Мак-Каббин, Фредерик

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Фредерик Мак-Каббин»)
Перейти к: навигация, поиск
Фредерик Мак-Каббин

Автопортрет (1913), Национальная галерея Виктории
Дата рождения:

25 февраля 1855(1855-02-25)

Место рождения:

Мельбурн

Дата смерти:

20 декабря 1917(1917-12-20) (62 года)

Место смерти:

Саут-Ярра

Гражданство:

Австралия Австралия

Жанр:

пейзаж

Стиль:

реализм

Фредерик Мак-Каббин (англ. Frederick McCubbin, 25 февраля 1855, Мельбурн — 20 декабря 1917, Саут-Ярра) — австралийский художник, один из крупнейших представителей Гейдельбергской школы (англ. Heidelberg Art School), реалистического течения в австралийской живописи конца XIX века.



Биография

Фредерик Мак-Каббин родился в 1855 году в Мельбурне, третьим из восьми детей в семье пекаря Александра Маккаббина и его жены Энни, урождённой Мак-Уильямс. До 1869 года посещал школу, затем устроился работать помощником солиситора. Одновременно он помогал своей семье, развозя тележки с хлебом. Около 1870 года Мак-Каббин начал посещать вечерние занятия живописи, а в 1871 году устроился на пять лет учеником в художественную мастерскую, занимающуюся росписью экипажей. В 1872 году он начал учиться в школе дизайна при Национальной галерее Виктории у Томаса Кларка, позже у Освальда Роуза Кэмпбелла и Юджина фон Герара (англ. Eugene von Guerard). Мак-Каббин также учился в Академии искусств Виктории и участвовал в её ежегодных выставках. На выставке 1880 года ему удалось продать свою первую картину.

В 1877 году отец художника умер, и тому пришлось взять ответственность за семейное пекарное дело. Он продолжал учиться живописи, уже у нового директора Национальной галереи Виктории, Джорджа Фредерика Фолингсби (англ. George Frederick Folingsby), до 1885 года.

Уже ранние работы Мак-Каббина, выполненные им в период обучения, получили благожелательные отзывы критики. Если в ранних работах, несших отпечатки влияния Фолингсби, он в основном изображал городские пейзажи, с 1884 года художник обратился к темам сельской Австралии и начал работать на пленэре, в буше около Мельбурна.

В 1885 году вместе со своим другом Томом Робертсом (англ. Thomas William Roberts) они создали лагерь для регулярных занятий живописью на открытом воздухе. Позже к ним присоединились Артур Стритон (англ. Sir Arthur Ernest Streeton) и Джордж Росси Эштон. Позже, в 1891 году, эти художники стали ядром так называемой гейдельбергской школы живописи, называемой так, потому что они писали свои работы около Гейдельберга (англ. Heidelberg), пригорода Мельбурна. В 1886 году Мак-Каббин получил место преподавателя в Школе дизайна Национальной галереи Виктории, и в том же году он стал одним из основателей Ассоциации австралийских художников, образованной группой художников, ушедших из Академии искусств Виктории. В 1888 году Ассоциация и Академия снова объединились, образовав Общество художников Виктории. В 19031904 и 1909 годах Мак-Каббин был избран президентом Общества.

В 1889 году он женился на Анне Мориарти (англ. Annie Moriarty). Их сын Луис Фредерик, родившийся в 1890 году, позже стал директором Художественной галереи Южной Австралии (англ. Art Gallery of South Australia). Кроме него, в семье было ещё шесть детей.

В 1893 году первая работа художника, «Время кормить птиц», была куплена государственным музеем — Национальной галереей Виктории. Интересно, что позже эта картина была обменена на другую картину Мак-Каббина и в настоящее время находится в частном собрании. В 1898 году картины Мак-Каббина были отобраны на выставку австралийского искусства, проходившую в Лондоне. 22 апреля 1904 года в Мельбурне открылась большая персональная выставка художника.

