Фрашери, Сами

Сами Фрашери
Şemseddin Sami Bey
Сами Фрашери с женой Эмине
Дата рождения:	1 июня 1850(1850-06-01)
Место рождения:	Фрашер, Румелия, Османская империя
Дата смерти:	18 июня 1904(1904-06-18) (54 года)
Место смерти:	Стамбул, Османская империя
Род деятельности:	писатель, философ, драматург, публицист
Направление:	гуманистическая психология
Жанр:	мелодраматическая беллетристика
Язык произведений:	албанский, османский

Сами Фрашери, также известный как Шемсеттин Сами Фрашери (тур. Şemseddin Sami Bey, алб. Sami Frashëri; 1 июня 1850, Фрашер, Румелия, Османская империя — 18 июня 1904, Стамбул, Османская империя) — албанский и турецкий просветитель, писатель, философ, учёный и драматург. Он внёс большой вклад в реформу османо-турецкого языка и известен в османской литературе под именем Шемсэддин Сами Эфенди.

Вместе со своими братьями Абдюлем и Наимом издавал газету «Рилиндья комбэтаре» (алб. Rilindja Kombëtare), став видным деятелем Национального Возрождения Албании.

Биография

Фрашери был одним из сыновей разорившегося бея из Фрашера (округ Пермет). По вероисповеданию Сами Фрашери являлся мусульманином-бекташи.

Фрашери окончил греческую гимназию «Зосима» в городе Янина. Там он познакомился с западной философией и изучал греческий, французский и итальянский языки. С помощью репетитора он также выучил арабский, турецкий и персидский. В 1872 году переселился в Стамбул, где работал в правительственном пресс-бюро. Основной целью его жизни, как и у других участников движения албанского возрождения, являлось развитие и совершенствование албанской культуры, а также независимость страны.

Сами Фрашери умер 18 июня 1904 года после тяжелой болезни в своем доме в Эренкёе, г. Стамбул.

Деятельность

Вместе со старшим братом Абдюлем, Хасаном Тахсини, Пашко Васой и Яновом Врето, Фрашери основал Центральный комитет по защите национальных прав албанцев. В начале 1879 года в этом комитете была создана Комиссия по созданию албанского алфавита, в которой участвовали Сами Фрашери, Васо Пашко, Яни Врето и Кото Ходжи. Сами Фрашери основал и возглавил Общество албанистики; учёные записки Общества собирал его брат Наим.

Фрашери был известен как лексикограф, он стал автором первых учебников по грамматике для албанских школ, а также ряда трудов по турецкой лексикографии (2-томный турецко-французский и французско-турецкий словарь, толковый «Словарь турецкого языка»).

Известность ему принесли сентиментальный роман «Любовь Талата и Фитнат» (1872), пьеса «Беса, или Верность клятве» (1875), публицистика.

Послание Фрашери «Албания — какой она была, какой она стала, какой она будет», опубликованное в 1899 году в газете «Рилиндья Комбетаре», стало манифестом Албанского движение национального возрождения. Фрашери открыл дискуссию о перспективах развития свободной и независимой республики Албании. Так, начав с требований автономии и борьбы за собственный алфавит и образование, он помог албанскому национальному освободительному движению сформулировать и развить требования независимости.

Племянник Сами Фрашери Мидхат Фрашери — лидер албанских националистов, основатель Балли Комбетар.

Ссылки

• Bombaci A., Storia del la letteratura turca, (Mil., 1956), p. 434; Levend A., Şemsettin Sami, Ankara, 1969.
• [feb-web.ru/feb/ivl/vl7/vl7-6013.htm Литература 50—70-х годов. Фундаментальная электронная библиотека]
• [www.philatelia.ru/classik/plots/?more=1&id=2177 Фрашери Шемсеттин Сами на сайте Philatelia.ru]

Отрывок, характеризующий Фрашери, Сами

В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.


Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.