Фрейзер, Саймон

Саймон Фрейзер
Simon Fraser
Саймон Фрейзер
Род деятельности:	путешественник, торговец пушниной
Дата рождения:	20 мая 1776(1776-05-20)
Место рождения:	Мэплтаун, штат Нью-Йорк
Гражданство:	Великобритания
Дата смерти:	18 августа 1862(1862-08-18) (86 лет)
Место смерти:	собственная ферма в округе Стормонт, провинция Онтарио, Канада
Отец:	Саймон Фрейзер
Супруга:	Катерина МакДонел

Са́ймон Фре́йзер (англ. Simon Fraser; 20 мая 1776—18 августа 1862) — торговец пушниной и исследователь, нанёсший на карту бо́льшую часть территории современной канадской провинции Британская Колумбия. Фрейзер работал в «Северо-Западной компании». К 1805 году он отвечал за всю деятельность компании к западу от Скалистых гор. Организовал строительство первых торговых факторий в этом районе, в 1808 году исследовал реку, носящую ныне его имя — река Фрейзер. Исследовательские усилия Фрейзера немало способствовали тому, что впоследствии граница Канады стала проходить по 49-й параллели (после войны 1812 года), поскольку, будучи подданным Великобритании, он стал первым европейцем, создавшим постоянные поселения в этом регионе.

В честь Фрейзера назван университет в канадском городе Бёрнаби.

Первые годы занятий торговлей пушниной

Саймон Фрейзер родился в городке Мэплтаун штата Нью-Йорк, возле Беннингтона (штат Вермонт), во время войны за независимость США, и был самым младшим и последним ребёнком в семье шотландских горцев из Кулбоки. Отец Фрейзера, в честь которого он был назван, капитан британской армии, был взят в плен американскими войсками во время сражения при Саратоге, где и умер. После окончания войны мать Фрейзера перевезла семью в Канаду. С помощью родного дяди Фрейзера, судьи суда общего права, семья обосновалась в окрестностях нынешнего города Кадиллак в Квебеке. В возрасте 14 лет Фрейзер переехал в Монреаль и ещё немного поучившись, спустя два года был принят учеником в «Северо-Западную компанию». Два дяди Фрейзера занимались торговлей пушниной, которая играла важную роль в деловой жизни Монреаля в то время. При этом Фрейзеры были родственниками Саймона МакТавиша (Simon McTavish), который был далеко не последним человеком в «Северо-Западной компании».

Похоже, что в период с 1792 по 1805 год Фрейзер большую часть времени проработал в отделении компании в Атабаске. Хотя мало что известно об этом периоде его жизни, похоже, что Фрейзер преуспел, поскольку в 1801 году в 25 лет он стал полноправным партнером в компании.

Путешествия к западу от Скалистых гор

В 1789 году Северо-Западная компания поручила Александру Маккензи найти судоходный речной путь к Тихому океану. Такой путь он обнаружил в 1793 году — поднявшись по реке Уэст-Роуд и спустившись по реке Белла-Кула. Благодаря этому открытию появились новые источники пушнины, но этот путь оказался слишком трудным, чтобы служить удобным маршрутом к Тихому океану. Тогда в 1805 году Фрейзеру было поручено расширение деятельности на территории западнее Скалистых гор. Экспедиции Маккензи представляли собой прежде всего разведывательные поездки, тогда как поставленные перед Фрейзером задачи, напротив, отражали чёткое решение построить фактории и обосноваться на этой территории, а также изучить маршруты передвижения. В этом смысле Фрейзер отвечал за создание постоянных поселений европейцев на тех землях, которые ныне являются Британской Колумбией.