В 1907 году впервые в жизни Фредерик Мак-Каббин посетил Европу, побывав в Англии и Франции. На него произвели большое впечатление работы Тёрнера, влияние которого просматривается во всём позднем творчестве художника.

В 1915 году Мак-Каббин получил известия о том, что его брат утонул при крушении пассажирского парохода, а его сын Хью был ранен при Галлиполи. Эти сообщения подорвали здоровье художника, после чего он уже не восстановился. В 1916 году он ушёл в отставку с должности преподавателя, которую занимал тридцать лет, а 20 декабря 1917 года умер в своём доме в Соут-Ярре, пригороде Мельбурна, от инфаркта. Похоронен на Брайтонском кладбище в Мельбурне.

Работы Мак-Каббина имеются в собраниях всех крупных австралийских художественных музеев, включая Национальную галерею Австралии. Его картина «Идиллия буша» (1893) в 1998 году была продана на аукционе более чем за два миллиона долларов, что является рекордом для австралийской живописи[1]. В 1989 году одна из галерей Общества художников Виктории получила имя Фредерика Мак-Каббина.

Напишите отзыв о статье "Мак-Каббин, Фредерик"

Примечания

  1. [www.arteducation.com.au/artist-biographies/frederick-mccubbin Frederick McCubbin (1855—1917), Art Education]

Ссылки

  • [www.artistsfootsteps.com/html/McCubbin_biography.htm Биография на сайте Департамента образования Австралии]
  • [www.pictureaustralia.org/search/frederick%20mccubbin Произведения Фредерика Мак-Каббина]
  • David Thomas. [adbonline.anu.edu.au/biogs/A100232b.htm McCubbin, Frederick (Fred) (1855 - 1917)]. Australian Dictionary of Biography, Volume 11 pp 242-243. Melbourne University Press (1986). Проверено 4 апреля 2008. [www.webcitation.org/66WBrI03e Архивировано из первоисточника 29 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Мак-Каббин, Фредерик

– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.


Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
– Марья Дмитриевна, пустите меня к ней ради Бога! – сказала она. Марья Дмитриевна, не отвечая ей, отперла дверь и вошла. «Гадко, скверно… В моем доме… Мерзавка, девчонка… Только отца жалко!» думала Марья Дмитриевна, стараясь утолить свой гнев. «Как ни трудно, уж велю всем молчать и скрою от графа». Марья Дмитриевна решительными шагами вошла в комнату. Наташа лежала на диване, закрыв голову руками, и не шевелилась. Она лежала в том самом положении, в котором оставила ее Марья Дмитриевна.
– Хороша, очень хороша! – сказала Марья Дмитриевна. – В моем доме любовникам свидания назначать! Притворяться то нечего. Ты слушай, когда я с тобой говорю. – Марья Дмитриевна тронула ее за руку. – Ты слушай, когда я говорю. Ты себя осрамила, как девка самая последняя. Я бы с тобой то сделала, да мне отца твоего жалко. Я скрою. – Наташа не переменила положения, но только всё тело ее стало вскидываться от беззвучных, судорожных рыданий, которые душили ее. Марья Дмитриевна оглянулась на Соню и присела на диване подле Наташи.
– Счастье его, что он от меня ушел; да я найду его, – сказала она своим грубым голосом; – слышишь ты что ли, что я говорю? – Она поддела своей большой рукой под лицо Наташи и повернула ее к себе. И Марья Дмитриевна, и Соня удивились, увидав лицо Наташи. Глаза ее были блестящи и сухи, губы поджаты, щеки опустились.
– Оставь… те… что мне… я… умру… – проговорила она, злым усилием вырвалась от Марьи Дмитриевны и легла в свое прежнее положение.
– Наталья!… – сказала Марья Дмитриевна. – Я тебе добра желаю. Ты лежи, ну лежи так, я тебя не трону, и слушай… Я не стану говорить, как ты виновата. Ты сама знаешь. Ну да теперь отец твой завтра приедет, что я скажу ему? А?
Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.