Александр Невский (фрегат)
«Александр Невский» — винтовой фрегат (1861—1868) русского военно-морского флота, последний русский боевой корабль, построенный из дерева.
Содержание
Технические характеристики
«Александр Невский» был вторым и завершающим судном в серии типа «Дмитрий Донской». На основе чертежей фрегата американской постройки «Генерал-адмирал» этот проект был разработан корабельным инженером И. С. Дмитриевым.
Корабль предназначался для длительного крейсерства в отдалённых районах мирового океана.
По проекту он должен был иметь водоизмещение в нормальном грузу 4562 т. при длине 82,91 м, ширине 15,54 м, осадке носом 6,55 м и кормой 7,16 м.
Материалом корпуса были в основном дуб и лиственница, с небольшим количеством сосны для второстепенных конструкций.
Кроме парусов, движение кораблю должна была сообщать горизонтальная двухцилиндровая паровая машина простого расширения с нарицательной мощностью 800 л.с. и индикаторной 2500 л.с.
Шесть коробчатых котлов вырабатывали пар рабочим давлением до 1,5 атм. Дымоходы котлов выводились в одну широкую и низкую трубу.
Гребной винт был двухлопастный, при ходе под парусами он убирался в специальную шахту.
Расчётная скорость под парами была 12 узлов.
Запас угля составлял 500 т. Предполагалось, что его должно было бы хватить на 1500 миль при 11 узлах.
Вооружение
Корабль имел закрытую батарею (по 17 орудийных портов на каждый борт), а также орудия на верхней палубе.
Всего предполагалось вооружить фрегат 51-й 60-фунтовой (196 мм) чугунной бомбической пушкой.
Команда корабля составляла 705 человек, из них — 41 офицер.
История постройки
Фрегат строился «с подряда» — то есть, организацией постройки по договору занималось частное лицо. Для этого последнему предоставлялось стапельное место на одном из государственных судостроительных заводов и необходимые материалы.
23 сентября 1858 года был подписан контракт с купцом 1-й гильдии С. Г. Кудрявцевым (до этого уже построившим для флота фрегат «Аскольд»), который брался построить корпус нового фрегата за 170.000 рублей серебром.
12 января 1859 года на стапели казённой Охтинской верфи в пригороде Санкт-Петербурга были выставлены «первые дерева киля». 2 мая 1859 года находящемуся в постройке фрегату приказом Управляющего Морским министерством было присвоено наименование «Александр Невский». Это был уже седьмой боевой корабль Русского флота с таким названием. Механизмы были заказаны Адмиралтейским Ижорским заводам в Колпино. Однако в дальнейшем их переадресовали на броненосный фрегат «Севастополь», а механизмы «Севастополя» стоимостью 400.000 рублей производства Механического и Литейного завода Берда передали «Александру Невскому».
21 сентября 1861 года фрегат был спущен на воду. 4 октября фрегат привели в плавучем доке в Кронштадт, а 14 октября поставили в сухой док и приступили к обшивке подводной части медными листами, монтажу механизмов и вооружения. 14 июня 1863 года фрегат «Александр Невский» под командованием капитана 1-го ранга А. Н. Андреева начал кампанию, подняв флаг и вымпел. 26 июня корабль с комиссией морского ведомства проходил паровую пробу механизмов.
При осадке носом 6,50 м и кормой 7,54 м (что соответствовало водоизмещению на 110 т. большему, чем предусматривалось спецификацией) фрегат развил на мерной миле среднюю из двух пробегов скорость 11,77 узлов при средней индикаторной мощности машины 2556 л.с. Вооружение нового фрегата составили 50 пушек калибром 60 фунтов — 22 «длинных» (№ 1) и 28 «коротких» (№ 2).
Боевая служба
Первым боевым походом «Александра Невского» стало его участие в экспедиции к берегам Северо-Американских Штатов.
25 июня 1863 года император Александр II подписал высочайшее разрешение на посылку в Атлантический океан крейсерской эскадры для действий на торговых путях Великобритании в случае начала боевых действий.
Флагманским кораблём начальника Особой эскадры в Атлантическом океане контр-адмирала Лесовского был назначен истребитель торговли «Александр Невский» под командованием нового командира — капитана 1-го ранга М. Я. Федоровского.
Рейдерство у американских берегов продолжалось с 13 сентября 1863 года по 4 июня 1864 года.
После выполнения поставленных задач «Александр Невский» некоторое время ремонтировался в порту Нью-Йорка, после чего 14 июля 1864 года взял курс на Гибралтар. Около полугода фрегат возглавлял эскадру русских судов в Средиземном море, начальником которой стал Лесовский, а 21 мая 1865 года «Александр Невский» благополучно вернулся в Кронштадт.
Кроме всего, на его борту в Россию было доставлено тело умершего за границей цесаревича Николая.
Следующая заграничная кампания «Александра Невского» началась 25 мая 1867 года.
В этом плавании фрегат посетил Канары и острова Зелёного Мыса, затем присоединился к отряду русских судов в греческих водах (начальник отряда — контр-адмирал И. И. Бутаков). Отряд занимался спасением греческих повстанцев, воевавших с турками на Крите.
В дальнейшем фрегат проходил докование в Тулоне, откуда 18 июня 1868 года направился в Поти, где принял на борт Великого Князя Алексея Александровича.
В августе «Александр Невский» направился на Балтику, по пути посетив Пирей.
Гибель корабля
В ночь с 12 на 13 сентября 1868 года, следуя под всеми парусами Ютландским проливом, южнее маяка Ханстхольмен в 2 милях от города Лемвиг корабль на 10-узловом ходу выскочил на прибрежную косу.
