Френккардаши

Френккардаши или черкесы-франки, черкесы-католики — не существующая сегодня этноконфессиональная группа черкесского народа, проживавшая в средние века в Зихии (Черкесии), а также в генуэских колониях в Северном Причерноморье. Возникла в результате миссионерской деятельности католической церкви в XII−XV веках и смешанных браков жителей генуэзских колоний черноморского побережья с представителями автохтонного местного населения. Своё название данная этнографическая группа черкесов получила от католических монахов-францисканцев, которые занимались миссионерской деятельностью в Зихии. По своей религиозной принадлежности френккардаши были католиками.

Предыстория

---

В XII веке на Кавказе появились первые католические миссионеры.

Еще в 1192 году император Византии Исаак Ангел возобновил прежнюю привилегию итальянских купцов-генуэзцев, позволив им посещать все земли своей державы, «включая Русь и Матраху». Матраха — старинное поселение на Таманском полуострове, которым в разное время владели, по-разному его именуя: византийцы — Таматарха, русские — Тмутаракань, итальянцы — Матрега. Вслед за купцами на эту окраину Северного Кавказа пришли клирики.

Достоверно известно, что венгерские доминиканцы в 1236 г. отправились за Волгу на поиски прародины мадьяр Великой Венгрии. Они высадились именно в Матреге, поскольку отсюда были проложены давние пути и на Русь, и на Волгу, и на Дербент. В XIII в. доминиканцы основали монастырь в Тифлисе — именно через них первые известия о жителях Северного Кавказа достигли Европы.

К 1288 г. относится известие о гибели двух францисканцев в «Каспийских горах». Однако, современный французский историк Ж.Ришар всё же остерегается относить этот факт к Дагестану: ведь по одной версии, убийцами их были аланы, другая относит это к Иберии, т.е. Грузии (округ Каспи). Но в то же время Марко Поло (конец XIII в.) упоминает о генуэзских кораблях на Каспии, которые «стали плавать сюда недавно», торгуя гилянским шёлком. И вряд ли при этом Дербент не привлек их внимания.

В 1261 году, после того как Византия разрешила селиться здесь генуэзцам, на побережье Крыма и сегодняшнего российского Чёрного моря стали возникать генуэзские колонии. В своих колониях генуэзцы строили католические храмы. Центром миссионерской деятельности католической церкви в данном регионе стал город Каффа. На черноморском побережье Кавказа в средние века существовало около 40 селений генуэзцев, самыми большими среди которых были Матрега, Мапа, Батияр и Копа.

Тем временем, в соседних странах всё больше распространялась проповедь католицизма. Всё больше генуэзских и венецианских колоний возникало в Крыму, а затем и на кавказском берегу от Сухума до устья Дона. На южной окраине Закавказья ильхан Абу-Саид (1317−1335) из монгольской династии Хулагу-хана, правившей Ираном и сопредельными землями, дал согласие папе Иоанну XXII основать в своей столице Султании католическое архиепископство.

В этот период, в 1315 году другое католическое епископство (архиепископство) возникло на Нижней Волге в Сарае, — столице соседней Золотой Орды, — который к тому времени с 1261 года уже был центром новообразованной Сарайской епархии Русской православной церкви.

Миссионерская деятельность католиков ширилась, успех их проповеди закреплялся созданием своеобразных «опорных пунктов» — церковных миссий, называемых в исторических трудах «епископскими центрами». Некоторые из них вплотную примыкали к пределам Кавказа: с юга — в Тебризе, Мараге, Сарабе, Тифлисе, а с севера — в Тане (устье р.Дон).

Матрегская епархия

В XIV веке на Таманском полуострове была образована Матрегская католическая епархия, епископом которой был черкес (адыг).

В 1404 году, повествуя о Черкесии, в своей книге Иоанн де Галонифонтибус сообщал:

Хорошо известно, как черкесский дворянин <известный впоследствии как Иоанн Зихский> был продан в Генуе, где он прошёл обучение, и когда он освободился от рабства, то стал францисканцем и в конце концов Святой престол посвятил его в архиепископы епархии этой страны. Здесь он жил и долго удерживал свой приход, обращая в христианство многих своих соотечественников.