Подъём вверх по реке Пис-Ривер и создание факторий

Осенью 1805 года Фрейзер подъём вверх по реке Пис-Ривер, основав факторию Роки Маунтин Портэйдж Хаус (Rocky Mountain Portage House — ныне Гудзонс-Хоус чуть восточнее каньона реки Пис-Ривер в Скалистых горах. Той же зимой Фрейзер со своей группой пробились через горы и поднялись вверх по рекам Парснип и Пэк, основав Форт форелевого озера (позднее переименован в Форт-Маклауд (Fort McLeod)) на нынешнем озере Маклауд. Форт стал первым постоянным европейским поселением к западу от Скалистых гор на территории нынешней Канады. Фрейзер назвал эту территорию Новой Каледонией в честь родины своих предков в Шотландии. Дальнейшие экспедиции помощника Фрейзера Джеймса Макдугала привели к открытию озера Кэрриер (Carrier Lake), ныне известного как озеро Стюарт. Находящийся в глубине земель, населённых индейским племенем дакелх (кэрриер), этот район оказался прибыльным местом для торговли пушниной, поэтому в 1806 году на берегу озера была возведена фактория — Форт-Сент-Джеймс. Отсюда Фрейзер послал другого своего помощника Джона Стьюарта на запад к деревнеФрейзер-Лейк. Позднее оба они построили там ещё одну факторию, которая ныне известна как Форт-Фрейзер.

Задержки и основание Форт-Джорджа (Принс-Джордж)

Саймон Фрейзер узнал от местного населения, что до реки Фрейзер (путь, которым Маккензи поднялся по реке Уэст-Роуд, можно добраться, спустившись по реке Стюарт, вытекающей из озера Стюарт, а затем спустившись по реке Нечако до её слияния с рекой Фрейзер. Фрейзер планировал проплыть по всей реке, носящей ныне его имя. Фрейзер и остальные полагали, что это на самом деле была река Колумбия, устье которой было изучено в 1792 году Робертом Греем.

Фрейзер был вынужден отказаться от намерения начать путешествие в 1806 году из-за нехватки людей и припасов, а также по причине недорода. Он мог бы запастись припасами не ранее осени 1807 года, что означало, что в путь можно будет отправиться лишь следующей весной. В промежутке Фрейзер удовольствовался путешествием к месту слияния рек Нечако и Фрейзер. Там он основал новую факторию под названием Форт Джордж (ныне Принс-Джордж), который станет начальным пунктом его путешествия вниз по течению.

Спуск по реке Фрейзер

Экспедиция в составе 24 человек отправилась из Форт-Джорджа на четырёх каноэ 28 мая 1808 года. С самого начала местные индейцы предупредили Фрейзера о том, что пройти реку ниже по течению почти невозможно. Что ещё хуже, даже переносить волоком лодки и груз по берегу было крайне трудным делом, и экипажи каноэ Фрейзера часто проплывали через опасные перекаты, чтобы избежать ещё более опасной или трудоёмкой переправы волоком. Через тринадцать дней после начала путешествия Фрейзер бросил каноэ выше нынешнего Лиллуэта, и экспедиция продолжила путь пешком, изредка одалживая каноэ в индейских селениях, которые встречались им на пути.

Фрейзер проявил умение налаживать дружеские отношения с племенами, которые встречались ему на пути, следя за тем, чтобы они оповещали племена ниже по течению о его скором приезде и добрых намерениях. Такая тактика, по большей части, приносила свои плоды, но Фрейзер встретил враждебный приём у племени мускеам в низовьях реки у нынешнего Ванкувера. Вследствие их враждебного преследования Фрейзера и его команды он смог лишь бегло ознакомиться с проливом Джорджии 2 июля 1808 года. Конфликт с соседним племенем квантлен привёл к погоне за экспедицией Фрейзера, которая была прекращена лишь возле нынешнего Хоуп. Экспедицию ожидало ещё большее разочарование, когда Фрейзер обнаружил по показаниям приборов, что река, по которой он только что проплыл, фактически не является рекой Колумбия. Спуск по реке занял у экспедиции 36 дней.

Возвращение в Форт-Джордж оказалось ещё более опасным делом, поскольку враждебность, с которой столкнулись Фрейзер со своими людьми со стороны поселений местных племён в устье реки, распространилась вверх по реке. Постоянная враждебность и угроза жизни европейцев почти вызвали мятеж членов экспедиции Фрейзера, которые хотели спастись по суше. После подавления бунта Фрейзер продолжил путь на север против течения от нынешнего Йейла, прибыв в Форт-Джордж 6 августа 1808 года. Путешествие вверх по реке заняло 37 дней. В общем экспедиции Фрейзера понадобилось два с половиной месяца, чтобы спуститься от Форт-Джорджа до мусквим и обратно.

