Фриан, Луи

Луи Фриан
фр. Louis Friant
Портрет генерала Фриана
Прозвище	«Султан огня» (фр. Le Sultan du feu)
Дата рождения	18 сентября 1758(1758-09-18)
Место рождения	Морланкур, провинция Пикардия (ныне департамент Сомма), королевство Франция
Дата смерти	24 июня 1829(1829-06-24) (70 лет)
Место смерти	Серанкур, департамент Сена и Уаза, королевство Франция
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Пехота
Годы службы	1781 – 1815
Звание	Дивизионный генерал
Часть	Великая армия
Командовал	пехотной дивизией (1803-12)
Сражения/войны	Битва при Флерюсе (1794), Битва у Пирамид, Битва при Абукире (1801), Битва под Аустерлицем, Сражение при Ауэрштедте, Битва при Голымине, Битва при Прейсиш-Эйлау, Битва при Экмюле, Битва под Ваграмом, Сражение под Смоленском, Бородинское сражение, Сражение при Дрездене, Бой при Ханау, Сражение при Шампобере, Сражение при Монмирайле, Сражение при Вошане, Сражение при Краоне, Сражение при Лаоне, Сражение при Арси-сюр-Обе, Битва при Линьи, Битва при Ватерлоо
Награды и премии

Луи Фриан (фр. Louis Friant; 18 сентября 1758, Морланкур (фр.), близ Валле-ле-Вер, департамент Сомма — 24 июня 1829, поместье близ Серанкура (фр.), департамент Сена и Уаза) — дивизионный генерал (1800 год), граф (1808 год), который командовал пехотой Наполеона почти во всех его главных сражениях.

Выходец из бедной семьи, сын свечного фабриканта. Благодаря браку с сестрой генерала Леклерка состоял в свойстве с Наполеоном.

Начало военной службы

Не пожелав продолжить дело отца, Л. Фриан решил избрать военную стезю. 9 февраля 1781 он поступает на службу в Королевскую гвардию (англ.), где ему удается проявить себя с наилучшей стороны. Храбрость и дисциплинированность молодого гвардейца не остаются незамеченными, и уже 1 июля 1782 Фриан получает чин капрала гренадер. Однако, это стало первым и последним для него повышением по службе в королевской армии. Медленный карьерный рост не устраивал амбициозного Фриана и, отчаявшись стать сержантом, он, в 1787 году, выходит в отставку.

Вступление в Национальную гвардию. Сражения первой революционной войны

После начала Великой французской революции Фриан, не задумываясь, записался добровольцем в Национальную гвардию Парижа, в рядах которой он за три года (с 1789 по 1792) сумел завоевать авторитет среди сослуживцев по 9-му Парижскому батальону, выбравших его своим подполковником 23 сентября 1792 г. Именно в составе этого подразделения, прикомандированного к Мозельской армии, он отправился защищать от внешних врагов молодую французскую республику. 16 декабря 1793 в бою при Кайзерслаутерне Фриан получил пулевое ранение в ногу и был отправлен в тыл. Выздоравливал он недолго, уже в марте 1794 его определяют на должность командира 181-й полубригады, которая входила в состав Самбро-Мааской армии генерала Журдана. Фриан и его солдаты отличились в сражениях при Арлоне, Шарлеруа и Флерюсе. В начале июля 1794 Фриан служит начальником штаба при генерале Шерере, а ровно через месяц (3 августа) его назначают временным командиром пехотной бригады. 13 августа ему ненадолго доверяют дивизию генерала Мюллера. В том же году он в составе войск генерала Клебера участвует в осаде Маастрихта. 8 июня 1795 Фриан назначается губернатором взятого после осады Люксембурга. Через пять дней Комитет общественного спасения утверждает его в чине бригадного генерала. В марте 1796 Фриана переводят сначала в Рейнско-Мозельскую, а затем вновь в Самбро-Мааскую армию. В январе 1797 его отправляют в Италию, в дивизию генерала Бернадотта, под начальством которого он участвует в боях при Тальяменто и Лайбахе. С 12 января 1798 Фриан состоял в Армии Англии, с 5 марта 1798 — в Восточной армии.

В песках Египта (1798—1801 гг.)