Автор книги допустил одну ошибку: автор, причисляет к доминиканскому ордену и Иоанна Зихского, но как заметил исследователь этих записок Л. Гарди, Иоанн Зихский был францисканцем, что следует из буллы Папы Климента VI.

В 1330 году в католицизм были обращены некоторые черкесские князья. Католиком был адыгский князь Миллен (Верзахт). С ним Папа Римский поддерживал связи с 1329 по 1333 год.

В 1346 году в Зихии первым католическим епископом был назначен францисканец Иоанн (Иоанн Зихский фр. Jean de Ziquie, по происхождению черкес).

21 февраля 1349 года в Авиньоне Жан де Зики был произведен Папой Римским в сан архиепископа.

В 1358 году архиепископу Иоанну Зихскому даны полномочия облекать саном епископа. К этому моменту уже существовал епископский центр в Маппе (Анапе).

Иоанн Зихский докладывает римской курии, что его «провинция» распространяется до Железных Ворот, откуда «на расстоянии восьми дней пешего хода нет другого епископства латинского обряда».

В 1363 году возникла необходимость разграничить пределы парафий Таны и Маппы. Они принадлежали к разным архиепископствам (Сарая и Матреги), что вызвало необходимость разграничения, как результат выделение особого «епископства Каспийских гор» (дата не известна, но в 1363 г. оно уже действовало).

Тридцать лет спустя, в 1376 году в Матреге умер архиепископ Иоанн Зихский.

В дальнейшем титулярными епископами Матрегскими номиновались следующие иерархи католической церкви:

• Теофил Матуленис (Литва) — епископ Матрегский с 1928 по 1943 год, в дальнейшем — епископ Кашядорский
• Рафаель Гонзалес Эстрада (Гватемала) — епископ Матрегский с 1944 по 1994 годы.

Также титул епископа Матрегского решением архиепископа Августина Бачинского присвоен Павлу Левушкану, ординарию Южного Церковного округа Евангелическо-Лютеранской Церкви Аугсбургского Исповедания в России.

Кафинский префект Генуэзской республики Д’Асколи послал^{[когда?]} к адыгам миссионера Д. де-Лукка, которому адыгская аристократия оказала почтение и согласилась принять католических миссионеров. По словам Д’Асколи, у адыгов (черкесов) не было церквей и священников. Их шогены^[кто?], научившись немного читать по-гречески, исправляли у черкесов духовные требы христианских обрядов.

В 1475 году Каффа была взята турками. Постепенно турки завладели остальными генуэзскими колониями черноморского побережья. Влияние Католической церкви при турецком владычестве стало постепенно ослабевать. Общины френккардашей оставались без попечения католических священников, часть уехала в Геную, остальные растворились в местном населении.

Последнее упоминание о френккардашах, проживавших в Северном Причерноморье, датируется 1673 годом.

Френккардаши под Эльбрусом

---

Фредерик Дюбуа де Монпере, в своей книге «Путешествие вокруг Кавказа» сообщал следующее :

«Со временем правления Инала связано другое предание; оно было рассказано мне генералом Энгельгардтом в Пятигорске; позднее я нашел его у только что названных авторов, но расскажу то, что слышал. Франки или генуэзцы обитали по всем долинам северного подножья Кавказа и находились в мире и дружбе с жителями этой страны. Жилища франков заполняли главным образом долину Кисловодска, распространяясь даже за рекой Кубанью. Один из вождей франков полюбил жену кабардинского вождя и просил кабардинца уступить ему её, но кабардинец и слышать не хотел об этом. Между тем жена кабардинца, быть может, любившая франка или, скорее, движимая желанием послужить родине, посоветовала своему мужу уступить её франку, но с тем, чтобы он исполнил все условия, которые предложат ему на третий день после свадьбы. Франки собрались с кабардинцами в церкви за рекой Кубанью, напротив Камары; здесь их вожди принесли взаимную клятву. Затем они повторили эту клятву перед языческими идолами кабардинцев. Наступил третий день, и кабардинский вождь объявил свои условия: он потребовал, чтобы франки удалились за Кубань, что они и вынуждены были исполнить. Часть их ушла к подножию Эльбруса, где они забыли и свою веру и своё происхождение.»