Фрейзер и сражение у семи дубов

Фрейзеру было всего 32 года, когда он завершил создание постоянного поселения европейцев в Новой Каледонии с помощью эпического путешествия к устью реки, которая со временем станет носить его имя. Ещё одиннадцать лет он будет активно заниматься торговлей пушниной в «Северо-Западной компании».

В 1809 году Фрейзер покинул Новую Каледонию и получил назначение в отделение в Атабаске, где он оставался до 1814 года. Большую часть этого времени он отвечал за район реки Маккензи. Затем ему был поручен район долины реки Ред-Ривер, где был вовлечён в конфликт между «Северо-Западной компанией» и Томасом Дугласом, лордом Селкирком, владевшим контрольным пакетом «Компании Гудзонова залива», который основал Колонию Ред-Ривер. В июне 1816 года этот конфликт вылился в Сражение у семи дубов, в котором погиб губернатор колонии Роберт Семпл и ещё 19 человек. Хотя сам Фрейзер и не принимал участия в нападении, он был одним из партнёров, арестованных лордом Селкирком в Форт-Уильяме. В сентябре его перевезли в Монреаль, где он был вскоре отпущен под залог. Фрейзер снова вернулся в Форт-Уильям в 1817 году, когда «Северо-Западной компания» вернула себе эту факторию, но, похоже, это было его последним участием в торговле пушниной. В следующем году Фрейзер и пять его партнёров были оправданы по всем обвинениям в связи с этим инцидентом в колонии Ред-Ривер.

Последующая жизнь

В 1818 году Фрейзер перестал заниматься торговлей пушниной. Он поселился на участке земли в окрестностях нынешнего Корнуолла в Онтарио и 2 июня 1820 года женился на Кэтрин Макдоннелл (англ. Catherine McDonnell). С. Фрейзер пытался заняться различными делами, но без особого успеха. Во время восстаний 1837 года он служил капитаном в Первом полку Стормонтской милиции (Stormont Militia). По сведениям историка Александра Бегга (Alexander Begg), Фрейзеру «был предложен рыцарский титул, но он отказался от него из-за ограниченности в средствах»

Фрейзер вырастил пять сыновей и трёх дочерей и был одним из последних живущих партнёров «Северо-Западной компании», когда умер 18 августа 1862 года на своей ферме в округе Стормонт канадской провинции Онтарио. Его жена скончалась на следующий день, и их обоих похоронили в одной могиле на католическом кладбище собора Св. Андрея.

Описание экспедиций Фрейзера можно найти в его опубликованных дневниках: W. Kaye Lamb. The Letters and Journals of Simon Fraser, 1806—1808. — Toronto, The MacMillan Company of Canada Limited, 1960.

Список населённых пунктов Британской Колумбии, основанных Фрейзером

• Гудзонс-Хоуп (Hudson’s Hope) (1805)
• Маклауд-Лейк (McLeod Lake) (1805)
• Форт Сент-Джеймс (Fort St. James) (1806)
• Форт-Фрейзер (Fort Fraser) (1806)
• Форт-Джордж (Fort George) (Принс-Джордж) (1807)

Список топонимов и учреждений, названных именем Фрейзера

• Река Фрейзер, названная его именем первооткрывателем Дэвидом Томпсоном.
• Озеро Фрейзер (Fraser Lake), озеро в центральной и северной части Британской Колумбии и населённый пункт на западном берегу озера.
• Форт-Фрейзер (Fort Fraser), чуть восточнее озера Фрейзер.
• Университет Саймона Фрейзера (Simon Fraser University), в г. Бёрнаби (Burnaby) в Британской Колумбии.
• Мост Саймона Фрейзера (Simon Fraser Bridge) в г. Принс-Джордж на реке Фрейзер по Шоссе 97.
• Многочисленные школы, городские районы и дороги, самой известной из которых является Шоссе Фрейзера

