Фрегозо, Пьетро Старший

Пьетро Кампофрегозо итал. Pietro Fregoso <tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Дож Генуи
15 июля 1393 — 15 июля 1393
Предшественник:	Антонио Монтальдо
Преемник:	Клементе ди Промонторио
Рождение:	1330(1330) Генуя
Смерть:	1404(1404) Генуя
Отец:	Роландо Фрегозо
Мать:	Манфредина Фрегозо
Супруга:	1. Теодора Спинола 2. Бенедетта Дориа
Дети:	Томмазо, Баттиста, Мартино, Помеллина

Пьетро Кампофрегозо (итал. Pietro Fregoso; 1330, Генуя — 22 апреля 1404, Генуя) — дож Генуэзской республики.

Биография

Дата рождения Пьетро точно неизвестна. Считается, что он родился в Генуе в 1330 году, его отцом был Роландо Фрегозо, матерью - Манфредина Фрегозо. Его брат Доменико был избран дожем в 1370 году, и его племянник Джакомо стал дожем в 1380 году.

Пьетро стал бакалавром права и присоединился к семейному бизнесу, связанному с торговлей с Востоком. На политической сцене он приобрел ряд должностей, включая титул подеста́ в городе Нови, а в 1383 году он стал адмиралом республики и был ответственным за завоевание Кипра. За успехи в Эгейском море он был награждён дворцом в Генуе, впоследствии управляемым его братом.

Правление

Его назначение (или самоназначение, как указано в некоторых исторических текстах) дожем 15 июля 1393 года, в возрасте 63 года, произошло в период кризиса власти, когда правящий дож Антонио Монтальдо ушел в отставку. Его правление длилось всего несколько часов, пока Клементе ди Промонторио не отстранил его от власти. Сам переход поста дожа к Промоторио был результатом хрупкого политического компромисса, и уже на следующий день место дожа занял Франческо Джустиниано ди Гарибальдо.

Последние годы

После этого краткого эпизода Пьетро продолжил юридическую практику и политическую карьеру, в частности, как член Совета старейшин. Он был главным действующим лицом, наряду с Антонио Гуарко, в свержении дожа Николо Дзоальи в августе 1394 года.

22 апреля 1404 года Пьетро умер в Генуе и был похоронен в хоре церкви Кастеллетто-ди-Сан-Франческо .

От двух браков с Теодорой Спинола (умершей в 1370 году) и Бенедеттой Дориа у него было множество детей; среди них два будущих дожа Томмазо ди Кампофрегозо и Баттиста ди Кампофрегозо (1380—1442), Мартино Фрегозо, который стал послом и мэром Савоны, дочь Помеллина, которая была регентом Монако от имени своей внучки Клодины.

Библиография

• Sergio Buonadonna, Mario Mercenaro. Rosso doge. I dogi della Repubblica di Genova dal 1339 al 1797. — Genova: De Ferrari Editori, 2007.

Отрывок, характеризующий Фрегозо, Пьетро Старший

А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».