Робертс, Фредерик

Фредерик Слей Робертс, 1-й граф Робертс Кандагарский
Frederick Sleigh Roberts, 1st Earl Roberts of Kandahar
фотография Робертса
Прозвище	Бобс
Дата рождения	30 сентября 1832(1832-09-30)
Место рождения	Канпур, Индия
Дата смерти	14 ноября 1914(1914-11-14) (82 года)
Место смерти	Сент-Омер, Франция
Принадлежность	Британская армия
Род войск	артиллерия
Годы службы	1851—1904
Звание	фельдмаршал
Сражения/войны	Восстание сипаев Англо-эфиопская война Вторая англо-афганская война Третья англо-бирманская война Англо-бурская война (1899—1902)
Награды и премии
В отставке	писатель, публичный оратор

Фредерик Слей Робертс, 1-й граф Робертс Кандагарский (англ. Frederick Sleigh Roberts, 1st Earl Roberts of Kandahar; 30 сентября 1832 — 14 ноября 1914) — выдающийся британский военачальник, фельдмаршал (1895), один из наиболее успешных военных деятелей Викторианской эпохи.

Биография

Детство и юность

Фредерик Слей Робертс родился в Индии, в городе Канпур в семье майора. Его отец, Эйбрахам Робертс, состоял на службе в Ост-Индской компании. Предками Робертсов были французские гугеноты, бежавшие от преследования в Ирландию. Говоря об англо-ирландском происхождении Робертса, исследователи подразумевают его конфессиональную ориентацию (англиканство) и традиционную лояльность британской короне. В возрасте с четырёх и до девятнадцати лет Фредерик жил в Англии, где учился в частных пансионатах, в Итоне, в военных училищах, в том числе в Сандхёрсте, откуда в 1851 году был выпущен в чине второго лейтенанта. После завершения учёбы Робертс получил своё первое назначение — в Пешавар, в полк Бенгальской артиллерии, в распоряжение своего отца.

Военная карьера

С 1852 года и по 1857 год Фредерик служил адъютантом отца, а после его отставки получил назначение на должность помощника заместителя начальника штаба дивизии. Робертс-младший легко вошёл в местное офицерское сообщество и унаследовал вслед за отцом прозвище Бобс.

Восстание сипаев прервало рутинную жизнь британских военных — в качестве штабного офицера Робертс был включён в состав карательной колонны под командованием Невиля Чемберлена (англ. Neville Bowles Chamberlain). В обязанности Бобса входило снабжение колонны всеми видами довольствия и разведка маршрута следования. Первое настоящее боевое крещение молодой офицер прошёл во время осады Дели (30 мая — 20 сентября 1857 года), где он попеременно выступал в качестве командира, наводчика и заряжающего. Тогда же получил первое боевое ранение, был госпитализирован, однако вскоре вернулся в строй.

После падения Дели лейтенант Робертс отправился к родителям в Ирландию, в долговременный лечебный отпуск. За время пребывания дома Фредерик успел жениться на любимой девушке Норе Бьюз (англ. Nora Henrietta Bews) (с которой проживёт всю жизнь), а также получить свою первую награду, Крест Виктории, из рук самой королевы.

Участие в подавлении индийского восстания дало молодому офицеру преимущество в чинопроизводстве — в 1860 году он вернулся в Индию с молодой женой уже в звании капитана. В последующие несколько лет карьера Робертса продвигалась не столь успешно: в звании майора ему пришлось прослужить целых десять лет. Семейная жизнь Бобса была омрачена: дети у молодой четы рождались часто, но так же часто умирали в младенчестве от тяжёлого климата и плохих санитарных условий. Нора и Фредерик потеряли в Индии троих детей.

Когда в 1867 году после длительных и безуспешных попыток мирным путём освободить заложников в Эфиопии британское правительство организовало посылку в Абиссинию бригады индийских войск под командованием Д. Стюарта. Первым заместителем начальника штаба экспедиции был назначен подполковник Робертс, который отвечал за погрузку войск на суда и разгрузку их на месте десантирования. Бобс отказался от принятой ранее в британской армии практики раздельного транспортирования боевых частей и их снаряжения, что снизило риск потери снаряжения в море. Проведя практически безукоризненную высадку и эвакуацию десанта после выполнения миссии, Фредерик стал известен начальству как талантливый штабист и умелый военный администратор.

В течение последующего десятилетия Робертс совершил очередной подъём по карьерной лестнице и получил звание генерал-майора. Как и вице-король Индии лорд Литтон он был сторонником «наступательной политики» и считал продвижение русских в Средней Азии опасностью для Британской империи.

В конце 1878 года Бобс был назначен командиром одного из трёх отрядов вторжения, которые должны были вторгнуться в Афганистан. Это была первая командная должность, которую получил профессиональный штабист за четверть века служения британской короне. Робертс с минимальными потерями занял Курамскую долину, чем во многом предопределил успешное завершение первого этапа второй англо-афганской войны.

