, чтобы воодушевлять ее, а присутствие его и незнание на что решиться, и огромное количество советников и планов уничтожают энергию действий 1 й армии, и армия отступает.
В Дрисском лагере предположено остановиться; но неожиданно Паулучи, метящий в главнокомандующие, своей энергией действует на Александра, и весь план Пфуля бросается, и все дело поручается Барклаю, Но так как Барклай не внушает доверия, власть его ограничивают.
Армии раздроблены, нет единства начальства, Барклай не популярен; но из этой путаницы, раздробления и непопулярности немца главнокомандующего, с одной стороны, вытекает нерешительность и избежание сражения (от которого нельзя бы было удержаться, ежели бы армии были вместе и не Барклай был бы начальником), с другой стороны, – все большее и большее негодование против немцев и возбуждение патриотического духа.
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.


На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.