Фрауенфельд, Альфред

Альфред Эдуард Фрауенфельд Alfred Eduard Frauenfeld<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Гауляйтер Вены
1 января 1930 года — ноябрь 1933 года
Предшественник:	Ойген Веркович
Преемник:	Леопольд Тавс
Генеральный комиссар Генерального округа «Крым — Таврия»
1 сентября 1942 — май 1944 года
Предшественник:	нет
Преемник:	нет
Рождение:	18 мая 1898(1898-05-18) Вена
Смерть:	10 мая 1977(1977-05-10) (78 лет) Гамбург
Партия:	Национал-социалистическая немецкая рабочая партия (НСДАП), 15.04.1929 – 08.05.1945
Профессия:	банковский служащий
Военная служба
Годы службы:	1916 – 1918
Принадлежность:	Австро-Венгрия
Род войск:	ВВС
Звание:	лейтенант

Альфред Эдуард Фрауенфельд (нем. Alfred Eduard Frauenfeld; 18 мая 1898 года, Вена — 10 мая 1977 года, Гамбург) — партийный и государственный деятель Третьего рейха, один из руководителей оккупационных органов на территорий СССР, генеральный комиссар Генерального округа Крым — Таврия в Рейхскомиссариате Украина (1 сентября 1942 — май 1944 года).

Биография

Фрауэнфельд был первым из трёх сыновей старшего земельного судебного советника в Вене. В 1916 году он сдал экзамен на аттестат зрелости и поступил добровольцем в армию. Участник Первой мировой войны. Служил в Галиции и Верхней Италии (Изонцо), в конце войны служил в австро-венгерских ВВС, лейтенант. В 1918 году женился.

После окончания войны получил свидетельство об окончании обучения как помощник каменщика. В 1920—1923 гг. учился технике и конструированию, в 1923—1929 гг. — банковский служащий в «Allgemeine Österreichische Bodenkreditanstalt» («Общеавстрийском земельном кредите») (Вена), член Объединения фронтовиков. Помимо службы в банке занимался написание и публикацией коротких историй в венских ежедневных газетах.

Активный участник нацистского движения в Австрии, входил в «Австрийский Культурбунд» («Österreichischer Kulturbund») — аналог созданного в Германии Альфредом Розенбергом «Боевого союза за немецкую культуру» («Kampfbund für deutsche Kultur»). 15 апреля 1929 года вступил в австрийское отделение НСДАП. В качестве делегата «Австрийского Культурбунда» принимал участие в съезде НСДАП в Нюрнберге 1-4 августа 1929 года.

С 1 сентября по 31 декабря 1929 года руководил районом НСДАП Вена-Виден. С 1 января 1930 года — гауляйтер Вены. На этом посту был одним из самых влиятельных нацистов в Австрии, 24 апреля 1932 года был избран членом городского совета Вены, являлся членом Тайного совета и земельного правительства, председатель фракции НСДАП в ландтаге. В ноябре 1933 года был арестован по обвинению в антиавстрийской деятельности. Находился под арестом по май 1934 года, после чего по настоянию германских властей был освобождён, покинул Австрию и переехал в Германию, в которой затем был партийным оратором НСДАП (Parteiredner).

С 1 июня 1935 года до начала Второй мировой войны — управляющий делами и советник президиума Имперской палаты театра (Reichstheaterkammer), член Имперского сената культуры (Reichskulturkammer). В 1936 году избран депутатом Рейхстага от Восточного Дюссельдорфа. Весной 1938 года был повторно избран в Рейхстаг по «Списку фюрера».

В 1938 году был переведён в Имперское министерство иностранных дел и в октябре в ранге генерального консула был назначен представителем МИДа в ОКВ. В апреле 1940 года был направлен в Норвегию, в июне — в Копенгаген. Участник Французской кампании (представитель МИДа при штабе 16-й армий). В начале 1941 году был представителем МИДа при штабе 10-й армии, действовавшей на Балканах.