Причиной трагедии считаются несогласованные действия командования.
Возглавлявший поход вице-адмирал К. Н. Посьет в ту штормовую ночь решил идти в пролив Скагеррак под парусами, без использования парового двигателя. Командир фрегата капитан 1-го ранга Оскар фон Кремер посчитал такое решение неверным, однако не мог перечить Посьету.
Вот что сообщил в дальнейшем о случившемся командир фрегата:
Я вдруг увидел в правой стороне чёрную полосу близ фрегата и тотчас же скомандовал «Право на борт!». Но в тот же момент фрегат сильно ударился кормой, а волна, ударяя в левый борт, вкатилась на шканцы… Это случилось в 2.30 утра… Вслед за первым ударом последовал второй, ещё сильнее, а потом и третий. Адмирал, все офицеры и команда выбежали наверх моментально… Сила удара, свежесть ветра… и близость берега не позволяли сомневаться, что нет ни малейшей надежды снять фрегат… Адмирал приказал рубить мачты… В то же время лейтенанты Его Императорское Высочество Алексей Александрович, Ден, Вишилов и прочие офицеры… занимались устройством плотов…Попытка спустить шлюпку и завести трос на берег закончилась трагедией — погибли два офицера, квартирмейстер и два матроса. Наконец, трос завести удалось.
К фрегату пришла спасательная лодка… Я отправил на ней больных и лейтенанта Тудора, который знал шведский язык… На предложение генерал-адъютанта Посьета отправиться на катере… Алексей Александрович положительно отказался, не желая оставить фрегат из первых". Только когда связь с берегом была налажена и начался своз команды, Его Императорское Высочество, видя, что есть надежда спасти и других, согласился уехать… На берегу адмирал был встречен… командою, стоявшей во фронт… и тотчас же приказал отслужить молебен, а затем панихиду по погибшим товарищам.
Виновников нелепой гибели фрегата император по семейному великодушию освободил от всякой ответственности (Посьет был наставником и воспитателем цесаревича Алексея — будущего генерал-адмирала).
В Дании хранят память об этом событии в истории российского флота.
В порту города Тюборн (северо-западное побережье Ютландии) стоит на постаменте один из якорей фрегата «Александр Невский». В музее соседнего городка Лемвиг есть отдельный раздел, посвященный этому происшествию. На церковном кладбище городка Харбор есть братская могила, в которой покоятся три моряка — квартирмейстер унтер-офицер Одинцов, матросы Шилов и Поляков, погибшие во время спасения экипажа «Александра Невского» (тела ещё двух офицеров, погибших при этом, были перевезены в Россию).
На скромном надгробном камне надпись — «Они пошли на смертельный риск ради спасения своих товарищей. Господи, да упокой их души»
Начавшиеся вскоре шторма нанесли корпусу сильные повреждения, и 2 ноября 1868 года фрегат был исключён из списка судов флота и морского ведомства.
В 1869 году остатки фрегата продали на слом за 16 108 рублей, но к работам по утилизации судна новые владельцы по каким-то причинам приступили только в 1900 году.
Так закончилась история последнего деревянного фрегата русского флота.
Российский флот учел уроки этой катастрофы. В списке других соображений, предоставленных в результате расследования причин гибели «Александра Невского», особое внимание обратили на меры по безопасности плавания в штормовых условиях.
К. Н. Посьет стал организатором созданного в России в 1872 году Общества спасения на водах.
Фрегат «Александр Невский» в искусстве
- Знаменитый русский поэт князь Петр Андреевич Вяземский, встречавший в Ницце на борту фрегата новый 1865 год, посвятил кораблю стихотворение «Фрегат „Александр Невский“». В том же году поэт написал стихотворение «Вечером на берегу моря», посвященное траурному плаванию фрегата из Ниццы в Кронштадт с телом покойного великого князя Николая Александровича.
- Известны две картины знаменитого русского художника-мариниста А. П. Боголюбова, посвященные гибели фрегата «Александр Невский».
В своих «Записках моряка-художника» Боголюбов так вспоминал об этом:
На одном из вечеров у цесаревича получено было известие о крушении у берегов Дании фрегата «Александр Невский», на котором плавал В.Кн. Алексей Александрович. Фрегат раскатало вдребезги, но Его Высочество благополучно спасся от гибели. Событие это по приказанию Государя императора я написал в двух картинах, составляющих собственность генерал-адмирала. Это — «Выход Великого Князя из катера в бурунах» и «Благодарственный молебен вечером после крушения на берегу». Для этого я отправился в Данию, где написал этюды местности и бурунов, а фрегат уже видел по частям, выброшенный на берег. На обратном пути я заехал в Копенгаген, был принят королём и королевой, завтракал у них, получил письма и некоторые посылки, с которыми и вернулся в Петербург
Напишите отзыв о статье "Александр Невский (фрегат)"
Литература
- Павел Мамонтов, «Русские в Скандинавии». Издана посольством РФ в Швеции.
Ссылки
- [www.cnw.mk.ua/weapons/images/a_nevsky_vvy.pdf История «Александра Невского» (PDF)]
- [world.lib.ru/w/wladimir_m/mirglazamiemigranta.shtml Двойной Морской Десант России для Статуи Свободы]
- [eurodigest.se/2009/03/22/гибель-фрегата-”александр-невский”/ Гибель фрегата «Александр Невский» у берегов Дании — малоизвестная в России история]
Отрывок, характеризующий Александр Невский (фрегат)
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.
Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.
– Оооо!… Бросьте, ради Христа, – закричал раненый; но его всё таки подняли и положили.
Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .
Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
