Пьяве, Франческо Мария

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Франческо Мария Пьяве»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Франческо Мария Пьяве
Francesco Maria Piave
Основная информация
Дата рождения

18 мая 1810(1810-05-18)

Место рождения

Мурано

Дата смерти

5 марта 1876(1876-03-05) (65 лет)

Место смерти

Милан

Страна

Италия

Профессии

либреттист,
режиссёр оперы

Жанры

опера

Франче́ско Мари́я Пья́ве (итал. Francesco Maria Piave; 18 мая 1810, Мурано — 5 марта 1876, Милан) — итальянский либреттист и оперный режиссёр.



Биография

С 1844 по 1860 год Пьяве был режиссёром и либреттистом в оперном театре «Ла Фениче» в Венеции, а в 1861 по рекомендации Джузеппе Верди перешёл в знаменитый миланский театр «Ла Скала». В 1867 году с ним случился апоплексический удар, что оставило его парализованным до самой смерти. Чтобы оказать поддержку Пьяве и его жене, в 1869 году Верди планировал выпустить альбом с 6 романсами с композициями Обера, Амбруаза Тома, Луиджи Риччи, Саверио Меркаданте и его самого; но задумка так и не была осуществлена.

Верди ценил Пьяве, поскольку тот написал для него 9 (вместе с Арольдо 10) либретто и верно служил Верди. Всё, что от него требовал композитор, Пьяве выполнял, однако не привнёс никаких особо инновативных идей. Но все же он помог осуществить Верди, который был свидетелем революции 1848 года в Париже и перенял оттуда многие идеалы и цели, его замыслы, как например критикующие общество оперы «Травиата» и «Риголетто». Травиата осталась единственной оперой Верди и Пьяве, чье действие происходит в современном обществе, в основном Пьяве брал за основу модные тогда романтичные произведения Байрона, Гюго, Антонио Гарсиа Гутьерреса и других авторов, которые сначала должны были быть переведены на итальянский их другом Андреа Маффей.

Часто в своих письма Верди высмеивал Пиаве, нередко из-за его тучной фигуры и нерасторопности.

Произведения

Напишите отзыв о статье "Пьяве, Франческо Мария"

Отрывок, характеризующий Пьяве, Франческо Мария

– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.