Франческо V д’Эсте

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Франческо V д’Эсте
итал. Francesco V<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Герцог Моденский.</td></tr>

Герцог Модены и Реджо
21 января 1846 года — 11 июня 1859 года
Предшественник: Франческо IV д’Эсте
Преемник: Объединенное королевство Италия
 
Рождение: 1 июня 1819(1819-06-01)
Модена, герцогство Моденское
Смерть: 20 ноября 1875(1875-11-20) (56 лет)
Вена, Австро-Венгрия
Род: Д’Эсте
Отец: Франческо IV д’Эсте
Мать: Мария Беатриче Савойская
Супруга: Адельгунда Баварская

Франческо V д’Эсте (итал. Francesco V; 1 июня 1819, Модена, герцогство Моденское — 20 ноября 1875, Вена, Австро-Венгрия) — герцог Модены в 18461859 годах, сын Франческо IV и Марии Беатриче Савойской.

Продолжал политику отца. Во время революции 1848 года бежал в марте 1848 года из своих владений. Власть Франческо V была восстановлена австрийскими войсками.

В 1859 году, после того как население герцогства в ходе плебисцита высказалось за присоединение к Сардинскому королевству, Франческо V выехал в Вену, захватив всю казну, часть библиотеки, картинной галереи, монет, мебели и ковров из дворца. Все это дало возможность ему жить в Австрии, ни в чём не нуждаясь.

Со смертью Франческо V в 1875 году линия Габсбургов-Эсте пресеклась. Титул «эрцгерцог Австрийский-Эсте» и огромное наследство достались 12-летнему племяннику Франца Иосифа I Францу Фердинанду, в 1896 году ставшему наследником австрийского престола и в 1914 году убитому в Сараеве.

Напишите отзыв о статье "Франческо V д’Эсте"



Литература


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Предшественник:
Мария Беатриче Савойская
(Мария III и II)
Якобитское престолонаследие
(Франциск I)

18401875
Преемник:
Мария Терезия Австрийская-Эсте
(Мария IV и III)

Отрывок, характеризующий Франческо V д’Эсте

Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.