Франц II

Франц II Franz II<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Император Священной Римской империи
5 июля 1792 — 6 августа 1806
(под именем Франц II)
Коронация:	14 июля 1792, Франкфурт-на-Майне, Гессен, Германия
Предшественник:	Леопольд II
Преемник:	титул упразднён
Король Венгрии, Король Богемии, Король Хорватии и Славонии, Король Галиции и Лодомерии
5 июля 1792 — 2 марта 1835
Предшественник:	Леопольд II
Преемник:	Фердинанд I
Император Австрии
11 августа 1804 — 2 марта 1835
Предшественник:	титул учреждён
Преемник:	Фердинанд I
Президент Германского союза
8 июня 1815 — 2 марта 1835
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Фердинанд I
Вероисповедание:	католицизм
Рождение:	12 февраля 1768(1768-02-12) Флоренция, Провинция Флоренция, Тоскана, Центральная Италия, Италия
Смерть:	2 марта 1835(1835-03-02) (67 лет) Вена, Австрия
Место погребения:	Императорский склеп
Род:	Габсбурги (Габсбург-Лотарингская династия)
Имя при рождении:	Франц Иосиф Карл
Отец:	Леопольд II
Мать:	Мария Луиза Испанская
Супруга:	1) Елизавета Вюртембергская (21.04 1767 - 18.02 1790) 2) Мария Тереза Каролина Джузеппина (Жозефина) Бурбон-Неаполитанская (6.06 1772 - 13.04 1807) 3) Мария Людовика Моденская (14.12 1787 - 7.04 1816) 4) Каролина Шарлотта Августа Баварская (8.02 1792 - 9.02 1873)
Награды:

Франц II (нем. Franz II. Joseph Karl; 12 февраля 1768, Флоренция — 2 марта 1835, Вена) — король Германии (римский король) с 1792 года, последний император Священной Римской империи с 7 июля 1792 по 6 августа 1806 года, первый император Австрии с 11 августа 1804 года до самой своей смерти. В качестве императора Австрии, короля Богемии и Венгрии правил под именем Франца I.

Полный титул: Милостью божьей избранный Римский Император, превечный Август, наследственный император Австрии. Царствовал во время наполеоновских войн, после ряда поражений был вынужден упразднить Священную Римскую империю и выдать дочь Марию-Луизу за Наполеона I. Во внутренней политике его правление было реакцией против либеральных реформ непосредственных предшественников.

До прихода к власти

Сын эрцгерцога Леопольда, будущего императора Леопольда II, и Марии Людовики Испанской, дочери Карла III, короля испанского.

Детство провел во Флоренции; с 1784 года воспитывался в Вене при дворе своего дяди, Иосифа II, который считал его малоспособным и очень упрямым юношей. В 1788 году женился на Елизавете-Вильгельмине, принцессе Вюртембергской.

В войне с турками обнаружил личное мужество; в походе 1789 года он был даже главнокомандующим, но только номинально; в действительности им руководил фельдмаршал Лаудон.

После смерти Иосифа II (20 февраля 1790 года) Франц, до прибытия в Вену его отца Леопольда (12 марта), был регентом государства; во главе правительства по-прежнему стоял Кауниц. В 1791 году он присутствовал на Пильницском съезде государей, выработавшем план действий против французской революции; здесь он близко сошёлся с прусским кронпринцем, впоследствии королём Фридрихом Вильгельмом III. Все важнейшие события своей жизни Франц имел привычку подробно заносить в дневники.

Борьба с революционной Францией и раздел Польши

1 марта 1792 года смерть Леопольда II призвала его на престол Австрии; вслед за тем он был избран императором и 14 июля короновался во Франкфурте-на-Майне; короновался также венгерской короной в Офене и богемской в Праге. Во время этих коронаций Франц обнаружил большую любовь к простоте и стремление к экономии, которое впоследствии обратилось у него в скупость.

