Франц Иосиф I

Франц Иосиф I нем. Franz Joseph I. венг. Ferenc József I. чеш. František Josef I. <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Император Австрии, Король Венгрии, Король Богемии, Король Хорватии и Славонии, Король Галиции и Лодомерии
2 декабря 1848 года — 21 ноября 1916 года
Предшественник:	Фердинанд I
Преемник:	Карл I
Наследник:	Максимилиан (1848 — 1858) Рудольф (1858 — 1889) Карл Людвиг (1889 — 1896) Франц Фердинанд (1896 — 1914) Карл (1914 — 1916)
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	18 августа 1830(1830-08-18) Шёнбрунн, Вена
Смерть:	21 ноября 1916(1916-11-21) (86 лет) Шёнбрунн, Вена
Место погребения:	Императорский склеп, Вена
Род:	Габсбурги
Отец:	Франц Карл
Мать:	София Баварская
Супруга:	Елизавета Баварская
Дети:	София Фридерика, Гизела, кронпринц Рудольф, Мария Валерия
Монограмма:
Награды:

Фра́нц Ио́сиф I (нем. Franz Joseph I., венг. I. Ferenc József, чеш. František Josef I.; 18 августа 1830, Шёнбрунн — 21 ноября 1916, Шёнбрунн) — император Австрийской империи и король Богемии со 2 декабря 1848 года, апостолический король Венгрии со 2 декабря 1848 по 14 апреля 1849 года (1-й раз) и с 13 августа 1849 (2-й раз). С 15 марта 1867 года — глава двуединого государства — Австро-Венгерской монархии. Правил 68 лет, его царствование стало эпохой в истории народов, входивших в Дунайскую монархию.

Старший сын эрцгерцога Франца Карла — сына императора Франца II и младшего брата императора Фердинанда I. Мать — принцесса София Баварская. В ходе Австрийской революции 1848 года его дядя отрёкся от престола, а отец отказался от прав наследования в пользу сына, и 18-летний Франц Иосиф I оказался во главе многонациональной державы Габсбургов.

Политические события

За семь десятилетий правления Франца Иосифа Австрийская империя, великая держава середины XIX века, пришла к полному краху в результате Первой мировой войны.

Новый император получил корону во многом благодаря помощи русских войск в подавлении Венгерского восстания, что стало ударом по престижу австрийской монархии. В начале Крымской войны немаловажную роль сыграла уверенность русского императора Николая I в поддержке недавно вырученных австрийцев. Несмотря на то, что Австрия не вступила в конфликт, ряд дипломатических ошибок, прежде всего жесткий ультиматум по условиям мира, выдвинутый России именно Австрией, привёл к тому, что страна лишилась важных союзников. Этим воспользовалось Сардинское королевство, при поддержке Франции и Пруссии возобновившее борьбу за объединение Италии. В результате к 1860 году империя потеряла Ломбардию, а представители дома Габсбургов лишились власти в Модене и Тоскане.

В 1866 году Австрия начала войну против Пруссии за лидерство в германском мире. После битвы при Садовой, закончившейся разгромом австрийской армии, империя была вынуждена признать поражение. Австрия потеряла Венецию и признала объединение северогерманских государств с Пруссией. Вскоре после этого венгерская элита при посредничестве супруги Франца Елизаветы Баварской добилась от Франца Иосифа предоставления ей равных прав с австрийскими немцами и преобразования Австрийской империи в двуединую монархию. Опасаясь новой революции, император, в 1853 году чуть не убитый венгерским националистом, был вынужден согласиться. Это привело к началу национального движения и среди других народов дунайской монархии.

В 1871 году Австро-Венгрия признала провозглашение Германской империи и вступила с ней в альянс, в который до середины 1880-х годов входила и Россия. Это позволило державе Франца Иосифа усилить своё влияние на Балканах в ходе Русско-турецкой войны 1877—1878 годов, в частности, империя оккупировала, а в 1908 году аннексировала Боснию-Герцеговину. Последнее событие привело к усилению разногласий с Россией, открытому противостоянию с Сербией и в конечном счёте к фатальному участию Австро-Венгрии в Первой мировой войне. Сам Франц Иосиф не застал крах своей империи, он умер в 1916 году в возрасте 86 лет.

Семейные драмы

В 1854 году Франц Иосиф женился на баварской принцессе Елизавете, известной в домашнем кругу как Сиси. Её отношения с матерью Франца Иосифа эрцгерцогиней Софией Баварской не сложились, что вскоре обернулось для Елизаветы нервным расстройством. Престиж императорской фамилии и так покачнулся из-за гомосексуальных похождений младшего брата Франца Иосифа I Людвига, впоследствии высланного из Вены, во избежание дальнейших осложнений Елизавета удалилась от двора, чтобы держаться подальше от своенравной свекрови. С 1875 года летней резиденцией для супружеской пары стала вилла в Бад-Ишле. С 1860-х годов императрица проводила время в путешествиях, редко встречаясь с мужем и почти не видя детей.