После начала войны с СССР был прикреплен к Имперскому министерству восточных оккупированных территорий для замещения руководящих должностей. С 1 сентября 1942 года — генеральный комиссар Крыма — Таврии (со штаб-квартирой в Мелитополе). В том же 1942 году выступил с меморандумом о целесообразности переселения южно-тирольских немцев в Крым. 10 июля 1942 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер написал Фрауэнфельду письмо, в котором он благодарил его за меморандум и сообщал, что он говорил об этой идее с А. Гитлером. По словам Гиммлера, ни Гитлер, ни он сам не имеют ничего против переселения южно-тирольских немцев в Крым, но этот план может быть реализован только после окончания войны. Сам Крым вместе с Таврией (области Днепро-Молочанского междуречья в пределах современных Запорожской и Херсонской областей) и некоторыми другими районами южной Украины в дальнейшем по Генеральному плану «Ост» должны были составить «Готенгау», предполагавшийся к немецкой колонизации и непосредственной передаче в состав Рейха,,,,.

Однако всем этим планам не суждено было сбыться. После того как в апреле — мае 1944 года Крым был освобождён советскими войсками, Фрауэнфельд вернулся в Вену и затем до конца войны был командиром роты пропаганды Вермахта.

В мае 1945 года был арестован американскими войсками, содержался в лагере для интернированных в Дахау. В 1947 году приговорён к 15 годам тюремного заключения, в 1948 году освобожден. В 1948—1949 гг. работал в Херфорде, а с 1949 года — в Гамбурге, предприниматель, руководитель строительной организации в Гамбурге.

По данным тайной полиции Фрауэнфельд был членом «Братства» («Bruderschaft»), основанного 22 июля 1949 года в Гамбурге тайного союза нацистов,.

В начале 50-х годов входил в заговорщицкую нацистскую организацию «Кружок Наумана», представлявшую собой группу нацистских деятелей эпохи Третьего рейха, сплотившихся вокруг бывшего статс-секретаря Имперского министерства народного просвещения и пропаганды Вернера Наумана. В 1952/1953 гг. эта группа пыталась возглавить неонацистское движение в ФРГ и использовать структуры Свободно-Демократической партии Германии для проникновения нацистов в законодательные и исполнительные органы власти ФРГ.

Литература

• Залесский К.А. Вожди и военачальники Третьего рейха: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: "Вече", 2000. — С. 381–382. — 576 [16 илл.] с. — ISBN 5-7838-0550-5.

• Залесский К.А. Кто был кто в Третьем рейхе: Биографический энциклопедический словарь.. — М.: ООО «Издательство АСТ»: ООО «Издательство Астрель», 2002. — С. 637–638. — 942 [2] с. — ISBN 5-17-015753-3 (ООО «Издательство АСТ»); ISBN 5-271-05091-2 (ООО «Издательство Астрель»).

• Залесский К.А. НСДАП. Власть в Третьем рейхе. — М.: Эксмо, 2005. — С. 544–545. — 672 с. — ISBN 5-699-09780-5.

• Эрнст Клее (Ernst Klee) «Словарь персоналий Третьего Рейха» («Das Personenlexikon zum Dritten Reich»). — Франкфурт-на-Майне, Издательство Фишера, 2007. Стр. 162. — ISBN 978-3-596-16048-8. (2 издание)  (нем.)
• Werner Bräuninger «Meisterstück falscher Behandlung. Alfred E. Frauenfeld und die Probleme der Verwaltung der besetzten Ostgebiete». In: Werner Bräuninger «Hitlers Kontrahenten in der NSDAP. 1921—1945». — Herbig, München 2004, ISBN 3-7766-2367-5, S. 247—257.  (нем.)

Ссылки

• [portal.dnb.de/opac.htm?query=Woe%3D118535099&method=simpleSearch Литература об Альфреде Фрауенфельде в каталоге Немецкой национальной библиотеки]
• [www.reichstag-abgeordnetendatenbank.de/selectmaske.html?pnd=118535099&recherche=ja Альфред Фрауенфельд в Базе данных депутатов Рейхстага]

Отрывок, характеризующий Фрауенфельд, Альфред

Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.