Ещё Леопольд II, в феврале 1792 года, заключил союзный договор с Пруссией против Франции; в апреле Франц начал войну и вел её не без настойчивости, в качестве монарха как Австрии, так и Священной Римской империи, даже после того, как Пруссия заключила с Францией сепаратный мир в Базеле (5 апреля 1795 года). В 1794 году Франц отправился в действующую армию, которая вслед за тем одержала две незначительные победы при Като и Ландреси, приписанные его присутствию. После нерешительной битвы при Турнэ, в июне 1794 года, Франц вернулся в Вену. Победы генерала Бонапарта в Италии принудили и Франца к невыгодному миру в Кампоформио (17 октября 1797 года), по которому Австрия потеряла Нидерланды и Ломбардию, но получила Венецию, Истрию и Далмацию.

При третьем разделе Речи Посполитой (1795 год) Австрия получила Краков и часть Малой Польши между Пилицей, Вислой и Бугом, часть Подляшья и Мазовии, общей площадью 47 тыс. км², и населением 1,2 млн человек..

В 1799 году Франц присоединился ко второй коалиции (с Россией и Англией) против Франции, но поражения при Маренго и Гогенлиндене принудили его согласиться на крайне тяжелый для Австрии Люневильский мир.

Враг и тесть Наполеона. Падение Священной империи

Когда Наполеон стал явно стремиться к провозглашению Франции империей, то ещё раньше, чем оно состоялось, Франц провозгласил себя императором Австрии (11 августа 1804 года).

В 1805 году он с радостью присоединился к Третьей коалиции России, Швеции и Англии против Франции. Приближение французов к Вене принудило его бежать оттуда сперва в Пресбург, потом в Брюнн, затем в военный лагерь в Ольмюце, оставляя столицу французам. 23 сентября французы заняли Вену, а 29 сентября Франц вступил с ними в переговоры о мире, не прекращая, однако, военных действий. 2 декабря 1805 года произошла знаменитая Аустерлицкая битва трёх императоров, в которой принимал личное участие и император Франц, оказавшийся так же мало способным понимать стратегические соображения Наполеона, как и его генералы. 26 декабря 1805 года он заключил Пресбургский мир, по которому ему пришлось пожертвовать Тиролем и Венецией. 6 августа 1806 года он отрекся от короны Священной Римской империи.

Урон Австрии в последней войне был так тяжел, что в новом союзе Пруссии с Россией и войне 1806—1807 годов Франц не был в состоянии принять участие, несмотря на то, что его ненависть к Франции и к Наполеону, как носителю революционных начал, нисколько не уменьшилась. Он нашёл возможность удовлетворить это чувство в 1809 году, в четвёртый раз объявив войну Франции (Война пятой коалиции), но поражение при Ваграме заставило его заключить Шенбрунский (венский) мир (14 октября 1809 года), по которому Австрия потеряла Иллирию и достигла апогея своих несчастий.

Лично Франц подвергся ещё одному унижению: Наполеон потребовал руки его дочери Марии-Луизы, и Франц должен был согласиться на это родство с Наполеоном, которого считал простым авантюристом. Франц смотрел на этот брак как на великую жертву отечеству, но политическое положение страны не улучшилось. После личных переговоров с Наполеоном в Дрездене, в мае 1812 года, Франц вынужден был отправить свои войска против России; но в июле 1813 года он присоединился к шестой коалиции союзников, воевавших с Наполеоном. По первому Парижскому миру он получил обратно большую часть потерянных земель.

С 1815 года до смерти Франца в Австрии господствовал мир, прерванный только в 1821 году восстаниями в Италии, которые были сравнительно легко подавлены.

Реакция

Австрийская политика, в это время руководимая Меттернихом, была политикой крайней реакции как внутри, так и вне Австрии (в особенности в Италии). Внутри господствовала суровая полицейская система; печать и всякие иные проявления общественного мнения стеснялись до последней крайности; шпионство поощрялось самым усердным образом. Сам Франц всего более интересовался делами о политических преступлениях; он имел у себя планы тюрем, заботился о всех деталях жизни политических арестантов, распоряжался переводом их из одной тюрьмы в другую, стремясь к тому, чтобы ни один политический проступок не остался без возмездия. Созданный или, по крайней мере, укрепленный им режим отличался крайне мелочной жестокостью (описание его и личной роли Франца см. в «Miei prigioni» («Мои темницы») Сильвио Пеллико и прибавлениях к ним Марончелли и Андриана). Во внешней политике Франц всецело стоял на страже Священного союза.