Ссылки

• [members.shaw.ca/oktork/people/sfraser.html Саймон Фрейзер — исследователь]
• [www.peoples.ru/science/travellers/simon_fraser/ Саймон Фрейзер]
• [www.biographi.ca/EN/ShowBio.asp?BioId=38559 Биография в канадском биографическом словаре Dictionary of Canadian Biography Online]  (англ.)
• [www.arcturusconsulting.net/products.htm Contemporary and Historical Maps] Карты с изображением путешествий Фрейзера, пунктов и фортов торговли мехами в Канаде 1600—1870, и других исследований]  (англ.)
• [reference.allrefer.com/encyclopedia/F/FraserSCan.html Канадский путешественник Саймон Фрейзер]  (англ.)
• [www.discovervancouver.com/GVB/simonsfr.asp Биография на сайте Discover Vancouver]  (англ.)
• [ontarioplaques.com/Plaque_Stormont32.html Сайт Ontario Plaques — Саймон Фрейзер]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Фрейзер, Саймон

С этим письмом на другой день Николай поехал к княжне Марье. Ни Николай, ни княжна Марья ни слова не сказали о том, что могли означать слова: «Наташа ухаживает за ним»; но благодаря этому письму Николай вдруг сблизился с княжной в почти родственные отношения.
На другой день Ростов проводил княжну Марью в Ярославль и через несколько дней сам уехал в полк.