14 апреля 1798 Фриан переведен в дивизию генерала Дезе. Вместе с ней он 19 мая отплыл из Тулона к берегам Северной Африки. 23 июня он получил 2-ю бригаду, в которую входили 61-й и 88-й линейные полки. Талантливый генерал Фриан вел вверенные ему войска от победы к победе. Так было в знаменитой битве при Пирамидах (21 июля 1798), в результате которой французским войскам открылся путь в Каир. В славном сражении при Седимане (8 октября 1798), Фриан, построив своих солдат в каре, рассеял и уничтожил залповым огнём с десяти шагов отборную кавалерию мамлюков Мурад-бея. Полностью деморализованные постоянными поражениями мамлюки отступили в Сирию, а перед Фрианом была поставлена новая задача: подавить вспыхнувшее 21 октября в Каире восстание феллахов, недовольных налогообложением, установленным французами. За два дня пехотинцы Фриана с честью выполнили возложенную на них миссию. Однако почивать на лаврах не было времени, ибо Турция, объявившая войну Франции ровно через месяц после разгрома французской эскадры у мыса Абукир (1-2 августа 1798), не собиралась так просто отказываться от своих египетских владений. Впереди были новые бои (при Саманхе, Абомахе, Гелиополисе и Белбейсе), в которых Фриан покрыл себя и свои полки неувядаемой славой. 4 сентября 1799 он был произведен в дивизионные генералы, хотя официально утвержден в этом звании лишь 6 августа 1800. С 6 сентября 1800 он исполнял обязанности губернатора Александрии. Находясь на этом посту, отличился в сухопутном сражении при Абукире 8 марта 1801, в ходе которого высадившийся в дельте Нила англо-турецкий десант был сброшен в море. 14 апреля того же года командующий французскими войсками генерал Мену сделал его своим помощником. Фриан участвовал в обороне Александрии вплоть до 31 августа 1801 и при этом проявил себя не только как храбрый воин, но и как способный администратор. Египетский поход стал важной вехой в жизни Луи Фриана. Позднее в память об участии в нём на его графском гербе появилось изображение золотой пирамиды на кроваво-красном фоне. Именно во время египетской экспедиции он удостоился почётного имени «Султан огня».

Долгожданное возвращение во Францию. «Солнце Аустерлица»

В конце 1801 Фриан возвращается на родину. До 1803 занимает пост генерал-инспектора пехоты. Усердная служба отечеству не мешает генералу устроить личную жизнь. После долгих ухаживаний он женится на сестре жены маршала Даву и таким образом входит в круг ближайших сподвижников будущего императора. 30 августа 1805 новый родственник определяет Фриана на должность командира 2-й дивизии в свой, 3-й корпус Великой армии. С этой дивизией ему предстояло прошагать пол-Европы. Однако, отважный генерал тогда об этом даже не думал. 2 декабря 1805 произошло грандиозное по своим масштабам сражение при Аустерлице, ставшее лебединой песней для 3-й антифранцузской коалиции. В этой битве дивизии Фриана поручалось осуществление довольно сложного отвлекающего маневра — медленного отступления, а затем стремительного контрнаступления. Как всегда Фриан блестяще справился со своей задачей. В назначенное время его полки ринулись на врага, под генералом были убиты три лошади, но сам он не пострадал, и в очередной раз сменив коня, возглавил штыковую атаку на Сокольниц, тем самым смяв левый фланг русско-австрийской армии. После этого сражения Фриан награждается знаком Большого Орла ордена Почётного легиона.

Триумф под Ауэрштедтом. Прейсиш-Эйлау. Война с Австрией (1809 год)

В ходе кампании в Пруссии 1806 3-й корпус Даву проявил чудеса храбрости. День 14 октября обессмертил имена не только «железного» маршала, но и его отважных дивизионных генералов: Морана, Фриана и Гюдена. В то время как войска императора Наполеона Бонапарта громили прусскую армию князя Гогенлоэ под Йеной, корпус Даву в одиночку расправился с 60-тысячной армией герцога Брауншвейгского. Благодаря этим двум битвам, произошедшим в один день, Пруссия была разгромлена и вышла из войны, а Даву получил титул герцога Ауэрштедтского и лавры лучшего маршала-тактика Великой армии. Тем временем, театр военных действий сместился в Восточную Пруссию, куда вместе с 3-м корпусом отправилась и дивизия Фриана. Сражения шли одно за другим: Насельск (24 декабря 1806), Голымин (26 декабря), наконец, кровавая битва при Прейсиш-Эйлау (8 февраля 1807), в ходе которой Фриан был ранен. Следующее появление на поле боя шурина Даву состоялось 19 апреля 1809, когда вместе с дивизией генерала Луи Сент-Илера при Тенгене он нанёс поражение западному австрийскому корпусу. При Экмюле с 8 тысячами солдат Фриан дерется с 30 тысячами австрийцев, затем участвует в осаде Регенсбурга. В Ваграмском сражении его дивизия захватывает Нойзидльскую башню — ключ австрийской позиции. Сам Фриан во время атаки получает ранение в плечо осколком артиллерийского снаряда.