Личная жизнь

• Elisabeth Wilhelmine von Württemberg.jpg

  Первая жена, Елизавета Вюртембергская

• Maria Teresia - wife of Franz II (Lebrun).jpg

  Вторая жена, Мария Терезия Сицилийская, мать его детей

• Maria Ludovica d'Austria-Este.jpg

  Третья жена, Мария Людовика Моденская

• Karoline Auguste von Bayern.jpg

  Четвёртая жена, Шарлотта Августа Баварская

Несмотря на жестокость и мелочность в отношениях к противникам, Франц хотел, чтобы его считали сердечно добрым человеком, исполняющим при наложении наказаний только тяжелую обязанность; в своем обращении с людьми он имел вид патриархальной простоты; хорошо владея многими языками, он охотно говорил с простонародьем на народном венском наречии.

В 1790 году умерла первая жена Франца — Елизавета Вюртембергская; через 7 месяцев он женился на Марии Терезии Сицилийской, родившей ему 13 детей, между ними Фердинанда, впоследствии императора, и Марию-Луизу, супругу Наполеона. В 1807 году умерла и она; через 8 месяцев Франц женился в третий раз на Марии Людовике Беатрисе, принцессе моденской, которая умерла в апреле 1816 года. В ноябре того же года он женился в четвёртый раз на Каролине-Августе, дочери короля Максимилиана-Иосифа Баварского, разведенной жене кронпринца, впоследствии короля Вильгельма I Вюртембергского. Два последних брака, как и первый, остались бездетными. Несмотря на быстроту заключения новых браков, Франц считался хорошим семьянином и, по-видимому, любил всех своих жен. Ему воздвигнуты памятники в Вене, Праге, Граце и Франценсбаде (Франтишкови-Лазне).

1. Елизавета Вюртембергская (1767—1790). С 1788 года.
   1. Людовика Елизавета (1790–1791)
2. Мария Тереза Бурбон-Неаполитанская (1772-1807). С 1790 года.
   1. Мария Луиза (1791—1847), в первом браке с Наполеоном Бонапартом, во втором с графом Нейпперг, в третьем с графом Бомбель;
   2. Фердинанд I (1793—1875), император Австрии;
   3. Мария Леопольдина (1797—1826), замужем за императором Бразилии Педру I;
   4. Мария Клементина (1798—1881), замужем за своим дядей Леопольдом, принцем Салерно;
   5. Мария Каролина (1801—1832), замужем за принцем Саксонии Фридрихом Августом II;
   6. Франц Карл (1802—1878), женат на Софии Баварской;
   7. Мария Анна (1804—1858), умерла незамужней.
3. Мария Людовика Моденская (1787-1816). С 1808 года
   1. детей нет
4. Каролина Августа Баварская (1792-1873). С 1816 года
   1. детей нет

Награды

• Орден Золотого руна
• Военный орден Марии Терезии, большой крест
• Королевский венгерский орден Святого Стефана, большой крест
• Австрийский орден Леопольда, большой крест
• Орден Железной короны 1-го класса
• Армейский крест 1813/14
• Орден Педру I, большой крест (1827, Бразилия)
• Орден Подвязки (Великобритания)
• Орден Слона (Дания)
• Орден Святого Януария (Королевство Обеих Сицилий)
• Орден Святого Фердинанда и Заслуг, большой крест (Королевство Обеих Сицилий)
• Тройной орден (Португалия)
• Орден Святого апостола Андрея Первозванного (01(13).03.1826, Россия)
• Орден Святого Александра Невского (01(13).03.1826, Россия)
• Орден Почётного легиона, большой крест (1811, Франция)
• Орден Святого Духа (Франция)

Литература

• Hormayr. Kaiser Franz und Metternich. — Лейпциг, 1848.
• de:Hermann Meynert. Kaiser Franz I. — B., 1871—73.
• Ad. Beer. Leopold II, Franz II und Katharina II. — Лейпциг, 1874.
• Eduard von Wertheimer. Die drei ersten Frauen des Kaisers Franz. — B., 1893.
• Eugen Guglia. Kaiserin Maria-Ludovica. — B., 1894.