Письмо Сони к Николаю, бывшее осуществлением его молитвы, было написано из Троицы. Вот чем оно было вызвано. Мысль о женитьбе Николая на богатой невесте все больше и больше занимала старую графиню. Она знала, что Соня была главным препятствием для этого. И жизнь Сони последнее время, в особенности после письма Николая, описывавшего свою встречу в Богучарове с княжной Марьей, становилась тяжелее и тяжелее в доме графини. Графиня не пропускала ни одного случая для оскорбительного или жестокого намека Соне.
Но несколько дней перед выездом из Москвы, растроганная и взволнованная всем тем, что происходило, графиня, призвав к себе Соню, вместо упреков и требований, со слезами обратилась к ней с мольбой о том, чтобы она, пожертвовав собою, отплатила бы за все, что было для нее сделано, тем, чтобы разорвала свои связи с Николаем.
– Я не буду покойна до тех пор, пока ты мне не дашь этого обещания.
Соня разрыдалась истерически, отвечала сквозь рыдания, что она сделает все, что она на все готова, но не дала прямого обещания и в душе своей не могла решиться на то, чего от нее требовали. Надо было жертвовать собой для счастья семьи, которая вскормила и воспитала ее. Жертвовать собой для счастья других было привычкой Сони. Ее положение в доме было таково, что только на пути жертвованья она могла выказывать свои достоинства, и она привыкла и любила жертвовать собой. Но прежде во всех действиях самопожертвованья она с радостью сознавала, что она, жертвуя собой, этим самым возвышает себе цену в глазах себя и других и становится более достойною Nicolas, которого она любила больше всего в жизни; но теперь жертва ее должна была состоять в том, чтобы отказаться от того, что для нее составляло всю награду жертвы, весь смысл жизни. И в первый раз в жизни она почувствовала горечь к тем людям, которые облагодетельствовали ее для того, чтобы больнее замучить; почувствовала зависть к Наташе, никогда не испытывавшей ничего подобного, никогда не нуждавшейся в жертвах и заставлявшей других жертвовать себе и все таки всеми любимой. И в первый раз Соня почувствовала, как из ее тихой, чистой любви к Nicolas вдруг начинало вырастать страстное чувство, которое стояло выше и правил, и добродетели, и религии; и под влиянием этого чувства Соня невольно, выученная своею зависимою жизнью скрытности, в общих неопределенных словах ответив графине, избегала с ней разговоров и решилась ждать свидания с Николаем с тем, чтобы в этом свидании не освободить, но, напротив, навсегда связать себя с ним.
Хлопоты и ужас последних дней пребывания Ростовых в Москве заглушили в Соне тяготившие ее мрачные мысли. Она рада была находить спасение от них в практической деятельности. Но когда она узнала о присутствии в их доме князя Андрея, несмотря на всю искреннюю жалость, которую она испытала к нему и к Наташе, радостное и суеверное чувство того, что бог не хочет того, чтобы она была разлучена с Nicolas, охватило ее. Она знала, что Наташа любила одного князя Андрея и не переставала любить его. Она знала, что теперь, сведенные вместе в таких страшных условиях, они снова полюбят друг друга и что тогда Николаю вследствие родства, которое будет между ними, нельзя будет жениться на княжне Марье. Несмотря на весь ужас всего происходившего в последние дни и во время первых дней путешествия, это чувство, это сознание вмешательства провидения в ее личные дела радовало Соню.
В Троицкой лавре Ростовы сделали первую дневку в своем путешествии.
В гостинице лавры Ростовым были отведены три большие комнаты, из которых одну занимал князь Андрей. Раненому было в этот день гораздо лучше. Наташа сидела с ним. В соседней комнате сидели граф и графиня, почтительно беседуя с настоятелем, посетившим своих давнишних знакомых и вкладчиков. Соня сидела тут же, и ее мучило любопытство о том, о чем говорили князь Андрей с Наташей. Она из за двери слушала звуки их голосов. Дверь комнаты князя Андрея отворилась. Наташа с взволнованным лицом вышла оттуда и, не замечая приподнявшегося ей навстречу и взявшегося за широкий рукав правой руки монаха, подошла к Соне и взяла ее за руку.
– Наташа, что ты? Поди сюда, – сказала графиня.
Наташа подошла под благословенье, и настоятель посоветовал обратиться за помощью к богу и его угоднику.
Тотчас после ухода настоятеля Нашата взяла за руку свою подругу и пошла с ней в пустую комнату.
– Соня, да? он будет жив? – сказала она. – Соня, как я счастлива и как я несчастна! Соня, голубчик, – все по старому. Только бы он был жив. Он не может… потому что, потому… что… – И Наташа расплакалась.
– Так! Я знала это! Слава богу, – проговорила Соня. – Он будет жив!
Соня была взволнована не меньше своей подруги – и ее страхом и горем, и своими личными, никому не высказанными мыслями. Она, рыдая, целовала, утешала Наташу. «Только бы он был жив!» – думала она. Поплакав, поговорив и отерев слезы, обе подруги подошли к двери князя Андрея. Наташа, осторожно отворив двери, заглянула в комнату. Соня рядом с ней стояла у полуотворенной двери.
Князь Андрей лежал высоко на трех подушках. Бледное лицо его было покойно, глаза закрыты, и видно было, как он ровно дышал.
– Ах, Наташа! – вдруг почти вскрикнула Соня, хватаясь за руку своей кузины и отступая от двери.
– Что? что? – спросила Наташа.
– Это то, то, вот… – сказала Соня с бледным лицом и дрожащими губами.
Наташа тихо затворила дверь и отошла с Соней к окну, не понимая еще того, что ей говорили.
– Помнишь ты, – с испуганным и торжественным лицом говорила Соня, – помнишь, когда я за тебя в зеркало смотрела… В Отрадном, на святках… Помнишь, что я видела?..
– Да, да! – широко раскрывая глаза, сказала Наташа, смутно вспоминая, что тогда Соня сказала что то о князе Андрее, которого она видела лежащим.
– Помнишь? – продолжала Соня. – Я видела тогда и сказала всем, и тебе, и Дуняше. Я видела, что он лежит на постели, – говорила она, при каждой подробности делая жест рукою с поднятым пальцем, – и что он закрыл глаза, и что он покрыт именно розовым одеялом, и что он сложил руки, – говорила Соня, убеждаясь, по мере того как она описывала виденные ею сейчас подробности, что эти самые подробности она видела тогда. Тогда она ничего не видела, но рассказала, что видела то, что ей пришло в голову; но то, что она придумала тогда, представлялось ей столь же действительным, как и всякое другое воспоминание. То, что она тогда сказала, что он оглянулся на нее и улыбнулся и был покрыт чем то красным, она не только помнила, но твердо была убеждена, что еще тогда она сказала и видела, что он был покрыт розовым, именно розовым одеялом, и что глаза его были закрыты.
– Да, да, именно розовым, – сказала Наташа, которая тоже теперь, казалось, помнила, что было сказано розовым, и в этом самом видела главную необычайность и таинственность предсказания.
– Но что же это значит? – задумчиво сказала Наташа.
– Ах, я не знаю, как все это необычайно! – сказала Соня, хватаясь за голову.
Через несколько минут князь Андрей позвонил, и Наташа вошла к нему; а Соня, испытывая редко испытанное ею волнение и умиление, осталась у окна, обдумывая всю необычайность случившегося.
В этот день был случай отправить письма в армию, и графиня писала письмо сыну.
– Соня, – сказала графиня, поднимая голову от письма, когда племянница проходила мимо нее. – Соня, ты не напишешь Николеньке? – сказала графиня тихим, дрогнувшим голосом, и во взгляде ее усталых, смотревших через очки глаз Соня прочла все, что разумела графиня этими словами. В этом взгляде выражались и мольба, и страх отказа, и стыд за то, что надо было просить, и готовность на непримиримую ненависть в случае отказа.
Соня подошла к графине и, став на колени, поцеловала ее руку.
– Я напишу, maman, – сказала она.
Соня была размягчена, взволнована и умилена всем тем, что происходило в этот день, в особенности тем таинственным совершением гаданья, которое она сейчас видела. Теперь, когда она знала, что по случаю возобновления отношений Наташи с князем Андреем Николай не мог жениться на княжне Марье, она с радостью почувствовала возвращение того настроения самопожертвования, в котором она любила и привыкла жить. И со слезами на глазах и с радостью сознания совершения великодушного поступка она, несколько раз прерываясь от слез, которые отуманивали ее бархатные черные глаза, написала то трогательное письмо, получение которого так поразило Николая.