Русский поход 1812 года

1 апреля 1812 корпус Даву меняет свой номер с 3-го на 1-й, и как прежде, в составе лучшего корпуса Великой армии оправившийся от ран генерал Фриан вместе со своей 2-й дивизией отправляется на ратные подвиги в Россию. Уже в разгар Русской кампании, 17 августа 1812, он получает ранение при штурме Смоленска, что не мешает ему принять участие в одной из самых знаменитых битв наполеоновской эпохи, произошедшей у села Бородино. До полудня 7 сентября дивизия Фриана оставалась в резерве. Затем генерал получает приказ императора взять деревню Семеновское. В штыковом бою 15-й легкий полк, не считаясь с потерями, берет деревню, но ненадолго. Русские, собравшись с силами, наносят контрудар и выбивают французов из Семеновского. В ответ, упрямый Фриан, не желая мириться с неудачей, вновь ведет свои полки в атаку, и… получает ранение в грудь. Его бесстрашные пехотинцы продолжают штурм вражеских позиций и, сокрушив оборону русских войск, возвращают себе деревню. Оказавшийся в каре 33-го линейного полка Иоахим Мюрат был поражен храбростью этих героев. Один из офицеров сказал королю: «Сир, это солдаты генерала Фриана!», подразумевая что иначе они и не могут себя вести. В ходе боя, получив ещё одно ранение — в ногу — Фриан сдал командование дивизией. Израненный генерал вернулся в Париж 11 января 1813.

Саксонская кампания 1813 года. Битва за Францию 1814 год

Вернувшись во Францию, Фриан получил звание камергера двора. Однако вкусить всех прелестей мирной жизни генералу не удается, и в июне 1813 он возвращается в действующую армию, где ему предстояло возглавить 4-ю дивизию Молодой гвардии в Саксонии. 29 июля 1813 Фриан сменил генерала Роге на посту командира дивизии Старой гвардии, вместе с которой он сражался при Дрездене и Ханау. С 16 ноября Фриан командует 2-й пехотной дивизией Старой гвардии. 24 января 1814 генерал наносит поражение противнику при Ровре. В феврале император передает Фриану 1-ю дивизию Старой гвардии и во главе её тот сражается при Шампобере, Монмирайле, Вошане, Краоне, Лаоне, Реймсе, Арси-сюр-Об. При 1-й Реставрации генерал 18 июля 1814 получает почётную должность 1-го полковника пеших гренадер Франции.

Кампания 1815 года. Закат карьеры

Наполеон сохранил за Фрианом его пост и, вдобавок ко всему, даровал генералу титул пэра Франции. Луи Фриан, верный солдатскому долгу, отважно сражается при Линьи, и при Ватерлоо. В последней битве Империи он лично ведет Гвардию в последнюю атаку на позиции англичан и получает ранение в руку. После второго отречения Наполеона, Людовик XVIII, не простивший Фриану измены, отправляет его в отставку. Так закатилась звезда одного из лучших дивизионных командиров французской армии.

Имя Луи Фриана можно найти среди 557 имен других генералов эпохи Революции и Первой империи, выгравированных на стенах Триумфальной Арки в Париже.

Титулы

• Граф Фриан и Империи (фр. comte Friant et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 5 октября 1808 года).

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Великий офицер ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Знак Большого Орла ордена Почётного легион (26 декабря 1805 года)

Командор ордена Железной короны (23 декабря 1807 года)

Кавалер военного ордена Святого Людовика (1 июня 1814 года)

Литература

1. Соколов О.В. Армия Наполеона. СПб.: Империя, 1999. С.571.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20070624195918/hronos.km.ru/biograf/bio_f/frian.html Статья о генерале Фриане в словаре К. А. Залесского]
• [www.napoleon.org/fr/salle_lecture/biographies/files/BIOFRIANT_2006.asp Биография Л. Фриана на сайте фонда Наполеона] (фр.)
• [www.souvenir-davout.com/article.php3?id_article=59 Л. Фриан в воспоминаниях маршала Л.-Н. Даву] (фр.)
• [www.histoire-empire.org/persos/friant.htm Р. Уврар о генерале Фриане] (фр.)
• [www.lesmortspourlafrance80.fr/morlancourt%20villelancre/morlancourt.htm Уроженцы Морланкура, павшие на поле брани] (фр.)

Отрывок, характеризующий Фриан, Луи

«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.