«Звёздный час» Робертса — сражение с армией афганского эмира 1 сентября 1880 года близ Кандагара. Афганцы, с успехом ведшие партизанскую войну, нанесли британским частям ряд чувствительных поражений и, видимо, под воздействием первоначальных успехов, переоценили свои возможности. Войско эмира Айюб-Хана рискнуло встретить британцев в открытом поле, что его и погубило. Робертс успешно реализовал все преимущества современной армии против средневекового племенного ополчения. Англо-индийские войска под его командованием разбили афганцев, рассеяли их армию, потеряв всего несколько десятков человек, тогда как потери афганцев доходили до 2-3 тыс. убитыми. По соглашению с новым правителем страны Робертс отказался от завоевания страны, но установил контроль над её внешней политикой.

Этой победой Робертс гордился больше, чем всеми остальными своими достижениями. Именно после этого сражения он был удостоен титула Герцога Кандагарского. И хотя потом к его титулу прибавились другие громкие эпитеты (герцог Преторийский, например), он среди военнослужащих так и именовался до самой смерти Робертс Кандагарский.

В 1885 году назначен главнокомандующим в Индии, в ноябре того же года открыл боевые действия против Бирмы и к 1 января 1886 года объявил о её присоединении к британской короне. В 1892 году получил титул барона Кандагарского и Уотерфордского и в следующем году вернулся в Англию. С 1895 года сделан главнокомандующим в Ирландии и фельдмаршалом.

В октябре 1899 года нападением буров на Капскую колонию Великобритании началась Вторая англо-бурская война. В декабре, когда события приняли неблагоприятный для англичан оборот, Робертс был назначен главнокомандующим действующей армией на юге Африки, добился перелома в войне и к 5 июня 1900 года занял Преторию, объявив о присоединении Трансвааля и Оранжевой республики к Империи, после чего сдал командование генералу Китченеру и вернулся в метрополию.

Получил в 1901 году титул графа Претории. В 1901-04 годах именовался главнокомандующим всеми британскими войсками, пока этот пост не был упразднён. С началом Первой мировой войны 1 августа 1914 года отправился на театр военных действий, но вскоре умер от пневмонии 14 ноября 1914 года.

Награды

• Крест Виктории (1858)
• Рыцарь Ордена Бани (1872)
• Рыцарь-командор Ордена Бани (1879)
• Рыцарь Большого креста Ордена Бани (1880)
• Кавалер-компаньон Ордена Индийской империи (1880)
• Рыцарь — великий командор Ордена Индийской империи (1887)
• Рыцарь — великий командор Ордена Звезды Индии (1893)
• Рыцарь Ордена Святого Патрика (1897)
• Рыцарь Ордена Подвязки (1900)
• Член Ордена Заслуг (26 июня 1902)
• Рыцарь Милосердия Ордена Святого Иоанна Иерусалимского
• Медаль за подавление мятежа в Индии
• Медаль за Абиссинскую войну
• Индийская медаль

Литература

• Michael Barthorp. [books.google.com/books?id=XrINV_uzJHcC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=true Queen Victoria's Commanders]. — 1. — Oxford: Osprey Publishing, 2000. — 64 p. — (Elite Series). — ISBN 1-841-76054-4.

Отрывок, характеризующий Робертс, Фредерик

Молодой граф, задыхаясь, не обращая на них внимания, решительными шагами прошел мимо них и пошел в дом.
Графиня узнавшая тотчас через девушек о том, что произошло во флигеле, с одной стороны успокоилась в том отношении, что теперь состояние их должно поправиться, с другой стороны она беспокоилась о том, как перенесет это ее сын. Она подходила несколько раз на цыпочках к его двери, слушая, как он курил трубку за трубкой.
На другой день старый граф отозвал в сторону сына и с робкой улыбкой сказал ему:
– А знаешь ли, ты, моя душа, напрасно погорячился! Мне Митенька рассказал все.
«Я знал, подумал Николай, что никогда ничего не пойму здесь, в этом дурацком мире».
– Ты рассердился, что он не вписал эти 700 рублей. Ведь они у него написаны транспортом, а другую страницу ты не посмотрел.
– Папенька, он мерзавец и вор, я знаю. И что сделал, то сделал. А ежели вы не хотите, я ничего не буду говорить ему.
– Нет, моя душа (граф был смущен тоже. Он чувствовал, что он был дурным распорядителем имения своей жены и виноват был перед своими детьми но не знал, как поправить это) – Нет, я прошу тебя заняться делами, я стар, я…
– Нет, папенька, вы простите меня, ежели я сделал вам неприятное; я меньше вашего умею.
«Чорт с ними, с этими мужиками и деньгами, и транспортами по странице, думал он. Еще от угла на шесть кушей я понимал когда то, но по странице транспорт – ничего не понимаю», сказал он сам себе и с тех пор более не вступался в дела. Только однажды графиня позвала к себе сына, сообщила ему о том, что у нее есть вексель Анны Михайловны на две тысячи и спросила у Николая, как он думает поступить с ним.
– А вот как, – отвечал Николай. – Вы мне сказали, что это от меня зависит; я не люблю Анну Михайловну и не люблю Бориса, но они были дружны с нами и бедны. Так вот как! – и он разорвал вексель, и этим поступком слезами радости заставил рыдать старую графиню. После этого молодой Ростов, уже не вступаясь более ни в какие дела, с страстным увлечением занялся еще новыми для него делами псовой охоты, которая в больших размерах была заведена у старого графа.


Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.