На гауптвахте, куда был отведен Пьер, офицер и солдаты, взявшие его, обращались с ним враждебно, но вместе с тем и уважительно. Еще чувствовалось в их отношении к нему и сомнение о том, кто он такой (не очень ли важный человек), и враждебность вследствие еще свежей их личной борьбы с ним.
Но когда, в утро другого дня, пришла смена, то Пьер почувствовал, что для нового караула – для офицеров и солдат – он уже не имел того смысла, который имел для тех, которые его взяли. И действительно, в этом большом, толстом человеке в мужицком кафтане караульные другого дня уже не видели того живого человека, который так отчаянно дрался с мародером и с конвойными солдатами и сказал торжественную фразу о спасении ребенка, а видели только семнадцатого из содержащихся зачем то, по приказанию высшего начальства, взятых русских. Ежели и было что нибудь особенное в Пьере, то только его неробкий, сосредоточенно задумчивый вид и французский язык, на котором он, удивительно для французов, хорошо изъяснялся. Несмотря на то, в тот же день Пьера соединили с другими взятыми подозрительными, так как отдельная комната, которую он занимал, понадобилась офицеру.
Все русские, содержавшиеся с Пьером, были люди самого низкого звания. И все они, узнав в Пьере барина, чуждались его, тем более что он говорил по французски. Пьер с грустью слышал над собою насмешки.
На другой день вечером Пьер узнал, что все эти содержащиеся (и, вероятно, он в том же числе) должны были быть судимы за поджигательство. На третий день Пьера водили с другими в какой то дом, где сидели французский генерал с белыми усами, два полковника и другие французы с шарфами на руках. Пьеру, наравне с другими, делали с той, мнимо превышающею человеческие слабости, точностью и определительностью, с которой обыкновенно обращаются с подсудимыми, вопросы о том, кто он? где он был? с какою целью? и т. п.
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.