Из записок коменданта Дербентской крепости времен царя Петра I немца Гербера:

Кубетинцы «имеют своё происхождение от генуэзцев, потому что в разговорах и песнях находим слова генуэзские, вещи под штемпелем оных, и пушки под генуэзским гербом, и притом кубетинские женщины и поныне на печеных хлебах делают крест, хотя и не знают, для чего».

Согласно сочинения «Письма о Грузии» грузинского историка Луки Исарлова жители дагестанского аула Кубачи называли себя потомками франков.

«[В 1830-х годах] кобачинцы часто приезжали в Тифлис к католическому префекту, патеру Филиппу, как к французскому священнику, рекомендуя себя потомками франков. … Они показывали патеру Филиппу старинные рукописи, писанные на пергаменте, объясняя, что эти пергаменты остались от их предков, франков, что религия их была того народа, на языке которого писаны эти пергаменты, сохраняемые ими, как святыни, хотя они сами стали уже мусульманами. Рукописи были писаны на латинском языке. Главноуправляющий барон Розен, к которому кобачинцы являлись часто, расспрашивал их через … лезгинского переводчика. Он намерен был отправить к ним … патеров … для обращения кобачинцев в христианство; но это не состоялось».

Френккардаши в Крыму

В 1634 году доминиканец Эмиддио Доттелли Д’асколи сообщал о дальнейшей истории френккардаши следующее: «Иные же (френккардаши) остались при дворе хана, даровавшего им селение, называемое Сивурташ (Sivurtasc), то есть остроконечный камень, которое до сих пор существует и заметно издали. Хан дал им также бея той же национальности, называвшегося Сивурташ-беем. Хан очень дорожил ими и отправлял их в качестве послов в Польшу и к другим христианским государям; сделал их всех спагами (spaha), то есть придворными дворянами. Со временем бей перешёл в магометанство, многие последовали его примеру. Сивурташ находится на близком расстоянии от ханского дворца, потому приезжавшие к хану знакомые или родственники чиркасы уходили затем к немногим христианам, оставшимся в Сивурташе, и сильно стесняли тех, а потому они, 30 лет тому назад, со всеми семьями, переселились в Феччиалу (Нижняя Фоти-Сала или Ашагы-Фоти-Сала), на полдня пути далее, но в стороне, в прелестной местности, орошенной рекой, с источниками вкуснейшей воды и изобилием плодов».

Последнее надгробье старого кладбища с надписями на итальянском языке (местное название Френк-мезарлык — кладбище франков) датировано 1685 годом.

К концу XVII века потомки генуэзцев и френккардаши растворились среди местного христианского населения, переняв язык и религию, и через век были выселены в Приазовье, как крымские греки (румеи и урумы), после русско-турецкой войны 1768−1774 годов.

См. также

• Зихийская епархия | Никопская епархия | Абазгийская епархия
• Зихи | Зихия

Источники

• Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII−XIX вв. — Эльбрус, Нальчик, 1974.
• Католическая энциклопедия — М.: изд. Францисканцев, 2005. — Т. II — С. 1335. — ISBN 5-89208-054-4.
• Криштопа А. Е. Сведения западноевропейских путешественников XV века о Дагестане // Вопросы истории и этнографии Дагестана. — Махачкала, 1970.
• [web.archive.org/web/20140409062325/history.catholicspb.ru/?append Криштопа А. Е. Католицизм в Дагестане. (Средние века)] [dagistanhistory.livejournal.com/457.html] : [www.krotov.info/libr_min/24_ch/ap/lizky_02.html#312 рукопись — Махачкала, 1995.] (в т. ч. в: [www.krotov.info/libr_min/24_ch/ap/lizky_01.html Чаплицкий Б. История Католической Церкви в России. — 2002.]) — со ссылкой на:
  ♦ Доклад французского историка Жана Ришара из г. Дижона на XXV Международном конгрессе востоковедов (Москва, 1960) — «Латинские миссионеры у кайтагов Дагестана в XIV в.» (Jean Richard. Les Missionaires latins ches les Kaitak du Daghestan (XIV-e−XV-e siecles).
  ♦ Сочинение Архиепископа Жана де Галифонтэна «Книга познания мира» (Joannes de Galonifontibus. Libellus de notitia orbis) 1404 г.;
  ♦ Работа историка Ф. К. Бруна (1867 г.) о путешественнике-воине XV в. Иоганне Шильтбергере..
• Хотко С. Х. История Черкессии в средние века и новое время. — Краснодар, 2001.