Первая трагедия потрясла семью Франца Иосифа в 1867 году, когда мексиканские республиканцы расстреляли его родного брата Максимилиана, провозглашенного императором Мексики. В 1872 году умерла влиятельная мать Франца Иосифа София, через шесть лет — его отец Франц Карл.

Семейные отношения Франца Иосифа с Елизаветой со временем окончательно расстроились. В течение 14 лет продолжалась любовная связь императора с женой железнодорожного служащего Анной Наговски. Предполагается, что Франц Иосиф является отцом двух детей Анны Наговски — Хелены и Франца. С 1885 года любовницей императора стала актриса Катарина Шратт, их отношения никогда не скрывались.

Единственный сын и наследник Франца Иосифа кронпринц Рудольф, по одной из версий, застрелился в 1889 году в замке Майерлинг, убив перед тем свою возлюбленную баронессу Марию Вечера, а по другой версии, стал жертвой тщательно спланированного политического убийства, имитировавшего самоубийство единственного прямого наследника престола. В 1898 году императрица Елизавета Баварская была убита в Женеве итальянским анархистом Луиджи Лукени.

После странной гибели Рудольфа новым наследником престола стал племянник императора Франц Фердинанд. В 1914 году новый престолонаследник был убит вместе с женой в Сараеве сербским террористом Гаврило Принципом. Наследником престола стал сын Отто Франца, младшего брата эрцгерцога Франца Фердинанда, Карл Иосиф, приходившийся Францу Фердинанду племянником.

Отношения с Папской курией

На Папском конклаве 1903 император Франц Иосиф наложил вето на избрание кардинала Рамполлы дель Тиндаро на папство. Формулу вето провозгласил от имени императора краковский кардинал Пузина. Кардиналы не смогли перечить Францу Иосифу, единственному монарху, у которого с папами не было конфликтов. Был избран Джузеппе Сарто. За 68 лет своего правления Франц Иосиф применил своё право вето единственный раз и стал последним монархом в истории, воспользовавшимся этим правом вето, которое новый папа Пий X отменил.

Личность

Император был известен консерватизмом, простотой быта, вниманием к этикету и традициям. Он называл себя «последний монарх старой школы». После того как его брат был расстрелян в Мексике, император до конца жизни, почти 50 лет, не принимал мексиканских посланников. Он так и не провёл во дворец телефон и с большим трудом согласился на электричество. Когда его сын погиб при обстоятельствах, похожих на самоубийство, Франц Иосиф написал всем европейским монархам, что причиной гибели кронпринца стал случайный выстрел на охоте, но папе Льву XIII Франц Иосиф написал то, что ему казалось правдой, а именно, что его сын покончил с собой.

Нередко говорят, что австрийцы, венгры, словаки и чехи до сих пор рано встают и рано ложатся (и соответственно активная жизнь в городах начинается и замирает раньше) потому, что Франц Иосиф, бывший «жаворонком», за долгое царствование приучил к своему режиму всю империю.

Титулы, звания, награды

Полный титул (с 1849)

Его Императорское и Королевское Величество Франц Иосиф I, Божьей милостью император австрийский, апостолический король венгерский, король богемский, король ломбардский и венецианский [титул короля ломбардского и венецианского снят в 1869 после объединения Италии], далматский, хорватский, славонский, лодомерский [то есть Владимира-Волынского/Галиции] и иллирический, король иерусалимский и проч.;

эрцгерцог австрийский; великий герцог тосканский и краковский; герцог лотарингский, зальцбургский, штирский, каринтийский, карниольский и буковинский; великий князь трансильванский; маркграф моравский; герцог верхней и нижней Силезии, моденский, пармский, пьяченцский и гвастальский, аушвицкий, заторский; тешинский, фриульский, рагузский и зарский;

владетельный граф габсбургский и Тирольский, кибургский, горицский и градишский;

князь трентский и бриксенский;

маркграф Верхних и Нижних Лужиц и Истрии;

граф Гогенемс, Фельдкирх, Брегенц, Зоннеберг и проч. [NB жена Франца Иосифа императрица Елизавета часто путешествовала под именем графини Гогенемс];

государь Триеста, Котора и Вендской марки;

Великий воевода Сербии,

и прочая, и прочая, и прочая.

Звания

• австрийский фельдмаршал (2 декабря 1848)
• прусский генерал-фельдмаршал (27 февраля 1895)
• британский фельдмаршал (1 сентября 1903)

Награды

• Кавалер российского ордена Святого Георгия 4-й степени (2 июня 1849, № 8141 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова).
• 18 декабря 1845 года был награждён орденом Св. Андрея Первозванного.