Ссылки

• Франц II // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [krugosvet.ru/enc/istoriya/FRANTS_II.html Франц II] — статья из энциклопедии «Кругосвет»

Императоры Священной Римской империи (до Оттона I — «Императоры Запада») (800—1806)

800 814 840 843 855 875 877 881 887 891    Карл I Людовик I  —  Лотарь I Людовик II Карл II  —  Карл III  —

891 894 898 899 901 905 915 924 962 973 983    Гвидо Ламберт Арнульф  —  Людовик III  —  Беренгар I  —  Оттон I Оттон II

983 996 1002 1014 1024 1027 1039 1046 1056 1084 1105 1111 1125 1133 1137 1155     —  Оттон III  —  Генрих II  —  Конрад II  —  Генрих III  —  Генрих IV  —  Генрих V  —  Лотарь II  —

1155 1190 1197 1209 1215 1220 1250 1312 1313 1328 1347 1355 1378 1410    Фридрих I Генрих VI  —  Оттон IV  —  Фридрих II  —  Генрих VII  —  Людвиг IV  —  Карл IV  —

1410 1437 1452 1493 1508 1519 1530 1556 1564 1576 1612 1619 1637    Сигизмунд — Фридрих III — Максимилиан I — Карл V Фердинанд I Максимилиан II Рудольф II Матвей Фердинанд II

1637 1657 1705 1711 1740 1742 1745 1765 1790 1792 1806    Фердинанд III Леопольд I Иосиф I Карл VI  —  Карл VII Франц I Стефан Иосиф II Леопольд II Франц II

Каролинги — Саксонская династия — Салическая династия — Гогенштауфены — Виттельсбахи — Габсбурги

Франц II — предки

Леопольд I (11 сентября 1679 — 27 марта 1729) герцог Лотарингии                       Франц I Стефан (8 декабря 1708 — 18 августа 1765) император Священной Римской империи                             Елизавета Шарлотта Бурбон-Орлеанская (13 сентября 1676 — 23 декабря 1744) герцогиня Лотарингии                       Леопольд II (5 мая 1747 — 1 марта 1792) император Священной Римской империи                                   Карл VI (1 октября 1685 — 20 октября 1740) император Священной Римской империи                       Мария Терезия (13 мая 1717 — 29 ноября 1780) императрица Священной Римской империи                             Елизавета Кристина Брауншвейг-Вольфенбюттельская (28 августа 1691 — 21 декабря 1750) императрица Священной Римской империи                       Франц II император Священной Римской империи                                         Филипп V (19 декабря 1683 — 9 июля 1746) король Испании                       Карл III (20 января 1716 — 14 декабря 1788) король Испании                             Изабелла Фарнезе (25 октября 1692 — 11 июля 1766) королева-консорт Испании                       Мария Луиза Испанская (24 ноября 1745 — 15 мая 1792) императрица Священной Римской империи                                   Август III (7 октября 1696 — 5 октября 1763) курфюрст Саксонии                       Мария Амалия Саксонская (24 ноября, 1724 — 27 сентября, 1760) королева-консорт Испании                             Мария Жозефа Австрийская (8 декабря 1699 — 17 ноября 1757) эрцгерцогиня Австрийская

Отрывок, характеризующий Франц II

Ночь была темная, теплая, осенняя. Шел дождик уже четвертый день. Два раза переменив лошадей и в полтора часа проскакав тридцать верст по грязной вязкой дороге, Болховитинов во втором часу ночи был в Леташевке. Слезши у избы, на плетневом заборе которой была вывеска: «Главный штаб», и бросив лошадь, он вошел в темные сени.
– Дежурного генерала скорее! Очень важное! – проговорил он кому то, поднимавшемуся и сопевшему в темноте сеней.
– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.