Ссылки

• [zihia.narod.ru/y1266.htm Генуэзцы в Черкессии (1266−1475)]

Отрывок, характеризующий Френккардаши

Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.


В конце января Пьер приехал в Москву и поселился в уцелевшем флигеле. Он съездил к графу Растопчину, к некоторым знакомым, вернувшимся в Москву, и собирался на третий день ехать в Петербург. Все торжествовали победу; все кипело жизнью в разоренной и оживающей столице. Пьеру все были рады; все желали видеть его, и все расспрашивали его про то, что он видел. Пьер чувствовал себя особенно дружелюбно расположенным ко всем людям, которых он встречал; но невольно теперь он держал себя со всеми людьми настороже, так, чтобы не связать себя чем нибудь. Он на все вопросы, которые ему делали, – важные или самые ничтожные, – отвечал одинаково неопределенно; спрашивали ли у него: где он будет жить? будет ли он строиться? когда он едет в Петербург и возьмется ли свезти ящичек? – он отвечал: да, может быть, я думаю, и т. д.
О Ростовых он слышал, что они в Костроме, и мысль о Наташе редко приходила ему. Ежели она и приходила, то только как приятное воспоминание давно прошедшего. Он чувствовал себя не только свободным от житейских условий, но и от этого чувства, которое он, как ему казалось, умышленно напустил на себя.
На третий день своего приезда в Москву он узнал от Друбецких, что княжна Марья в Москве. Смерть, страдания, последние дни князя Андрея часто занимали Пьера и теперь с новой живостью пришли ему в голову. Узнав за обедом, что княжна Марья в Москве и живет в своем не сгоревшем доме на Вздвиженке, он в тот же вечер поехал к ней.
Дорогой к княжне Марье Пьер не переставая думал о князе Андрее, о своей дружбе с ним, о различных с ним встречах и в особенности о последней в Бородине.
«Неужели он умер в том злобном настроении, в котором он был тогда? Неужели не открылось ему перед смертью объяснение жизни?» – думал Пьер. Он вспомнил о Каратаеве, о его смерти и невольно стал сравнивать этих двух людей, столь различных и вместе с тем столь похожих по любви, которую он имел к обоим, и потому, что оба жили и оба умерли.
В самом серьезном расположении духа Пьер подъехал к дому старого князя. Дом этот уцелел. В нем видны были следы разрушения, но характер дома был тот же. Встретивший Пьера старый официант с строгим лицом, как будто желая дать почувствовать гостю, что отсутствие князя не нарушает порядка дома, сказал, что княжна изволили пройти в свои комнаты и принимают по воскресеньям.
– Доложи; может быть, примут, – сказал Пьер.
– Слушаю с, – отвечал официант, – пожалуйте в портретную.
Через несколько минут к Пьеру вышли официант и Десаль. Десаль от имени княжны передал Пьеру, что она очень рада видеть его и просит, если он извинит ее за бесцеремонность, войти наверх, в ее комнаты.
В невысокой комнатке, освещенной одной свечой, сидела княжна и еще кто то с нею, в черном платье. Пьер помнил, что при княжне всегда были компаньонки. Кто такие и какие они, эти компаньонки, Пьер не знал и не помнил. «Это одна из компаньонок», – подумал он, взглянув на даму в черном платье.
Княжна быстро встала ему навстречу и протянула руку.
– Да, – сказала она, всматриваясь в его изменившееся лицо, после того как он поцеловал ее руку, – вот как мы с вами встречаемся. Он и последнее время часто говорил про вас, – сказала она, переводя свои глаза с Пьера на компаньонку с застенчивостью, которая на мгновение поразила Пьера.
– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?