• Kaiser Portraet Raab.jpg

  Франц Иосиф в форме фельдмаршала. Портрет Георга Рааба, 1885

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Его Апостолическое Величество император Австрии, король Венгрии Франц-Иосиф I. Русская гравюра, 1914

• Szeged-ferencjozsef.jpg

  Бюст Франца Иосифа I в Сегеде

Предки

Предки Франца Иосифа

16. Франц I Стефан               8. Леопольд II                       17. Мария Терезия               4. Франц II                             18. Карл III (король Испании)               9. Мария Луиза Испанская                       19. Мария Амалия Саксонская               2. Франц Карл                                   20. Карл III (король Испании) (=18)               10. Фердинанд I (король Обеих Сицилий)                       21. Мария Амалия Саксонская (=19)               5. Мария Тереза Бурбон-Неаполитанская                             22. Франц I Стефан (=16)               11. Мария Каролина Австрийская                       23. Мария Терезия(=17)               1. Франц Иосиф I                                         24. Христиан III Пфальц-Цвейбрюккенскй               12. Фридрих Михаэль Пфальц-Биркенфельдский                       25. Каролина Нассау-Саарбрюккенская               6. Максимилиан I                             26. Йозеф Карл Зульцбахский               13. Мария Пфальц-Зульцбахская                       27. Елизавета Пфальц-Нойбургская               3. София Баварская                                   28. Карл Фридрих Баденский               14. Карл Людвиг Баденский                       29. Каролина Луиза Гессен-Дармштадтская               7. Каролина Баденская                             30. Людвиг IX Гессен-Дармштадтский               15. Амалия Гессен-Дармштадтская                       31. Генриетта Каролина Пфальц-Биркенфельдская

В культуре

Франц Иосиф не интересовался искусством, но покровительствовал географическим исследованиям, лелея несбыточные мечты о колониальных приобретениях. В частности, его благосклонностью пользовались чешский путешественник-африканист Эмиль Голуб и венгерский граф Самуэл Телеки, открывший озеро Рудольф. Был одним из учредителей Матицы словацкой, внес 1000 золотых монет. Предложил дворянство и герб чешскому музыканту Яну Кубелику, тот отказался заявив, что он чех и простой человек. Император требовал, чтобы все профессора в его государстве придерживались определённого вероисповедания. Это помешало Альберту Эйнштейну получить пост штатного профессора немецкого университета в Праге.

Краткая история семейных несчастий австрийского императора очень ёмко и карикатурно описана в романе Ярослава Гашека «Похождения бравого солдата Швейка», хотя Швейк почему-то называет Франца Фердинанда дядей императора (что само по себе абсурдно), а эрцгерцога Иоганна Сальватора (Иоганна Орта) — братом. Налицо крайне презрительное отношение чехов к «старику Прогулкину» («Starej Procházka», прозвище Франца Иосифа у чехов). В частности, именно здравицы в честь императора со стороны Швейка вызывают твердую уверенность в его дегенеративности и слабоумии даже у должностных защитников Австро-Венгерской империи.

«Нижеподписавшиеся судебные врачи сошлись в определении полной психической отупелости и врожденного кретинизма представшего перед вышеуказанной комиссией Швейка Йозефа, кретинизм которого явствует из заявления „да здравствует император Франц-Иосиф Первый“, какового вполне достаточно, чтобы определить психическое состояние Йозефа Швейка как явного идиота».

Такое отношение объясняется политикой подавления и германизации славян (в частности чехов) в Австро-Венгрии и прогрессирующей деградацией этого государства к концу правления императора, что очень ярко отражено в романе. Сатирически империя Франца Иосифа представлена и в романе австрийца Роберта Музиля «Человек без свойств»: Правительство Австро-Венгрии в 1913 решает найти достойный ответ на будущее празднование в Германии в 1918 году 30-летнего юбилея правления Вильгельма II. Создаётся специальный комитет, который должен разработать специальную австрийскую идею для празднования 70-летия правления Франца Иосифа I не хуже, чем в соседней Германии. Ирония заключается в том, что читателю прекрасно известно, что в 1918 году никому не будет дела до празднования, а император Франц Иосиф не доживёт до этого года. ". В более мягких тонах представлен образ императора в романе Йозефа Рота «Марш Радецкого», но и там присутствует ощущение обречённости монархии. Франц Иосиф является персонажем пьесы венгерского драматурга Миколаша Хубаи «Фрейд или сон толкователя снов», где показана воображаемая встреча императора с основателем психоанализа, романов чешского писателя Владимира Неффа «Браки по расчёту», австрийца Эгона Цезаря Корти «Любовь императора».

В оперетте «Цыган-премьер» император Франц Иосиф является одним из действующих лиц, более того, частично сюжет строится на внешнем сходстве императора и загримировавшегося под него слуги, бывшего актёра Кадо. В популярном австрийском мюзикле «Элизабет» Франц Иосиф является одним из главных действующих лиц.

На кино- и телеэкранах образ Франца Иосифа воплощён в фильмах «Сисси», «Переполох в Гималаях», «Майерлинг», «Марш для императора», «Кронпринц Рудольф», «Мятежная императрица», «Сисси и поцелуй императора».

Эпонимы

• В честь императора названа принадлежащая России Земля Франца-Иосифа, открытая в 1873 году австро-венгерской полярной экспедицией, ледник Франца-Иосифа в Новой Зеландии и фьорд императора Франца Иосифа в Гренландии.
• В честь 60-летия правления императора Франца Иосифа был назван астероид (652) Юбилатрикс, открытый в 1907 году.

Литература

• Франц-Иосиф I // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Франц Иосиф I

Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.